Львиная стража - Барбара Вайн

Она все еще была в ярко-розовом платье и цветастых колготках. Ее вид вызвал у меня ассоциацию с цветами в дорогих флористических салонах, красными, розовыми, свежими, благоухающими и всегда словно светящимися на фоне черной земли и кожистых листьев. Сандор удивил меня. Он подошел к ней и обнял. Он не поцеловал ее, просто сжал в объятиях. Я знал, он сделал это не потому, что хотел еще раз переспать с нею, а потому, что был счастлив.

Джессика лежала на кровати, погруженная в искусственный сон. Ее лицо побагровело, на коже выступили крохотные бусинки пота. Сандор закурил сигарету и передал ее Тилли. Я заметил, что она сделала себе маникюр и украсила ногти переводными наклейками, серебряными сердечками на фоне ярко-розового лака.

– Значит, он вступает в игру, так? – сказала Тилли. Своей манерой речи она сейчас очень напоминала подружку гангстера из телефильма про похищение.

– Естественно, – сказал Сандор. – Ему некуда деваться. На какое-то мгновение я засомневался в успехе, а сейчас даже не понимаю, как мне в голову могла прийти такая мысль. А теперь слушайте, как все будет. Утром он повезет Принцессу в Стоумаркет. Там посреди леса стоит церковь. Раньше это была часовня в частном поместье. Гарнет свернет налево, на проселочную дорогу, которая ведет к церкви. Он скажет ей, что с машиной какие-то неполадки и что это дорога к сервису. Затем подъедет к воротам церкви. Вот там-то его машина и сломается.

– Он со всем этим согласился? – в той же манере сказала Тилли.

– Он согласился бы со всем.

– Это может быть ловушкой.

– Ловушки могли быть на всем нашем пути, но их не было. Думаю, я знаю, почему их не было и почему их не будет. Мы увидим, прав я или нет.

Думаю, Сандору хотелось, чтобы Тилли спросила, откуда он знает, но она не спросила. Она, в отличие от меня, не поддается на его провокации, но и наши чувства к нему тоже различаются. А сказала она следующее:

– Настало время поговорить о деньгах – о выкупе.

– Мы можем обсудить это, когда Принцесса будет у нас, – беззаботным тоном сказал Сандор.

– Нет, не можем. Как только она окажется у нас, тут же, как только мы заполучим ее, мы должны будем бежать прочь, подальше от ее муженька. Кстати, вспомнила: у нас есть номер его телефона в конторе?

Сандор помотал головой, не нетерпеливо, а так, как когда считают, что вопрос не имеет отношения к делу или просто скучный.

– Ну, наверное, его можно найти в телефонном справочнике. Проблема в том, Сандор, что у них тут нет лондонских справочников. Тебе придется сходить в библиотеку или куда-то еще. Ну, я о том, что это надо сделать утром, по дороге к церкви. Я сама это сделаю. Скажи мне название фирмы, и я найду номер.

– Я не знаю названия его фирмы, – сказал Сандор. – Вернее, знаю, но забыл. Оно записано на какой-то бумажке.

– Найди его, чтобы оно было у нас к утру, хорошо?

– Тилли, – сказал он, – руководить операцией буду я, ты с этим согласна? – Он говорил не сердито, а с легким недоумением. – Мы будем делать все по-моему. Я не знаю название фирмы Апсоланда, потому что у нас нет в нем надобности. Принцесса сама заплатит за себя выкуп, вот так; когда придет время, она даст указания другим людям, чтобы за нее заплатили.

– Значит, вот какую игру ты затеял, да? – Тилли своим тоном стала еще больше напоминать девчонку из фильма. С новой сигаретой, прикуренной Сандором и торчащей из уголка рта, она в полной мере соответствовала образу. Наверное, она переняла эту привычку у Мамы, молодые женщины обычно так не делают, ведь верно? А Мама имела обыкновение приклеивать сигарету к нижней губе, и, когда она разговаривала, сигарета болталась. – Это будет два миллиона, так?

Я видел, что Тилли и в самом деле сильно беспокоится о деньгах. Она работала ради них, шла на риск, взяла на себя самое тяжелое – ответственность за Джессику – и предоставила для дела кемпер.

Сандор сказал:

– Это будет зависеть от Принцессы. Будет столько, во сколько она оценит себя. – На лице Сандора появилось мечтательное выражение. Взгляд его был устремлен на Тилли, но выглядел он так, будто сейчас находится с женщиной, в которую по-настоящему влюблен. – Может, это выльется во все, что у нее есть, в целое состояние. Что ты на это скажешь?

– Меня устраивает, – сказала Тилли, и ответ, кажется, действительно удовлетворил ее, потому что она больше ничего не сказала, а мы через пять минут ушли.

