Ты самая любимая (сборник) - Эдуард Тополь

— Ни, я ничого не ив. Я усё сюды привез, шоб с Маргаритой знайомство з дочкой отметить.

Все смолкли, переглянулись.

— Ты трое суток ехал и ничего не ел? — все-таки поинтересовался Альбертович.

— Так.

— А мы тут все сожрали… — сказал Илья.

Тут вошла Маргарита, сообщила:

— Мама звонила. Они приезжают в семь утра, поезд двадцатый, восьмой вагон, — и посмотрела на часы. — Сколько осталось? Господи, мне же тут мыть еще после вас! Мусор выносить…

— Мы вынесем, — сказал Илья.

Вновь грянула «Хава нагила».

— Алло! — сказал Илья в свой мобильный. — Якара омарти лях: ахшав ани ло яхол! Бэ бэйт-сефер эцлену Фурсенко. Да не фурсенка, а Фурсенко. Сар ахинух! А ты учи русский! Сар ахинух — это по-русски министр образования. Хинэ ху йошев бэ хэдэр шель мэнахэль, вэ аннахну кулям мэхаким. Он выступает, а мы сидим.

Издали донеслись раскаты грома.

— