Мифология «голодомора» - Елена Прудникова

Особенность текущего момента состоит в том, чтобы первую задачу дополнить практически двумя новыми задачами по поднятию колхозов и поднятию совхозов.

Без сочетания этих задач, без настойчивой работы по всем этим трем каналам невозможно разрешить зерновую проблему ни в смысле снабжения страны товарным хлебом, ни в смысле преобразования всего нашего народного хозяйства на началах социализма».

Программа прекрасная, кто же спорит! Вопрос лишь в пропорциях, акцентах и сроках. Именно в них — трагическое противоречие советской аграрной реформы.

Экономические методы требовали постепенности и добровольности кооперирования крестьян. Но чем постепенней и чем добровольней будет проходить коллективизация, тем больше горя и бедствий обрушится на голову все тех же крестьян — и напрямую, поскольку ясно было, что «хлебная война» не ограничится одним годом, и из-за задержки индустриализации, и по причине продолжения этой нечеловеческой жизни. Если вообще кулаки позволят эту реформу провести.

Насильственное кооперирование будет, конечно же, благотворным — но, как всякое насилие, чревато жертвами. Если бы правительство имело нормальный, выученный и управляемый аппарат на местах, то еще можно было бы рискнуть — но проводить реформу приходилось, опираясь в основном на местных партийных активистов: двадцать лет, бедняцкое происхождение и твердое намерение с помощью нагана и такой-то матери построить коммунизм за одну пятилетку. Опасения, что реформа сорвется в беспредел, тут излишни — можно с гарантией в 200 процентов утверждать, что она вся будет беспредельной, эта реформа.

Ну, а что делать-то? Есть еще какой-нибудь вариант? Да? И какой?

Хроники «хлебных» битв

После 1927 года, когда стало ясно, что связка кулака и нэпмана в ближайшем будущем все-таки угробит страну, началась подготовка реформы. Пока что в попытке ослабить кулацкие хозяйства их прижали налогами, одновременно облегчая налоговое бремя маломощным крестьянам. В сезон 1927/1928 гг. число освобожденных от платежей по сельхозналогу еще выросло и теперь составляло уже не 27 %, как в прошлом сезоне, а 38 % хозяйств. Маломощных середняков тоже щадили: 33 % хозяйств с доходом до 150 руб. заплатили всего 6 % общей суммы взимаемых налогов[142]. Колхозы также облагали слабо — в 2–2,5 раза меньше в расчете на едока, чем единоличников. С учетом контингента, который туда собирался, можно было и вообще освободить…

Зато количество зажиточных хозяйств, которые облагались по повышенным ставкам, увеличилось до 6 % против 0,5 % годом ранее. В 1927/1928 г. дворы с доходом от 500 руб заплатили 32,69 % общей суммы налога, причем больше половины из них попали под так называемое индивидуальное обложение, учитывавшее не только земледельческие, но и все доходы хозяйства (естественно, какие удавалось найти).

По правилам, в индивидуальном порядке должны были облагаться 2–3 % дворов, в реальности под него попало чуть больше — 890 тысяч. По инструкциям, это должны были быть хозяйства, сочетающие высокий уровень доходов и их нетрудовой характер. Но при этом право решать, кто именно подлежит, предоставлялось волостным и районным налоговым комиссиям, а как они читали и понимали инструкции — это отдельный разговор.

Повышение продолжалось и дальше. В 1928/1929 гг. одно зажиточное хозяйство в среднем платило 267 руб. налога против 100 руб. за год до того, а середняцкое — 28 руб. против 17 руб. Для богатых хозяйств в 1928/1929 г. максимальная ставка была повышена с 25 до 30 % и введена надбавка к налогу в 5–25 %, т. е. процент напрямую приближался к запретительной черте. Если, конечно, смотреть только показанные доходы.

Попробуем разобраться в тяжести налогообложения, используя сведения из прошлой главы. В 1927 году конфисковывали хлебные излишки, начиная с 800 пудов, хотя многие хозяйства имели и по несколько тысяч. Пуд зерна — это примерно рубль по осенним ценам. 267 рублей — около 250 пудов. А ведь у сильного крестьянского хозяйства есть еще и другие доходы. Вот и судите сами — так ли уж разорителен был для кулака даже повышенный налог.