«Мы вернемся к девяти утра», – сказал ей Сандор, когда мы уходили. Уже стемнело, и я приготовился услышать соловьев, но в этом лесу их не было, в нем царила полнейшая тишина, и от него веяло чем-то гнетущим. Я не услышал ничего, хотя видел глаза, две блестящие точки, две пары таких точек в кустах у корней деревьев. Мы шли по тропинке через поле, когда выглянула луна, круглый шар, такой же красный, как солнце.

В нашей роскошной спальне мы выпили хереса из хрустального графина. Сандор влез в махровый халат, развалился в одном из кресел с голубой атласной обивкой и стал рассказывать мне историю о том мужике, который судил конкурс красоты, и о том, как богиня Афродита отправила его в город, который назывался Спарта, где жила самая красивая на земле женщина. Она была замужем за королем. Добравшись туда, он украл ее, и они на корабле поплыли туда, где он жил, в Трою, но муж красавицы пришел в ярость и созвал всех своих друзей. У них была договоренность, что-то вроде доктрины Монро[67], не знаю, что это такое, но он рассмеялся, когда сказал это, что нападение на одного означает нападение на всех. Так что они подняли свои армии и начали войну с Троей, и эта война длилась десять лет.

На лицо Сандора вернулось мечтательное выражение, и он прочитал кусочек какого-то стихотворения, он по моей просьбе даже записал его для меня.

Исчезли все тревоги мира,Когда Парис с Еленой возлежалНа ложе золотом и с неюНа рассвете засыпал[68].

После этого мы оба тоже заснули на наших позолоченных ложах, вернее, на наших украшенных розово-бело-голубым цветочным узором кроватях, я бы сказал. На своей Сандор задернул шторы и отгородился. Получилось, как будто он в другой комнате, и от этого я почувствовал себя изгнанным, но ничего не мог с этим поделать. Я лежал и думал, почему это Сандор вдруг заговорил как фаталист, и именно тогда я впервые подумал, что он собирается убить Принцессу, как только та окажется у него.

Стук в дверь, официантка, которая принесла завтрак, – вот что меня разбудило. Я не знал, что Сандор заказал доставку в номер, он никогда раньше так не делал. Женщина раздвинула шторы, и я ожидал, что в комнату ворвется солнечный свет, но за окном лил дождь. Похоже, он шел уже давно, и сильный ветер качал верхушки деревьев в том лесу, где стоял кемпер.

Я включил свой маленький телевизор – если хотите знать мое мнение, с ним не сравнится никакой навороченный агрегат с гигантским экраном за сотню «кусков», – и прогноз погоды предсказал, что затяжной дождь должен сменить шквалистый ветер и ливни. Сандор встал, и я сразу понял, что он страшно возбужден. Его аж трясло от возбуждения, но после того, как он выпил две чашки кофе, принял ванну и тщательно побрился своей опасной бритвой, он, кажется, немного успокоился, хотя и расхаживал взад-вперед по комнате, размахивая бритвой, от чего я немного нервничал. У нас еще оставалось более получаса до того срока, когда мы обещали быть в кемпере, и он куда-то ушел, сказав, что ему нужно кое о чем позаботиться.

Вероятно, горничная начала раннюю уборку номеров с двадцать третьего, потому что я слышал, как там кто-то ходит. Я мало что мог услышать, как вы понимаете, потому что звукоизоляция здесь была отменной, но щелканье выключателей и грохот передвигаемой мебели услышал бы любой. Именно эти звуки и доносились оттуда, и когда Сандор вернулся, у него в руке был ключ от двадцать третьего. Так что, возможно, он и в самом деле был там, хотя я не мог представить зачем. На его лице было странное выражение. Такое выражение у него бывает, когда он собирается сказать нечто ужасное – ну, ужасное для него, сделать отважный шаг, признаться в каком-то плохом поступке. Когда мы в «Кавальере» ехали к лесу, он тихо сказал:

– Ты знаешь, что Тилли очень волнуют деньги?

Я кивнул.

– Ты знаешь, что она очень хотела узнать, куда делись те деньги, что я получил в первый раз, итальянские деньги?

– А куда они делись?

– Я их вернул.

– Что ты сделал?

– Я их вернул. Ей и старику, все. То есть всю свою долю. Я хотел, чтобы Адельмо и Чезаре отдали свои, но они были глухи, как кирпичная стена. Ну, кирпичная стена, которая умеет орудовать ножом, если ты понимаешь, что я имею в виду. К тому времени уже нарисовался Джанни, и он сказал, что, если мне не нужны деньги, я могу отдать свою долю ему, и мы подрались, по-настоящему подрались, не на словах, и я вернулся в Англию. Вот поэтому я вступил на путь преступления, как говорят. Мне нужно было на что-то жить.