Другой - Станислав Жейнов

Но мотор завелся. Выплыли в начале шестого. Озеро спокойное, гладкое. На берегу остался Журавлев; махал нам на прощание. Крепкий старик. На дорожку мы так хорошо посидели. Водочки так… и за Сашей еще вино допили… И пиво. Много пива, еще и с собой взяли пак.

Не думаю, чтобы Игорь сильно хотел рыбачить, но взял спиннинг, и больше часа его не было. Только ушел и Сергей присоединился к нам, тоже так, по доброму… Так напиваться, за час, надо уметь. Давно таким не видел.

Пришел Игорь, принес двух окуней, небольших, с ладошку. Показал нам, и пошли с Сашей, отпускать. Издалека уже крикнул: — Да, и заканчивайте "ледовое попоище", плыть куда-то, вроде собирались!

— Мы готовы давно, — ответил Сергей. — Тебя ждали!

— Собирайтесь…

Разместились, немножко непривычно. Антон(опять в форме), как и прежде на штурвале, Игорь и Сергей на бортах: туда — ближе к носу, я и Саша в центре. Сергей взял фотоаппарат, фотографировал невесту, я рядом, поэтому все время в кадре. Только с нами двумя, уже пол сотни снимков. Игорь забрал фотоаппарат у Сергея:

— Давай я вас клацну… Сергей ниже… еще ниже… Антон, тебя не видно, приподнимись… вот, вот, вот… Ап! Готово!

— А ты? — расстроилась Саша. — Хочу фотографию с тобой.

— А мы попросим Журавлева, и он нас, всех, разом, того…

— Антон, что за "Велемоны", стоит ли?.. — спрашиваю.

— Я дам книжку почитать…

— Так, расскажи.

— Много лет назад, здесь было землетрясение…

— Присутствовал?

— Мне рассказывать? Сам вроде просил…

— Давай, давай…

— Четыре тысячи лет назад. Обнаружили двадцать пять признаков землетрясения. Люди покинули эти места — надолго. Эпицентром оказалось — урочище "Велемоны". Это уникальный природный памятник, и он неразрывно связан с древними поселениями "Пегремы". Благодаря открытию "Пегремского землетрясения", в отечественной археологической науке возникло новое сейсмоархеологическое направление, разработан секторно-графический метод, по фиксации развалов сосудов, для выявления направленного сейсмического удара. Успешно применен в разрушенных жилищах энеолитических поселений…

— Ты читаешь, что ли? — Повернулся к нему.

— Да.

— Саша посмотрела на меня: — А я слушаю, и с ума схожу.

— Рули лучше! В двух словах объяснить не можешь, что там?

— Подплывем, высадимся, поднимемся на гору и увидим разлом. Гигантская трещина, она расползается в разные стороны. Мы будем в самом центре: ширина метров сто и длинна пол километра. Здоровая такая, вам понравится.

— Другое дело. А-то устроил тут — секторно-графический позор.

— Зря. Тут интересно, вот послушайте: "Другая, мощная сейсмодислокация расположена в пятистах метрах к западу от береговой линии…", так, это не то… А вот — "Самообвал имеет форму трех террас, на которых залегают глыбы с разной степенью выветрелости. Такое строение позволило…"

— Стоп!

— Что случилось?

— Антон, друг, не делай так со мной! Я, человек, не для этого!

— Разве, не интересно?

— Не в том дело… Хочется ж самому прощупать глубину "выветрелости", понимаешь?

Не послушался, еще что-то читал, но я уже не слышал. Подумал, кажется, но вдруг явно почувствовал на спине, возле лопаток, Сашину ладонь. Испуганно оглянулся на Антона, но бородач увлечен чтением, ничего не видел. Ее пальцы нежно касаясь, очертили круг, стали грубее, настойчивее, и когда Антон перестал читать, пальцы с силой сжали кожу и ладонь вдруг исчезла; на лопатке, возле сердца вспыхнуло пламя. Саша отдернула руку, и вся отпрянула, отвернулась от меня. Больше ничего не слышу и не понимаю. Все, как в тумане.

Лодка уперлась в большие скользкие камни. Саша испугалась, что лодка порвется о их острые ребра. Но капитан сегодня — сама уверенность, лишь слегка приподнялась верхняя губа, обнажая рельеф искристых зубов, да глаза моряка сверкнули в оправе смелого прищура.

Антон сказал:

— Такую же лодку выставляли на стенде. Ножницы — рядом… Кто проколет — того и лодка. Бесплатно… Такая акция.

— И ты проколол? — спросила девушка.

— Это невозможно!

— Новый сверх прочный материал, — сказал Игорь, — ничего не боится, кроме воды.

Вылезли на берег. Я помог девушке подняться, довел до ровной каменной плиты. Подтащили лодку, привязали к камням.

Над нами скала, вокруг, огромные камни. Под ногами мох и целое море спелой колированной брусники. Все вдруг кинулись ее поедать, и я еле остановился. Брусника и пиво, не лучшее сочетание. Я знаю свой организм.

Ступал осторожно. И эти камни, я тоже знаю:

— Антон, как думаешь, тут есть змеи?

— Журавлев, за сорок лет видел один раз, километрах в двадцати отсюда.

— Блин, значит есть! — Запрыгнул на большой, не очень удобный камень. — Сашенька осторожней, здесь все кишмя-кишит змеями!

— Ой! — Тоже залезла на косую плиту. — Глебушка, ты видел?

— Анатолий видел двадцать штук, в километре отсюда. Сорок лет уже здесь не появляется.

— Очень ядовитые?

— Если долго варить, то не очень.

Игорь и Сергей полезли в гору. Из под ног посыпались мелкие камни. Если оступиться, или не удержать равновесие, то наверняка разобьешься. В скале расщелина, из которой растет ель. Если не разбиться на пути к расщелине, то ель добьет наверняка. Наивные думают, по дереву можно забраться на скалу. Но я, там никого не видел. Куда делись одичавшие, те, что не смогли спуститься?

— Давай за нами, — крикнул Игорь.

— Я не могу девушку одну оставить, ей и так бедной страшно.

— Сброшу Вам веревку.

— Не надо, Сашенька этого всего не любит!

Антон пробрался наверх каким-то другим путем. Там наверху, услышал, разговаривал с Сергеем.

Я слез со своего неудобного камня, взял из лодки пиво, пошел в гости к Саше.

— Ты, хочешь смотреть на разлом?

— Это интересно, но мне не нравится эта скала.

— А мне почему-то совсем неинтересно. Я наверное не люблю разломы.

— А что ты любишь?

Опять этот вызов. Как она это умеет. Сдаюсь.

Не стал долго смотреть в ее глаза, итак все ясно. Одной рукой коснулся чуть выше бедра, пальцы другой скользнули по шее, губы прижались к ее губам…

И я дрожу, и она дрожит, но больше не стесняюсь; ладонь уже на ее груди, сжимаю, не сильно, боюсь сделать больно. Такая, интересная манера целоваться. Ее язык не знает покоя; она будто лижет леденец. Вот он горячий, страстный трется об мой, хочет задушить; а вот он нежный, скромный, чуть касается кончиком, исчезает и снова появляется, но уже другой, опять горит, извивается, ласкает.

Она вдруг убрала мою руку, отвернулась: