Гномики в табачном дыму - Тамаз Годердзишвили

— Как включу зажигание и подам знак — подналягте спереди.

Мы с Зурабом стали у фар, на Георгия и не взглянули. Он сосредоточенно дымил сигаретой.

Едва Гогия включил передачу, машина дрогнула, словно взбрыкнула, и вышвырнула из-под себя камни.

— Какого черта дуришь? Чтоб тебе!.. — взревел Гогия.

— Успокойся, Гогия, сейчас и Георгий поможет, справимся общими силами.

Георгий только косо поглядел на нас.

— Чего смотришь, чего! — взорвался Зураб. — Может, всерьез воображаешь себя начальником! Вставай, изволь помочь. Или вымараться боишься?!

— Когда я камни тащил…

— При чем тут камни?! — Я, конечно, понимал, не спустит он нам того, что заставили его тащить два камня. — Ты и в институте был таким! Всегда норовил пристроиться в месткоме или где-нибудь на руководящей работе.

— Я?! — изумился Георгий, да так искренне, что я чуть не усомнился в своих словах.

— Да, ты! Будто не знаешь! Пять лет вместе проучились, знаем, кто чего стоит, кто на что способен. И кто назначил тебя руководить экспедицией, тоже не секрет. Помолчим лучше об этом…

— Вы просто завидуете мне. Всегда завидовали. И почему знаю.

Спокойный тон Георгия взбесил нас. Зураб побагровел.

— Почему? — спросили мы одновременно.

— Потому что директор мне дал разрабатывать тему…

Мы расхохотались. Так хохочут только от злости.

— И потому еще… — Георгий нарочно тянул, — потому еще, что Тинико выбрала мою экспедицию.

— Еще раз упомянешь имя Тинико, и клянусь… — Я задыхался от ярости.

— Говоря об экспедиции, тебе следует употреблять слово «наша», а не «моя», — наставительно указал Зураб.

Я всегда поражался его прямоте и точности.

— Это все равно.

— Ошибаешься, — возразил Зураб.

— Двиньте-ка друг друга! Чего там! — развеселился Гогия. Подождав, он спокойно предложил: — Давайте все вместе наляжем спереди.

Машина уже стояла на камнях. Гогия осторожно влез в машину. Мы были так обозлены и возбуждены, что одним усилием вытолкнули машину из колеи.

Гогия утер взмокший лоб.

— А теперь — закурим.

Мы дружно задымили.

— А теперь — едем, — сказал опять-таки Гогия и запел, усевшись за руль.

Километров через сорок мы оказались на заречной стороне, у того самого места, где заилило брод. Проехали так близко, что увидели на другом берегу след нашей машины.

— Из-за этих двадцати метров пятьдесят километров промучились, — зло бросил Гогия и снова запел.

Я заметил: когда мы ссорились или были расстроены чем-нибудь, он начинал петь. Миновав станицу Удобная, увидели указатель-стрелу: «Станица Отрадная 10 км».

Дорога лежала через кукурузное поле. По обеим сторонам работали колхозники, не поднимая головы на шум машины. Комбайн срезал кукурузные стебли. Там и сям возвышались силосные башни, похожие на высокие сванские дома-мачуби.

Дорога заметно сузилась, и людям приходилось отступать в заросли кукурузы, чтобы не угодить под колеса Но дорога была прямой, и Гогия гнал машину вовсю. Далеко впереди появилась движущаяся точка. Точка быстро увеличивалась, и вскоре мы различили двуколку, которую мчал гнедой конь. В двуколке находились женщина и мужчина, исступленно хлеставший коня. Отчетливо долетали его нетерпеливые окрики.

Мужчина и не думал уступать дорогу. Гогия резко затормозил. Конь вздыбился, едва не перевернув двуколку.

— Видишь, машина идет, не можешь съехать на обочину?! — налетел Гогия на возницу.

Тот стремительно соскочил на землю и подбежал к нам. Грудь и колени его были в крови.

— Жена помирает! Конь выдохся! Будь другом, довези ее до больницы! — он обращался к Гогии.

— До Удобной рукой подать..

— В Удобной хирургического отделения нет; и в Отрадной нет. В Шедок надо везти. Прошу, очень прошу, а то поздно будет.

Гогия вопрошающе посмотрел на Георгия, выскочил из машины и вместе с незнакомцем кинулся к двуколке. Георгий побежал за ними.

Пока они переносили женщину, Зураб развернул машину, потом снял с себя плащ, шерстяной свитер и постелил. Я тоже снял плащ и, свернув, подложил ей под голову. Подняли брезентовый верх.

Белая повязка на голове женщины пропиталась кровью, а кровь все сочилась.

