Языковеды, востоковеды, историки - Владимир Алпатов

О Яковлеве написано достаточно много, писали о нем А. А. Реформатский, М. В. Панов, Г. А. Климов, В. К. Журавлев и др., в 80-х гг. специально издали небольшой содержательный сборник. Долго, однако, интерес вызывали в основном его труды, а также практическая деятельность по составлению алфавитов. В тени оставалась яркая и очень противоречивая личность Николая Феофановича. Лишь начиная с 1992 г., когда, несмотря на все сложности того времени, удалось отметить столетие со дня его рождения, начали говорить и о ней. Здесь особо надо отметить деятельность его учеников Ф. Д. Ашнина, много лет собиравшего документальный и мемуарный материал, который он при моем участии публиковал в 90-е гг., и Л. Р. Концевича, одного из немногих, кто общался с учителем в его трудные годы. Без их помощи данный текст не был бы написан.

Сохранившиеся документы о Яковлеве начинаются со «Свидетельства» «в том, что в метрической книге за тысяча восемьсот девяносто вторый (1892) год Аткарского уезда села Краишевки Троицкой церкви в первой части о родившихся, под № 50, записано: рожден девятого Мая, а крещен 19 Июня Николай. Родители его Курской губернии города Путивля дворянин Феофан Васильев Яковлев и законная жена его Александра Константинова, оба православного вероисповедания. Восприемники были Города Киева дворянин Анатолий Григорьев Ракачи, дворянка вдова Мария Иоаннова Волосатова. Совершил таинство крещения: священник Михаил Краснов».

Однако местом рождения Яковлев считал не Краишевку, где его лишь крестили, а хутор Булгурин Хоперского Округа Области Войска Донского (ныне Еланский район Волгоградской области). Там он провел детство, в семье были еще младшие сын и дочь. Через несколько лет родители фактически разошлись и разделили детей; Николай с отцом, врачом, переехал в Москву. Затем он учился в Первой московской гимназии, где его соседом по парте был будущий известный пушкинист Д. Д. Благой.

В 1911 г., окончив гимназию, Яковлев поступил на славяно-русское отделение историко-филологического факультета Московского университета. Среди его учителей в области языкознания были В. К. Поржезинский, Н. Н. Дурново, Д. Н. Ушаков. Студентом он колебался в выборе профессии между языкознанием, фольклористикой и этнографией, точно так же как его однокурсник Петр Богатырев и учившийся на младшем курсе Роман Якобсон; втроем они зимой 1915 г. ездили в Верейский уезд Московской губернии «для собирания этнографических и диалектических материалов». В итоге Яковлев и Якобсон предпочтут лингвистику, а Богатырев фольклор, хотя первой публикацией Яковлева станет статья о женской одежде донских казаков.

Уже тогда будущий ученый стремился к лидерству. При поддержке Д. Н. Ушакова он сформировал студенческий кружок, получивший наименование Московского лингвистического кружка. Кружок существовал с 1915 по 1924 гг., Яковлев был его первым руководителем, однако вскоре ему эту деятельность пришлось прервать.

В 1916 г. окончен университет, но шла мировая война, и вместо подготовки к профессорскому званию предстояла военная служба. Яковлев год учился в артиллерийском училище, которое кончил перед самым Октябрем. В дни революции прапорщик Яковлев добровольно явился в штаб Московского военного округа и предложил себя на работу. Он был зачислен в Информационное бюро политотдела штаба, а затем стал заведовать этим бюро. В начале 1918 г. он вступил в Коммунистическую партию. В таком выборе, возможно, сыграла роль его первая жена Валентина Ильинична Вегер, член партии большевиков с 1912 г.; видными коммунистами были ее отец и брат. А семья самого Яковлева, как многие другие, раскололась. Мать, по семейным преданиям, вскоре после революции как помещица была живой закопана в землю крестьянами; брат Павел воевал на белой стороне и эмигрировал (позже служил таксистом в Париже), а сестра вышла замуж за коммуниста.

В это время Яковлев выполняет ряд ответственных поручений. Сохранились свидетельства о том, что он доставил из Петрограда в Москву миллион рублей «для организации революционного штаба Южного фронта в связи с первым выступлением казацких банд против советского правительства» (видимо, борьба с Калединым в начале 1918 г.). Одно задание особо любопытно: Яковлев «выполнял задание штаба о фактическом подчинении редакции «Русских ведомостей» распоряжениям правительства и о ликвидации этого издания». «Русские ведомости» – популярная в течение полувека среди интеллигенции «профессорская» газета, в которой печатались Салтыков-Щедрин, Глеб Успенский, Короленко, с начала ХХ в. кадетская. Потом пришел комиссар с маузером и ее закрыл за «контрреволюционную агитацию» (в марте 1918 г.). Сейчас принято считать, что такими комиссарами всегда бывали малограмотные плебеи, но любая схема упрощает: тут в этой роли оказался дворянин и будущий основатель структурной фонологии.

Но комиссарство Яковлева продолжалось недолго: в том же 1918 г. он уходит из штаба, снимает военную форму (в военном билете 1948 г. стоит «без звания») и навсегда выбывает из партии. Его деятельность в 20-е гг. не свидетельствует о каком-либо изменении взглядов по сравнению с 1917–1918 гг. Дело было, видимо, в другом: Яковлеву захотелось вернуться к профессии, а добиться этого можно было, лишь положив партбилет. Уже в 1930 г. он попытается вновь вступить в партию (именно для этого он собрал свидетельства о перевозке денег и закрытии «Русских ведомостей»), но получит отказ, в том числе из-за дворянского происхождения.

Но в науку он попал тогда не сразу. В 1918–1919 гг. он оказался в Наркомпросе в качестве заведующего секцией гуманитарных наук Отдела реформы школы (секретарем секции был тот самый П. С. Кузнецов, только что кончивший гимназию). А подотделом эстетического воспитания (видимо, тоже подчиненным Яковлеву) некоторое время заведовал О. Э. Мандельштам. По свидетельству Кузнецова, отдел выполнял цензорские функции, рассматривая, что соответствует или не соответствует новой идеологии в существующих букварях и учебниках, какую учебную литературу можно или нельзя переиздавать и пр.

А затем новый поворот. В 1919 г. он оказывается в Саратове (по рассказам его дочерей, спасаясь от голода) и работает на кафедре русского языка и словесности недавно организованного университета (там же в это время был и Н. Н. Дурново). По данным его автобиографии, он в первое время после возвращения в науку занимался полевыми диалектологическими и этнографическими исследованиями, рассылал этнографические анкеты, делал доклад по русской народной драме «Лодка» в семинаре известного литературоведа Н. К. Пиксанова. То есть он продолжал следовать традициям студенческих лет. И ничего похожего на темы его будущих работ.