Все же, прикинув вектор развития, кулаки начали свертывать производство. За последующие годы посевная площадь самых крупных хозяйств снизилась. В 1927 году наиболее мощные из них (с посевом больше 17,6 га) засеяли 8150 тыс. га, в 1928-м — 6350 тыс., а в 1929-м — 4704 га[143]. Но в целом обвала, который предсказывали наиболее панически настроенные экономисты, не произошло, да и не могло произойти: даже при урожайности в 70 пудов сбор зерна в этих хозяйствах уменьшился примерно на 250 млн пудов при валовом сборе около 4500 млн пудов — составив чуть больше 5 % оного, то есть в пределах естественных колебаний урожайности.

Наиболее умные кулаки, почуяв, куда ветер дует, начали распродавать имущество, делить семьи, переходя в группу середняков, — примерно так, как сегодня, чтобы уйти от закона, записывают имущество на жену или тещу. Впоследствии многие из них оказались в колхозах, причем часто, как «знающие земледельцы», на руководящих постах. Последствия были самые скверные — но об этом потом, на своем месте.

Нельзя сказать, что «нажим на кулака» не сказался на хлебной торговле. Сказался, причем в худшую сторону. Частник-оптовик ведь никуда не делся. Посаженные в 1927 году торговцы большей частью уже вышли на волю, достали припрятанные денежки и взялись за дела, так что сбывать хлеб было кому. В селах предприняли меры, чтобы не собирать большие массы зерна в одном амбаре — прятали в ямах, рассредотачивали по селу (всегда найдется десяток маломощных хозяев, которые за несколько пудов зерна или в порядке отработки долга согласятся подержать у себя кулацкий хлеб). А уж как агитировали озлобленные «справные хозяева» — можно без труда догадаться.

Так что в 1928 году сценарий «хлебной войны» повторился в точности и даже получил развитие. Для уплаты налогов крестьяне старались продать в первую очередь кормовые культуры (ячмень, кукурузу, бобовые, крупу), в то время как по зерну заготовители недобрали даже по сравнению с прошлым годом. Повторилось все: и попытки взять хлеб экономическими методами — теми же, что и год назад, — и новый «нажим на частника», и конфискации зерна в деревнях. Сталин, еще зимой заявивший открытым текстом: «Можно с уверенностью сказать, что пока существуют кулаки, будет существовать и саботаж хлебозаготовок», — нисколько не ошибся.

Из спецсводки № 1 информотдела ОГПУ о ходе хлебозаготовительной кампании. 28 августа 1928 г.

«Отношение кулацко-зажиточных слоев деревни к новой хлебозаготовительной кампании резко враждебное… Отдельные высказывания кулаков и зажиточных носят резко антисоветский характер…

Тамбовский округ. В с. Ерофеевка Сампурского района в беседе антисоветски настроенный середняк говорил: „Хлеб зарывать будем, а заготовителей душить, жаль только, что оружия нет“.

Присутствующий зажиточный на это заявил: „Нужно опять организовать банду, да собрать подружнее ребят, хоть и без оружия, а потом с вилами напасть врасплох и у них отобрать оружие… нужно обязательно организовать банду, а то разорят вдребезги и сдохнешь“.

…К повышению хлебозаготовительных цен и заготовке хлеба на корню[144] беднота и маломощная часть середнячества относится положительно… Характерны следующие заявления: „Цены теперь на хлеб будут около рубля, так что по этой цене хлеб везти можно“…

Следует отметить, что отдельные бедняки выражают недовольство отменой чрезвычайных мер по хлебозаготовкам в отношении кулаков, рассматривая это как уступку кулачеству. „Власть боится принимать строгие меры к кулакам, она опять укрепляет их. Если так будет продолжаться, то нам остается только ждать войны, тогда мы перебьем всех кулаков и уже из своих рук их не выпустим“».

Это уже первые вестники грядущего раскулачивания. И ведь обратите внимание: беднота и середняки, со своими жалкими излишками в несколько десятков пудов, должны бы первыми цепляться за высокие цены, а они находят уровень по рублю за пуд вполне для себя приемлемым. Зажиточные же, оперирующие сотнями и тысячами пудов, кричат, что их разоряют. Почему так? Ответ напрашивается сам собой: деревенские скупщики тоже больше рубля за пуд маломощным хозяевам не дают. Остальная игра на повышение утяжеляет только их карман.

Из сводок информотдела ОГПУ за первую половину 1929 г.

Центр. Февраль 1929 г.

«Наблюдается оживление частных скупщиков — мешочников, приезжающих, главным образом, из Калужской губ. В Одоевском районе 2 февраля скупщики сняли с рынка почти весь хлеб, подняв цену: на рожь до 1 руб. 85 коп., ржаную муку — 2 руб. 10 коп., овес — 1 руб. 70 коп. и пшено — 3 руб. 10 коп…