Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец нам спустили факел. Олав взял его.
– Пойдем, – сказал он и начал пробираться вдоль борта. На ходу он объяснял: заделать пробоину нужно как можно скорее, они лишь ждут последнего корабля, и, как только тот придет, поплывут в Норвегию. Мы с Фенриром следовали за ним, здесь было совсем темно, но факел бросал круг света на меня и могучую спину Олава, покрытую шрамами.
– Мы напоролись на риф, – произнес вдруг Олав и наклонился над одним сундуком. – Вон там, – он указал на обшивку, и я увидел щель, такую большую, что сквозь нее падал луч света. – Когда мы стоим, корпус не протекает. Но когда идем под парусом, мне приходится ставить сюда человека вычерпывать воду.
Я присел на корточки у щели и прощупал пальцем отверстие. Одна-две доски, заклепки, как следует залить варом – пожалуй, я смогу ее заделать.
– Ты можешь залатать щель?
– Я могу попытаться.
– Попытаться – это недостаточно. Ты сможешь или нет?
– Смогу.
Даже если бы это была огромная дыра, сквозь которую потоком текла вода, я бы все равно не решился ответить «нет». У Олава была удивительная способность одновременно пугать и привлекать людей. Он мне нравился, но и нагонял страх, и мне казалось, что он – такой человек, который привык добиваться своего.
– В Норвегии нас ждет важное дело, Торстейн. Негоже отправляться на него с течью в борту.
Я вновь провел большим пальцем по щели, по большей части, чтобы не пришлось смотреть ему в глаза. Они будто притягивали меня, эти глаза.
– Мне надо домой, привезти инструменты, – сказал я. – Еще надо приготовить вар и…
– За сегодня управишься?
– Не знаю. Надо еще выковать заклепки и…
– Заклепки у нас есть.
– Тогда я успею за сегодня.
– Хорошо. – Олав кашлянул и вновь наклонился над сундуками, а потом мы оба стали пробираться обратно к лестнице – Что у тебя с ногой? – спросил он.
– Повредил.
– Как это произошло?
Если бы это был другой, я бы, пожалуй, соврал и о том времени, когда был рабом, и о том, как убил человека на торжище. Но что-то в этом человеке было такое, что солгать ему было невозможно.
– То было в Норвегии, – сказал я. – Торжище в Скирингссале. На нас напали.
– Когда это случилось?
– В прошлом году.
Теперь мы уже дошли до лестницы. Олав сощурился от дневного света и умолк, размышляя.
– Должно быть, то были люди Хакона ярла. Я слышал, что они разоряли торжища на побережье. Скажи мне вот что, Торстейн: ты когда-нибудь убивал человека? – Олав присел на корточки у одного сундука и покосился на меня.
– Да.
Он открыл замок и поднялся. Сундук был доверху заполнен серебряными монетами.
– Я не запираю свои сундуки, Торстейн. Мои люди мне преданы и никогда не украдут мое добро.
Я не смог произнести ни слова. Стоял как дурачок и таращился на серебро.
Олав взял одну монету и поднял ее на свет, так чтобы я разглядел лицо, выбитое на серебре.
– Это Этельред. Он дал мне все это. Когда я доплыву до Норвегии, я буду одним из самых богатых людей, когда-либо живущих там. Давай с нами, Торстейн. Мне нужны люди с твоими умениями.
Он вложил монету мне в ладонь:
– Она твоя. Получишь еще больше, если отправишься с нами и хорошо мне послужишь.
Я по-прежнему не мог выговорить ни слова. Олав рассмеялся и закрыл сундук:
– Поднимайся на палубу. Отведай каши. Ты тощий, нам надо бы откормить тебя немного.
Я взобрался по лестнице, держа под мышкой Фенрира. Олав поднялся следом и проследил, чтобы мне дали место под навесом. Я оказался рядом с узкоглазым рыжебородым парнем, задумчиво ковырявшимся в носу.
Примерно посередине между мачтой и ахтерштевнем было закреплено большое железное блюдо. На нем разожгли огонь, а сверху подвесили огромный котел. Я увидел там Олава, он разговаривал с белобородым. В это время в котел высыпали целый мешок ячменя, залив водой из бочки. Большой черный пес Олава и еще пара собак принялись кружить вокруг котла, пока кашевар не вытащил из узла вяленую рыбу и не бросил им. Заметив это, Фенрир тут же бросился туда и, получив кусок рыбы, улегся и принялся ее обгрызать.
Вскоре стали раздавать плошки с кашей, и я начал есть, сидя плечом к плечу с людьми Олава. Я не забыл того, что нам с Хальваром рассказали в Йорвике, о разорении Западной Англии. Но Олав не выглядел как простой разбойник, да и люди на борту вовсе не были крикливыми бахвалами, какими я представлял себе разбойничью банду. Не заметил я и никого из тех, кого мы встретили в харчевне. И воины на этом корабле, и те, кого я видел прошлым вечером, вели себя с определенным достоинством. Да и грязными они не были, хотя, должно быть, провели в пути несколько дней, было видно, что они заботились и об одежде, и об оружии. Олав прошел мимо меня, держа в руке миску каши, и, наверное, увидел, что я рассматриваю его воинов, поэтому он наклонился ко мне.
– Это лучшие из моих людей, – прошептал он. – Но корабелов у нас нет.
После трапезы я вернулся к Гримсгарду, а оттуда отправился на лодке к заливу Хутта. После починки кнорра Грима у меня оставалась кринка с корабельным варом, но вот досок не было. Я какое-то время походил по берегу, надеясь найти плавник, но ничего не увидел. Начинался отлив, мне следовало поторопиться, если я собирался вернуться до наступления вечера. Но я знал, что делать. Быстро оторвал доски от стола в кузне. Затем положил их в лодку и поплыл обратно. Нечасто у меня выдавались дни, когда бы происходило так много событий. Как только я вернулся на корабль Олава, меня отвели в трюм, и там я принялся тесать и строгать привезенные мной доски, чтобы они подходили по размеру. Затем нужно было просверлить в корпусе отверстия, я боялся вбивать заклепки прямо в доски обшивки, они могли треснуть. Коловорота на борту не было, но мне дали длинный острый кинжал. Я вернулся на палубу и разделся, оставив только штаны, ведь я сам считал, что моя калечная нога кажется тоньше здоровой, и мне не хотелось, чтобы здесь это заметили. К этому времени навесы уже сняли, воины стояли на палубе и смотрели, как я работаю.
Олава не было видно, но тот рыжебородый, который так основательно ковырялся в носу, должно
