Анархия – мать порядка - Александр Шубин

Репрессивная система была лишь одним из элементов махновской администрации. Большой властью на местах обладали коменданты, командиры частей. Попытка «ввести» безвластие, декларированная Волиным на Александровском съезде и в приведенных выше документах, разумеется, не удалась. Район представлял собой прифронтовую зону, был изолирован от страны и насквозь военизирован. В таких условиях речь могла идти лишь о более или менее жесткой форме военного режима. Приведенные выше факты показывают, что на общем фоне гражданской войны махновцы сумели создать относительно демократический режим, хотя и не без авторитаризма, репрессий и злоупотреблений. Главной опорой диктаторских тенденций в махновщине явился социальный слой «людей войны», своего рода «преторианской гвардии», зародившейся, как уже говорилось, еще в 1918 г. Возникновению социального слоя, кормящегося войной и не имеющего другого занятия, кроме войны, — универсальное явление, сопровождающее любой длительный военный катаклизм.

Исследователь махновского движения М. Кубанин писал об этом: «За время империалистической войны и нескольких революций и контрреволюционных переворотов, на Украине образовался широкий кадр людей, выходцев из крестьянства, которые потеряли связь с деревней и в нее возвращаться не могли или не хотели»[504]. Добавим, что в эту среду входили и выходцы из других социальных слоев, включая рабочий класс и интеллигенцию. Вечные бойцы войны и революции не умели жить в мире, они разжигали классовую войну в 1918 г., они ждали окончания нэпа и в 20–е гг., заполнив собой клетки партийной, государственной и общественной бюрократии, они поддержали сталинский перелом.

Во время гражданской войны они были главным горючим материалом военной конфронтации, но и главным строительным материалом диктатур, новой государственности. Не избежала их влияния и «Махновия».

Этой тенденции в махновском районе противостояли многопартийная система, свобода информации, сильное местное и производственное самоуправление. Во многих деревнях были выбраны советы, в других местах их роль играл сход. Крестьянское самоуправление опиралось на вооруженную самооборону. Вооружались и рабочие. В районе разворачивалась культурно–просветительская работа анархистов и меньшевиков: читались лекции, проводились дискуссии, шло обучение грамоте. Театральная секция культпросвета организовывала театральные постановки и танцы, руководила оркестрами, существовавшими в полках и ротах[505].

В районе продолжали действовать профсоюзы, которые вели переговоры об условиях труда и оплаты с администрацией предприятий[506]. В профсоюзы входило 60–70% рабочих[507]. Набатовцы пытались создать синдикалистские профсоюзы (производственные корпорации, полностью контролирующие производство и обмен), но рабочие предпочли более привычные формы организации. Попытки анархо–коммунистов создать городскую коммуну (экономический совет), способную выполнять подобные синдикатам функции, также столкнулась с сопротивлением рабочих, представители которых (видимо, меньшевики) поговаривали о необходимости вернуться к традиционной городской управе и думе. В городах по воспоминаниям Белаша, создавались "«советы вольных городов», управляющие собою на основе личных симпатий и свободного договора»[508].

В Екатеринославе проходили многолюдные политические собрания, в которых участвовали представители различных идеологических направлений. Так 27 ноября в конференции по вопросу «О ближайших задачах экономического строительства» участвовало более 2500 человек. Конференция обсуждала практические шаги по созыву долгожданного «широкого съезда», решение о котором было принято еще в Александровске[509].

«Махновия» воспринимала себя как часть мировой революции. Махно по каналам «Набата» направлял значительную часть золотого запаса армии на помощь анархистским организациям России, Украины, Польши, Грузии, Румынии, Австрии, Франции, Италии и Испании[510]. Несмотря на то, что часть средств терялась в руках недобросовестных лиц, примкнувших к анархистскому движению, эти деньги способствовали расширению анархисткой прессы.

