Алеет восток - Владислав Олегович Савин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это Чан и всякая милитаристская мелочь – царьки. Потому что за душой у них нет ничего, кроме собственной мошны. А он, Мао, сумел дать крестьянскому классу Идею! Верно, что и в Особом районе над крестьянами были помещики – для удобства сбора налогов, не к каждому же мелкому хозяину с военным отрядом приходить? И налоги были больше, чем в остальных провинциях. Но зато «красный помещик», будучи по существу управляющим, а не владельцем, не имел права по своей воле согнать крестьянина с земли, не мог отнять у него всё. А крестьянин мог уйти из деревни и стать сначала бойцом НОАК, а затем партийным функционером. И эти функционеры были равны с крестьянами перед революционным законом – пожалуй, у них было даже больше шансов быть расстрелянными «за неправильные взгляды». Вот отчего народ (и не только в Особом районе!) шел за коммунистами. А число перебежчиков из воинства Чан Кай Ши в НОАК намного превышало движение в обратную сторону. Ну а жестокость, даже по отношению к своим соратникам, это неизбежный атрибут китайской власти, проверенный тысячелетиями: недостаточно жестокие правители – долго не жили!
Кто главный враг сейчас? Чан Кай Ши не вызывал уже у Мао интереса – как политический труп. Японцы поднимутся нескоро, американцы далеко, все прочие белые дьяволы из Европы очень сильно ослаблены. А вот русские, волей судьбы ближний сосед, оказались неожиданно сильны – и опасны, не только мощью своих войск!
Так устроена жизнь – пока дети не выросли, они живут в родительском доме, послушные воле главы семьи. Возмужав, они требуют себе долю от семейного надела и строят свой дом. Единство Китая все века держалось на сильной центральной власти – когда же она слабела, провинции разбегались в стороны в мятежах. Именно потому плавания Чхэн Хэ остались эпизодом – в заморской колонизации не было смысла, если даже британцы так потеряли свои американские колонии? А вот у русских все было иначе – Мао не понимал, отчего даже вольные ватаги беглецов в Сибирь от гнета московского царя, осев на новых землях и обложив данью местное население, вместо того чтобы отложиться, слали царю собранный ясак с просьбой включить эти земли в состав государства Московского и прислать воеводу с ратными людьми? И если эти русские сейчас, нагло захватив Маньчжурию, явно не собираются оттуда уходить, и даже Пекин под вопросом, отдадут ли – то, что они сделают с Китаем дальше?
И это – вопрос выживания китайского народа! То, что советские не убивают китайцев, а всего лишь сгибают под себя, еще страшнее! Этого не понимает Гао Ган, в ненависти к Чану ставший русской марионеткой. Но это отчетливо видит он, Вождь Мао! И неважно, что русские пока что сильны, а Китай слаб. Главное, что он, Мао, сделал свой выбор и видит, куда ему вести свой народ!
Так что Сиань, древнейшая столица Китая в течение Тринадцати Династий, где сидел сам Великий Император Цинь Ши Хуанди, была достойным местом для правителя! В войну город бомбили японцы, здесь прокатились и сражения Смуты, но сохранилось еще много строений, помнящих древних императоров: величественные городские стены с башнями и воротами, Большая пагода диких гусей, Малая пагода диких гусей, Большая Мечеть в мусульманском квартале, Колокольная и Барабанная башни – с которых подавались сигналы жителям, утром вставать и приступать к работе, вечером расходиться по домам и запирать двери. Народ любит пышность – как и жестокость. Подобно тому, как на главной площади собирались толпы, посмотреть на зрелища – выступления циркачей и публичные казни.
Размышления Мао прервали сигналы тревоги – удары железной палкой по подвешенному рельсу. Высоко в небе появилась маленькая точка, оставляя за собой след, – летел самолет. Со времен японских бомбежек жители Сиани не забывали о воздушной угрозе, защищаясь самым простым и доступным способом – по сигналу прятались в подвалах и погребах. Хотя многие продолжали заниматься своими делами – ведь гоминьдановцы Сиань не бомбили? Однако в последние дни над городом часто замечали чужие самолеты, и кто-то вспоминал, что американцы сделали с Токио и Хиросимой. Им возражали, а за что янки быть злыми на нас, мы ведь их не трогали, как японцы в Перл-Харборе? Да, мы воюем с Гоминьданом, который вроде как их союзник, – но ведь в войну с Японией американцы прилетали и к нам, и даже привозили свои дары!
От самолета отделилась точка – бомба, нет, контейнер, раскрылся парашют! Как американцы сбрасывали снабжение там, где не могли приземлиться. На улицах началось оживление, люди смотрели в небо, прикидывая, где груз упадет на землю, – а если упаковка порвется, и кто-то успеет первым, и сумеет набить карманы и мешок, пока не прибегут солдаты? Кажется, американцы называют это гуманитарная помощь бедным нуждающимся странам – да ведь было, три года назад, в провинции Юннань, когда там был голод, то американские самолеты точно так же бросали мешки с едой![28]
Мао медлил. Недостаток образования (начальное, и незаконченное среднее) компенсировался у него инстинктивным чутьем на опасность. Которому он привык безоговорочно доверять – и сейчас оно вопило, прячься, уходи! Пусть нет никакой видимой угрозы – даже если это бомба, она упадет не сюда, а сильно в стороне. Ну а если там, например, японские бациллы – как американцы в свое время травили болезнями индейцев? Во дворце крепкий подвал, оборудованный под бомбоубежище (не будь его, Мао бы тут не поселился). И дверь туда совсем рядом – так что вреда не будет!
Он уже вошел в подвал и спускался по лестнице, когда все вокруг залил нестерпимо яркий и жаркий свет, вливавшийся даже в щели. А затем свод, стены, ступени содрогнулись как от землетрясения. И пришел звук, который нель зя передать словом, иначе как «сила звука превращается в звучание силы». Мао полетел вниз головой по лестнице,
