Алеет восток - Владислав Олегович Савин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генерал-майор Цветаев Максим Петрович.
Северо-Восточный Китай. Июль-август 1950 г.
С Победы мы так в Маньчжурии и застряли. Солдаты демобилизуются – мы остаемся. В войну нормой было, что командир машины это сержант, а офицер-летеха уже взводный – теперь в тяжелом батальоне даже мехвод ИСа с погонами мамлея не редкость, а про командиров ясно и так. Цвет армии, фронтовики, кто в кадрах добровольно остался – кому-то просто некуда было на гражданку идти, кто-то к военной службе привык. Домой хочется, на север, за Амур – а нельзя! Здесь Харбин и пара других городов на северной КВЖД еще на Россию похожи, и в Порт-Артуре флотские обживаются капитально, – а прочая китайская провинция, это такая дыра! Ладно, военный городок для нас китайцы построили, и полигоны оборудовали для боевой подготовки. А соцкультбыт, это в Харбине, только там и отдохнешь. Ну а если в Союзе побывал, будут на тебя с белой завистью смотреть не меньше полугода!
В сорок восьмом реформа была – теперь мы не бригада, а полк, ну а танковые и мехкорпуса в дивизии переформировали. А по технике все так же – в полку те же три батальона по двадцать машин (и одна у комбата), три полка – дивизия. В нашем 56-м гвардейском тяжелом танко-самоходном полку два батальона самоходок (по 21 СУ-122-54), тяжелотанковый батальон (21 танк ИС), батальон мотострелков на БТР-40 (у соседей в Шестой гвардейской танковой уже более новые и вместительные БТР-152), дивизион «катюш», причем новых, с трубами, а не рельсами, называется «Град-1», зенитный дивизион, разведрота, инженерно-саперная рота. При этом мы получили штаб и тыловые службы по дивизионным штатам – подумали, что для упрощения нашего развертывания в дивизию в случае войны, поскольку на Дальнем Востоке отчетливо пахло порохом.
Но уже на летних маневрах 1948 года мы взаимодействовали с двумя танковыми полками Корейской Народной армии, официально это называлось «дивизионной группой», а по факту полноценная дивизия. Не забыли у нас жестокие уроки 1941–1942 годов, когда наши танковые части, механически собранные в кучу, терпели поражения из-за неслаженности и нехватки внешне незаметных штабов, служб тыла и связи! Штат у корейцев был, как у нас, техника – в каждом полку 65 Т-54. А весь комсостав, начиная с ротных, укомплектован нашими, советскими корейцами, родом с Дальнего Востока и Средней Азии, хотя встречались и такие «корейские» физиономии, что при одном взгляде на них становилось ясно – Рязань-матушка! Командовали же полками боевые офицеры, прошедшие всю войну – комполка-1, полковника Туманова, я даже знал еще по Первому Белорусскому, за Вислой встречались, затем на Зееловском плацдарме, он тогда комбатом был, 9-й танковый корпус в составе Третьей Ударной. И комполка-2, подполковник Богачев, тоже фронтовик – Ленфронт, Прибалтика, Кенигсберг. Стало ясно, что все не так плохо, как я подумал поначалу – особенно после маневров, действия корейских танкистов меня приятно удивили, примерно наш уровень лета 1942 года, что для людей, три года назад впервые в жизни увидевших танки, не говоря уже о хотя бы шапочном знакомстве с многотрудным искусством танковой войны, очень немало.
– Так корейцы, Максим Петрович, и вояки куда лучше китайцев, и по образованию, технической грамоте, им фору дадут, – сказал Туманов, – а до взводного уровня и с нами вполне могут сравниться! В целом же не гвардейцы, но и не совсем желторотики – примерно как мы перед Сталинградом. Справятся, если на подхвате!
По мне, корейцы как солдаты – на немцев похожи. Усердие на тренировках, образцовая дисциплина, идеальное соблюдение уставов, вооружение и имущество берегут, ну а порядок в расположении такой, что не только наши старшины, но даже немецкие «камрады»-инструктора были поражены. Но оборотная сторона – держась устава, не умеют импровизировать. Особенно отличались этим младшие офицеры японской выучки – даже наизусть вызубрив «Тактику в боевых примерах», они неважно действовали самостоятельно. Зато с нашим комсоставом – выше всяких похвал!
На учениях ПВО корейские зенитчики сумели сбить 16 из 20 целей, имитировавших атакующие «Мустанги». Наши бросились перенимать опыт – и увидели, на тренировках корейцы ставили на станок ЗУ-23 спарку МГ-34, сберегая ресурс зениток, подвешивали на дерево уменьшенные в 30 раз бумажные силуэты американских самолетов и сносили их с трехсот метров; потом задача усложнялась подвешиванием вперемешку изображений наших и американских машин, чтобы сбить врага, не задев своих[24]. Таким образом, они доводили свои навыки до стопроцентного автоматизма – и шлифовали после уже с 23-мм автоматами.
Позже эти качества зенитчиков дивизии очень выручат нас в бою у Чаоцу. А тогда – это казалось нам одним из результатов «работы над ошибками» по итогам сорок первого года. В войсках насаждался культ боеготовности, «нас не застанешь врасплох». По условленному сигналу всю дивизию могли поднять и выдернуть с места дислокации, уходя от условного ядерного удара или массированной бомбардировки. А в зоне досягаемости тактической авиации вероятного противника особое внимание уделялось ПВО – в отличие от территории и гражданских объектов, в мирное время не прикрываемых, не менее трети войсковых зенитных средств были постоянно развернуты на позициях и готовы к открытию огня. Также проводились учения по выполнению задач в условиях применения противником химического и бактериологического оружия (очень нелюбимые личным составом – бегать в противогазе и противоипритовом костюме).
Уже на летних маневрах 1949 года корейцы показали уровень, как у нашей бригады второй половины 1943 года, почти что гвардейской. Если мы на учениях стреляли из штатного вооружения, то корейцы додумались до стволиковых стрельб, применяемых на флоте, – когда в ствол пушки вставляется вкладыш для малокалиберного снаряда, японских 20-мм патронов было на складах завались. И некоторые из корейских экипажей на «экзамене» со стрельбой боевыми сумели повторить наш фирменный номер – с километра попасть бронебойной болванкой в катящуюся бочку, спущенную по склону!