Анархия – мать порядка - Александр Шубин

Авторы, следующие за коммунистической традицией описания этих событий некритически, ссылаются на «крайне неустойчивые политические позиции»[525] Тряпицына, но не объясняют, в чем состояла эта «неустойчивость». Тряпицын был анархистом и сторонником советов. Его разногласия с коммунистами касались либо задач, которые придется решать после войны, либо тактических вопросов, прежде всего темы «буфера».

В это время по инициативе РКП(б) началось формирование «буфера» между Советской Россией и Японией, каковым должна была стать формально независимая Дальневосточная республика (ДВР). Это была уступка, аналогичная Бресту, и Дальний Восток, таким образом, стал аналогом Украины.

ДВР должна была строиться на многопартийной основе. Гражданская война в Приморье на время прекратилась, партизанские отряды вошли в города и сосуществовали с остатками белых сил. Для коммунистов многопартийность была вынужденным возвращением к началу 1918 г. Казалось, что такая система власти удовлетворит государства, господствующие на Тихом океане, и Советская Россия будет спасена от необходимости воевать на два фронта. Японцы рассматривали сложившуюся ситуацию через призму задачи закрепиться на Дальнем востоке. «Буфер» под контролем левых сил их не устраивал, им нужно было марионеточное прояпонское правительство.

Особенно японцев интересовал Сахалин, северная часть которого принадлежала России, и его административная столица Николаевск–на–Амуре. «Выманив» партизан в города, японцы завершали подготовку к удару по красным на Дальнем Востоке. 7 марта японский флот подошел к Сахалину. В ночь на 12 марта японцы внезапно напали на армию Тряпицына, вероломно нарушив соглашение о нейтралитете. Из–за применения японцами зажигательных ракет в деревянном Николаевске возникли пожары. Тряпицын был дважды ранен в ногу. В этой обстановке командир Рогозин расстрелял заключенных тюрьмы.

Натиск японцев удалось отбить, к 15 марта их батальон был уничтожен. В плен попали 128 японцев, в основном – обслуживающий персонал оккупационных сил, в том числе женщины из публичного дома. Здесь историки обычно сообщают, что «пленных японцев по приказу Тряпицына расстреляли» [526]. Однако это произошло далеко не сразу, а через полтора месяца, в новых условиях.

После этого инцидента Тряпицын по радио стал выступать против перемирия с японцами, предупреждая, что они могут нарушить его в любой момент и устроить резню. Тряпицын выступал и против идеи «буфера», который дает возможность белым готовить вероломное нападение вместе с японцами. «Злопыхатели много времени спустя будут обвинять уже мертвого Тряпицына в подстрекательстве к войне с Японией. К сожалению, апрельские события подтвердили правоту Тряпицына и его штаба»[527], — комментирует Г. Левкин. Предупреждения Тряпицына вызвали у лидеров коммунистов раздражение – ведь и в РКП(б) на Дальнем Востоке было немало противников как «буфера», так и переговоров с японцами, которые могли оказаться ловушкой. Агитация Тряпицына могла «сорвать игру».

Тряпицын не убедил лидеров приморских большевиков. Многим из них это будет стоить жизни. «Игру» сорвали японцы. В ночь на 5 апреля, в разгар переговоров о выводе японских войск с Дальнего Востока, японцы начали резню красных на Дальнем Востоке – Николаевск был только репетицией. Погибло более 7000 человек, в том числе лидер приморских партизан Сергей Лазо.

22 апреля, выстраивая армию ДВР после первого японского удара, главком Генрих Эйхе назначил Тряпицына командующим Охотским фронтом, в зону ответственности которого входил и Хабаровск. Это показывает, что красное командование рассчитывало, что именно армия Тряпицына, как лучше всего сохранившаяся после удара японцев, будет наступать на Хабаровск.

Но японцы не были намерены отдавать Тряпицыну инициативу и высадились под Николаевском. Естественный путь отступления для него был в сторону Хабаровска, но тогда на Амуре армия Тряпицына была бы зажата с двух сторон – от Хабаровска шли японские канонерки с десантом. Комфронта находит остроумное решение – отступать на реку Амгунь, впадающую в Амур. Таким образом, фронт красных располагался близ Николаевска, сковывая японцев, тыл располагался в селе Керби – достаточно далеко от Николаевска и от моря, что исключало его быстрый захват японцами. Но в случае поражения Охотского фронта все равно оставалась возможность отступать на занятый красными Благовещенск. Во всех отношениях удачная позиция, если бы речь шла только о войне с Японией.

