Алеет восток - Владислав Олегович Савин

объявлением «сражающейся Германии» кем-то вроде нашего союзника, юридически исчез объект для мести, и наши войска формально находились не на вражеской, а на союзной территории, будущей ГДР. В-третьих, практика, когда трофейное имущество использовалось как своего рода «наградной фонд» для отличившихся офицеров, а также для обустройства советских военных учреждений, была общепринятой – или члены трибунала считают, что тот «эшелон с мебелью, предметами искусства и прочим ценным имуществом» предназначался исключительно для моей личной дачи?! И не надо далеко ходить за примерами – после дальневосточной войны сорок пятого года многие офицеры армии и флота носят наградные японские мечи, хотя эта практика была поначалу чистой самодеятельностью товарищей Василевского и Лазарева, и узаконена лишь после.

Мои ответы трибунал не удовлетворили. Больше того, как я понял из замечаний членов суда и вопросов, задаваемых мне и товарищам Сидневу, Бежанову, Клепову, проходившим свидетелями, меня и других подозревают не в банальном присвоении трофеев, а в ведении провокационных разговоров, ставящих под сомнение роль товарища Сталина в Победе, попытках посредством подкупа «трофеями» создать круг офицеров, преданных лично себе, и в замышлении, ни больше ни меньше, государственного переворота! Тон разговора, вернее допроса, становился таким, что я ожидал, сейчас вызовут конвой. Но вместо этого было:

– Вы можете привести хоть какие-то обстоятельства в смягчение своей вины, товарищ Жуков? (Хорошо хоть пока «товарищ», а не «гражданин».)

– Обстоятельства есть. Товарищ Жюков все же один из лучших полководцэв Советского Союза, в отличие от всяких там Тухачевских.

У Сталина в последние годы появилась привычка незаметно входить, прислушиваться к разговору и вступать с замечанием в самый неожиданный момент. Иосиф Виссарионович занял свое место в президиуме, не говоря больше ничего. Но меня быстро отпустили, задав еще несколько малозначащих вопросов.

А после заседания секретарь мне передал:

– Товарищ Жуков, вам назначена встреча с товарищем Сталиным, через полчаса. Машина ждет.

И задал Иосиф Виссарионович мне первым делом один вопрос:

– Разговоры вел? Честно отвечай.

Врать товарищу Сталину вот так, с глазу на глаз, было нельзя. И оттого, что ложь он чувствовал инстинктивно, и потому, что если все-таки кому-то удавалось соврать, и это после становилось известно, то такой человек навсегда становился в глазах Сталина абсолютно конченным, не имеющим права ни на доверие, ни на уважение. Были разговоры, но на уровне трепа за бутылкой. Ну как в армии, «плох тот солдат, кто не мечтает стать генералом» – и не секрет, что даже летехи могут после боя рассуждать, «а вот если бы я командовал полком, то сделал бы так». Но чтобы всерьез?

– Ну и дурак, – сказал Сталин, – не за то, что разговоры были. В будущем, наверное, целый жанр придумают, «альтернативную фантастику», где такие вот летехи станут изощряться, «а окажись я на месте Кутузова»? А за то дурак, что не подумал, что кто-то твои разговоры может принять всерьез. Это не про абакумовских орлов, а про таких, как Кириченко – не забыл, что в Киеве было в сорок четвертом? Взаправду ведь хотел, «Украина це доминион», ну а дальше… Вот помру я – сколько мне осталось, пять лет, десять, пятнадцать – и начнется, кому «на трон» сесть? Что из этого выйдет для СССР – да ничего хорошего! Тобой, дураком, как пешкой играли, не на «заговор», а на завтрашний день, когда меня не станет, за кого ты будешь тогда?

А пока придется тебе в наказание, на фронт, на войну, из Москвы подальше. Когда вернешься с победой, поговорим.

Снова война – с кем, где? Что ж – мой долг, как советского полководца, состоял в защите государственных интересов СССР от любого внешнего врага, посмевшего на них посягнуть. Да и не так страшен враг, как трибунал, – а напугать нас, прошедших фронт Великой Отечественной, очередным локальным конфликтом было невозможно. Мы не хотели войны, но и не боялись ее. И если кто-то решил, что может говорить с нами с позиции силы, претендовать на наши земли, добиваться политических уступок – пусть не обижается, когда после не соберет своих костей!

В то время СССР не вел никакой большой войны. Однако на границах было неспокойно. Очаг войны зрел в Палестине (вспыхнет пожаром через семь лет, в 1955 году). Турция, после Иранского конфликта позапрошлого года, составляла планы реванша – военный психоз в Анкаре, «вернем Проливы», далеко зашкаливал за былое французское «вернем Эльзас и Лотарингию», что как известно, завершилось Первой мировой войной. И главное, уже три года возле наших границ пылала разрушительная гражданская война в Китае. И если партия, правительство и лично товарищ Сталин решили, что налицо угроза для безопасности СССР – значит, я сделаю все, чтобы враг был разбит, и мир возле наших рубежей был восстановлен!

Сталин подошел к стене, отдернул шторку, под которой была карта. Китай. Знакомые места.

– Товарищ Жуков, у нас есть все основания полагать, что в течение ближайшего года-двух произойдет прямое нападение на территорию нас и наших друзей. Или случатся некие события, потребовавшие нашего вмешательства. В любом случае ваша задача – обеспечить соблюдение государственных интересов СССР. И неприкосновенность советской территории. Нас категорически не устроит победа Чан Кай Ши. Но нам не нужна и победа Мао.

Я был удивлен. Современному читателю трудно это понять, но в те годы мы с большим вниманием и сочувствием следили за героической борьбой китайского народа против японских агрессоров и империалистических колонизаторов. Товарищ Мао казался нам китайским «Ильичом». Конечно, мы знали о разногласиях между Мао и Гао Ганом, но считали это сугубо внутрипартийными противоречиями КПК – Мао Цзе-дун выступал за скорейшую мировую революцию, призывая едва ли не к войне со всем капиталистическим миром, а Гао Ган уделял основное внимание закреплению на уже достигнутых позициях, социалистическому строительству в Народной Маньчжурии. Пожалуй, тогда Мао это китайский Троцкий! Ну а Гао Ган, как товарищ Сталин, взял курс на победу социализма в отдельной стране. А если вспомнить, чем подобные разногласия завершились у нас, и сопоставить с известным фактом, кому сейчас идет подавляющая часть советской помощи…

– Разрешите вопрос, товарищ Сталин? Мы собираемся вмешаться в китайскую гражданскую войну?

Иосиф Виссарионович чуть помолчал, затем ответил:

– Мы вынуждены вмешаться в китайскую гражданскую войну. Белокитайская сволочь во главе с Чан Кай Ши прикрывается лозунгами национально-освободительного движения, но объективно является марионеткой американских империалистов. Их победа приведёт к продолжению закабаления Китая, хотя выгодоприобретателем при этом будут исключительно США. В то же время китайские коммунисты скатываются в оппортунизм и национализм. В Особом районе сохраняется помещичье землевладение, с крестьян дерут три шкуры, «как даже японцы не брали». Мао, на словах ратуя за мировую