Мужчина ошалело бегал взад-вперед и, глотая слова, все просил и объяснял:

— Прошу вас, как братьев прошу: отвезите ее в Шедок. Я не могу ехать. Комбайн не могу оставить — на три дня послан в этот колхоз. Из-за дождя кукурузу еще не убрали. Надо кончить сегодня и назад воротиться. Я позже приеду в Шедок.

— Что с ней? — спросил Зураб, устраивая женщине изголовье.

— С силосной башни упала, головой прямо о камень.

— О камень? Здесь — камень?

— Да, надо же было — о камень! Прошу вас, не мешкайте. А дорогу знаете? Вон там — брод…

— Брод? — Гогия насторожился.

— Сразу за деревней речка, и недалеко бро… — Человек осекся, хлопнул себя по лбу. — Нет, там не переедете. Дня два назад грузовики увязли, придется объехать… Очень прошу… Придется объехать!

Машина тронулась. Мужчина бежал за нами, давая последние указания.

Женщина стонала и металась.

Георгий раскрыл карту.

— Если переедем через реку…

— Не переедем! — отрезал Гогия.

— Если переедем через реку, то снова придется въезжать на ту гору, зато меньше ехать — километров двадцать, а если в объезд — все восемьдесят, — высказался Георгий.

Машину сильно потряхивало. Нам это было нипочем, но обессиленная женщина не могла удержать голову. Зураб положил голову женщины себе на колени и обхватил ее за плечи. Она вырывалась, стонала, просила воды.

— Не проедем восемьдесят километров, истечет кровью.

Я положил руку на окровавленный лоб женщины. Она пылала. Остановил машину у родника и, смочив платок, вытер ей лоб.

— Почему бросил меня?! Бессовестный! — кричала женщина в бреду, разрывая одежду на груди, и снова просила воды.

— Нельзя пить, нельзя! — успокаивал ее Зураб, но женщина не слышала его и все кричала:

— Уходи, обманщик, убирайся! Пить!

Проехали станицу Удобную, вдали заблестела речка. У брода Гогия нажал на акселератор, и машина врезалась в топь. Округлив глаза, Гогия напряженно смотрел вперед. Машина медленно теряла скорость, но противоположный берег становился все ближе. И тут машина наскочила на здоровенный валун под водой и круто развернулась. Гогия крутанул баранку, скорость упала, и колеса забуксовали. Георгий спрыгнул в воду, я тоже.

Гогия включил задний ход; он действовал быстро, умело, точно. Не выпуская баранки, одной ногой упираясь в дно, он вместе с нами подталкивал машину. Нечеловеческим напряжением сил достигли наконец берега. Гогия остановил газик, утер с лица пот. Мы скинули сапоги, вылили из них воду, отжали носки.

Женщина притихла, бессильно припав к груди Зураба, сознание не возвращалось к ней.

— А вдруг умрет, а? — испугался Гогия и тронул машину.

— Быстрей, Гогия, быстрей! Довезем живой, не бойся! — ободрял я Гогию.

Стремительно пронеслись мы через кукурузное поле и въехали на злополучную гору. Машина уверенно ползла вверх. Главное было теперь — не потерять скорость и не угодить в колею от грузовиков. У последнего поворота мы с Георгием стали у края обрыва, подстраховывая машину.

— Давай, родная, не подведи, видишь, какое дело, не позорь перед людьми, давай, давай! — вслух уговаривал Гогия свою машину, не обращая на нас внимания.

Когда мы выбрались наконец на ровную дорогу, до Шедока оставалось всего километров десять.

Гогия сбавил скорость, отер пот и сказал довольный:

— Хорошая машина. У хорошего водителя всюду пройдет.

Женщина снова застонала и заметалась. Ее стала бить дрожь.

— Потерпи, вот-вот доедем, потерпи! — кричал измаранный кровью Зураб, всеми силами пытаясь удержать женщину, но та рвалась из рук и кричала:

— Пусти! Пусти!

Шедок — райцентр. У въезда в город арка, а на ней крупными белыми буквами: «Приветствуем образцового водителя!» Дорога за аркой до того разъезжена и разбита, что водитель поистине должен быть образцовым. Машину швыряло из стороны в сторону.

Первый же встречный указал нам дорогу к больнице. На одном повороте газик странно подскочил. «Не хватало, чтобы шина лопнула!» — подумал я и тут же услышал предательский взрыв.

Мы осторожно вынесли женщину из машины, уложили на плащ, потом на брезентовку — вместо носилок — и понесли к больнице. Зураб шел впереди, мы с Георгием сзади. Гогия снял тяжелое запасное колесо, но не удержал его — сказалась усталость. Колесо волчком завертелось на земле. Мы бежали. Женщина громко кричала.

— Шагайте в ногу, шагайте в ногу, — твердил Зураб.

Какой-то мальчик увязался за нами и указывал дорогу.