В канун отступления из Николаевска обострились конфликты среди партизан. По доносу командира Биценко были арестованы комиссар горных дел И. Будрин, председатель Николаевского горсовета Б. Любатович и их «сообщники», обвинявшиеся в подготовке переворота. За неповиновение боевым приказам был арестован также партизанский командир Г. Мизин. Тряпицын и другие члены трибунала поверили Биценко, арестованные были приговорены к тюремному заключению, но перед эвакуацией все заключенные были расстреляны. Позднее, уже после гибели Тряпицына, выяснилось, что Биценко – провокатор белых. Этот инцидент сыграл трагическую роль в судьбе самого Тряпицына – он считал, что разоблачил заговорщиков, и с тыла ему ничего не угрожает.

Чтобы не дать японцам возможности создать в Николаевске удобную базу, Тряпицын приказал 1 июня сжечь город, эвакуировав население в Керби. Такое поведение в стиле 1812 г. значительно снизило ценность Николаевска для японцев. Шокирующее воздействие на Японию произвело другое решение Тряпицына – перед отходом из города захваченные в плен подданные Японии были расстреляны. Страна восходящего солнца была шокирована, Северная экспедиция повернулась к ней жутким лицом террора. Тряпицын поступил с японцами (правда, не совсем уж мирными, учитывая, что они в большинстве своем прибыли для обеспечения агрессии и участвовали в боях) также, как японцы привыкли поступать с русским населением Дальнего Востока. Так, 22 марта 1919 г. японцы сожгли село Ивановка вместе с 257 жителями[528]. И это – только один из случаев. Характерно, что Колчак призывал своих командиров брать пример с японцев в этом вопросе. Так что действия Тряпицына были обыденностью Гражданской войны. В дальнейшем японцы использовали факт расстрела японских подданных в дипломатических целях. На это было несложно отвечать – японцы действовали еще хуже. Но дипломаты ДВР некоторое время с уважением относились к этой претензии Японии, что ставило их в нелегкое положение. Почему? Мы еще вернемся к этому.

Население отправилось в Керби на пароходах, а армия отходила по болотистой местности и измоталась. Обострились конфликты. Тряпицын расстрелял одного партизана за то, что тот съел неприкосновенный запас шоколада. Второй участник этого «пира» сбежал в Керби, где стал рассказывать, что Тряпицын сеет террор по Амгуни. В Керби было много недовольных Тряпицыным – эвакуированные жители не могли простить ему сгоревшего имущества, бойцы отряда сахалинцев, среди которых было много бывших каторжников, были недовольны наведением дисциплины…

Тем временем командир И. Андреев не выполнил приказ об атаке против японцев. Андреев был белым офицером, в феврале 1920 г. перешедшим к Тряпицыну во время штурма Николаевска – чтобы не погибнуть. Теперь Тряпицын приказал его арестовать за невыполнение боевого приказа и отправил для этого командира отряда сахалинцев С. Бачеева. Но тот не стал арестовывать Андреева, а предложил вместе выступить против террора Тряпицына. Тряпицын со своей гражданской женой и по совместительству начальником штаба Н. Лебедевой (эсеркой–максималисткой) в это время на катере отправился в Удинск. Он оказался вдали от основных сил своей армии. Тут его 1 июля и настигли заговорщики. Тряпицын, Лебедева, а затем и другие командиры армии, находившиеся в тылу, были арестованы. Но что делать дальше? Ведь командиров, арестовавших Тряпицына, могли обвинить в мятеже. Тут и возник остроумный план имитировать судебную расправу над Тряпицыным и таким образом заручиться поддержкой красного командования, которое и так относилось к анархисту с недоверием.

«Суд» состоял из 103 жителей Николаевска, эвакуированных в Керби, жителей этого села, которые судили о конфликте по слухам, и командиров–врагов Тряпицына. Защищать Тряпицына никто не решился – можно было присоединиться к «подсудимым».

Этот «суд линча»[529] 9 июля приговорил к расстрелу Я. Тряпицына, Н. Лебедеву (ей не было предъявлено конкретных обвинений, не спасло ее и то, что она была беременна), председатель Сахалинского облисполкома Ф. Железин (коммунист, к которому у партизан–сахалинцев было много претензий за стремление навести порядок в полууголовной вольнице) и еще 4 командира (два коммуниста, анархист и беспартийный).