От этих средств сохранился остаток – по утверждению Белаша махновцы спрятали в Дибривках небольшой клад, который затем породил легенду о сокровищах батьки Махно. Однако не стоит обольщаться – речь может идти о компактном объеме, который может легко унести один человек. В 1924 г. за ценностями Махно послал Лепетченко, но он был арестован ОГПУ. Ценности, однако, не попали в руки «чекистов». Еще прежде их изъял Пантелей Каретников, участвовавший в попытках восстановить анархистское подполье в первой половине 20–х гг.[511]. Так что махновские «сокровища» пошли на организационные нужды анархистов, да только не намного их хватило.

А зимой 1919 г. махновцам еще предстояло испытать удар новой, неожиданно пришедшей силы. До Екатеринославщины докатилась волна эпидемии тифа. В обстановке гражданской войны ни о какой организованной борьбе с эпидемией говорить не приходилось. Армия заразилась наполовину — из 75 тысяч болело около 35 тысяч[512]. «Повстанчество превратилось в громаднейший обоз больных…»[513], — сообщал С. Новицкий.

А тут еще на Екатеринослав обрушилась масса отступавших деникинцев, которым махновцы не давали обороняться от наседавшей с севера РККА. Слащев наконец сумел сконцентрировать достаточные силы для удара и рассек махновский фронт. В середине декабря вокруг Екатеринослава разгорелись ожесточенные бои. З. Арбатов вспоминает об отступлении махновцев из Екатеринослава: «Пушки были сняты и галопом увезены, редкая цепь самых преданных Махно людей сдерживала натиск неизвестного противника, и когда силы ослабели, махновцы вскочили на поджидавших их коней и бешено умчались из города»[514]. «Последним ушел Махно, и минут 10 спустя по той же самой Садовой, по которой, оставляя город, с трудом сдерживая горячего коня, спокойно проехал Махно, показались верховые с офицерскими погонами на плечах»[515]. Махновцы пытались контратаковать, но сил у них оставалось мало. Перевешав на деревьях оставленных махновцами тифозных больных и разграбив все, что еще можно было, слащовцы оставили город. В Екатеринослав вошла Красная армия.

Таким образом завершился период существования махновского района в тылу деникинской армии. В этот период сохранялись основные черты режима и его политики, которые наблюдались уже в первой половине 1919 г. В силу военных обстоятельств махновцы получили дополнительные возможности для социального эксперимента в городах. В результате возник своеобразный «рыночный социализм», который удовлетворял интересам части рабочих и большинства крестьян. Социально–политические противоречия разрешались в рамках многопартийной системы, сдерживавшей неизбежное в условиях гражданской войны нарастание авторитаризма. При всех недостатках, эта система обеспечила относительно эффективное решение военных и социальных проблем, насколько это было возможно в условиях войны и изоляции от других регионов страны.

Глава VI

Своя игра

В октябре Красная армия перешла в наступление против Деникина. Белая армия отходила, в отчаянии расстреливая оставшиеся снаряды по крестьянским хатам. Махно не без оснований считал, что во многом крушение белого движения — заслуга его повстанческой армии: «Золотопогонники чуть было не вошли в Москву, и если бы не повстанцы, то над революционной Россией уже давно развевался бы трехцветный самодержавный флаг»[516].

Но благодарности не было. 11 декабря 1919 г. Реввоенсовет республики издал приказ Южному фронту о борьбе с «партизанщиной». Партизаны могли быть приняты в РККА только после переформирования и под новым командованием. Мотивируя суровое отношение к партизанам в докладе VII съезду советов, Троцкий утверждал: «Исключительно быстрый темп наших неудач на Украине объясняется теми же причинами, что и темп наших успехов: крайней неустойчивостью украинской почвы… И если мы позволим украинскому партизанству застояться в надежде, что из него сложится украинская армия, мы во второй раз погубим Советскую Украину – на этот раз надолго». Это касается не только украинского партизанства, но и партизан Северного Кавказа и Сибири. Но в первую очередь – махновцев, которые после поражения Деникина станут «смертельной опасностью для рабоче–крестьянского государства»[517]. Никакого чувства благодарности к махновцам за помощь против Деникина быть не может.

Разработанный на основании махновского опыта приказ 11 декабря был распространен и на Сибирь, где, по словам члена Сибревкома В. Косарева, «дело пахло Украиной», так как среди партизан много анархистов и эсеров[518].