Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 1. Бегство с Нибиру - Семар Сел-Азар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Бедный мальчик, и зачем я посеяла в твоем сердце ненужную надежду». – Подумала она, грязным подолом вытирая внезапно выступившие слезы. А ведь если б не она, юный эштарот был бы жив сейчас, пусть и не свободен. Тогда это не казалось главным, но сейчас она понимает, что безрассудно было подговоривать его играть со смертью. Нет ничего ценнее жизни. «Жизнь» – это слово как свет пронизывает все тело, окутывая теплом, теплом надежды. Надежды на то, что все еще будет и ничего еще не потеряно. Цепляя словно крюк, заставляя оставаться в этом миру
– Эй, старуха! Чего встала?! – Услышала она за спиной голос, и кто-то больно толкнул ее концом палки. – Смотри за припасами, а то они сейчас у тебя все повываляться! Поторапливайся!
– Да-да, прости господин. – Упреждая наказание, поспешила она угодить лиходею, суетливо поправляя мешок.
Проругавшись про себя, разбойник прошел дальше. Ама вздохнув с облегчением, снова предалась размышлениям. Так не может продолжаться вечно, ее – как и обещал пустынник, оставят бродить с ними по пустыням, чтобы она готовили им, прибирала за их попойками и выполняла всевозможную работу, которые только ей по силам. Как только она не в состоянии будет выполнять ее, от нее просто избавятся как от ненужной вещи. На этот счет, у нее не было напрасных упований. Но ее сейчас, волновала не ее судьба, а судьба ее молодых товарок и товарищей. Нужно как-то повлиять на разбойников, а значит на их ночного гостя. Она надеялась, что его откровения с ней, дали ей право обращаться к нему. Но пока все усилия напрасны, поговорить с ним не получается, так как он с тех пор как распорядился насчет нее, сам к ней больше не подходил. А на все ее просьбы к его приспешникам, они отвечали грубым отказом а то и криком. Передать же ему через них свою просьбу не получится, это только еще больше разозлит их, поэтому она даже не пыталась этого делать. И она все ждала счастливого случая поговорить с ним, когда подвернется время.
Он сам пришел к ней. Как всегда, улыбаясь надменной ухмылкой. Подошел не зачем, просто так, чтоб просто поговорить о чем-то, поиздеваться над простаками не способными постоять за себя. Но к другим он не подходил; Ама не могла даже приложить ума, почему именно к ней. Возможно, не хотел уронить своего славного имени среди разбойников, душевными разговорами с ними, а к пленникам относился просто как к бессловесному товару, который можно только выгодно продать. Ну, а разговорами с ней, он не вызывал подозрений в излишней расположенности к узникам, да и не считал зазорным заговорить со своей новой подданной, не являющейся уже товаром.
– Как чувствует себя досточтимая угун? – Будто обрадованный встрече, обратился он к старой гадалке.
– Да помогают доброму господину боги, благодаря его милости, потопчу еще матушку землю. – Поблагодарила его старуха, сгибаясь не без усилий, словно давно усохшая ива.
На это, пустынник насмешливо сказал, что старуха быстро усваивает свое новое предназначение, однако заметно было, что он не в восторге от ее теперешнего поведения. Когда старуха снова подобострастно поблагодарила его, Аш-Шу, не выдерживая такой перемены в старухе, к которой питал непонятную самому ему привязанность, довольно резко высказал свое недовольство, тем, что не узнает в ней прежнюю угун, с которой приятно было вести беседу. На что та, не смутившись, отвечала все так же уничижено:
– Рабыня должна быть всегда учтивой со своими хозяевами, сколько бы их у нее не было.
Оглядев невольницу, предводитель заметил, что вся ее спина покрыта синяками от побоев его доблестных урс. Взбешенный самоуправством подчиненных, он тут же, чтобы для острастки наглядно наказать, пожелал узнать, кто посмел так поступить с ней без его повеления. На что старуха все так же тихо, но уже не столь кротко, усмирила гнев пустынника, попросив его не делать этого, так как боится, что остальные озлобятся на нее и это навредит ее друзьям. Удивленно окинув взглядом свою новую рабыню, «бог» разбойников, подумал о том, насколько бывает слаб человек перед опасностью, особенно когда опасность грозит его близким. Вслух же, только посмеялся над ополоумевшей старухой, получая удовольствие от ее душевных терзаний:
– Ты напрасно беспокоишься о них. Судьба их предопределена и скоро каждый из них получит свое предназначенье. До сих пор, я ждал торгового поезда, торгующего в самых больших и богатых городах существующего мира, теперь же мы присоединимся к нему, чтобы сопровождать его к ним, где сбудем наконец, свой товар, в том числе и твоих собродников, хе-хе-хе.
Заметив как осунулась невольница после этой новости, он продолжил:
– А о вашей козочке, уже можешь и вовсе не волноваться. Я продал ее в ближайшем поселении. Похоже я ее недооценивал, за нее дали хорошую плату. Теперь вот думаю, не продешевил ли.
И все так же смеясь, направился к себе, оставив старуху одну горевать о судьбе несчастных товарищей.
***
Разметавшись вороньими стаями, собирающимися на кормежку, люди, укутанные в пыльные одежды, слетались у костра. Вычерпывая деревянным половником рыбную похлебку из большого котла, от нагара такого же черного, как и голодные глаза столпившихся вокруг разбойников, Ама подзывала их суховатой жилистой рукой, нахваливая свою стряпню и причмокивая, чтоб показать как это вкусно:
– Подходите, подходите. Вы еще не пробовали моей киурийской ухи. Ее меня научила готовить бабушка, когда я еще была совсем кроха. Здесь столько душистых трав, столько приправ, он томился под крышкой ровно столько, сколько надо, и наварен так, ммм. Вы еще долго будете вспоминать добрым словом, похлебку бабушки Аль-Ама.
Пока кто-то с плошкой с нетерпеньем толкался в толпе, ожидая своей очереди, самые шустрые, устроившись на пригорке, уже поглощали наваристую уху и, расхваливая новую стряпуху за вкусные обеды, смеялись над неудачниками оттиснутыми в конец очереди.
– Тихо, тихо, успокойтесь, всем достанется. – Тщетно пыталась
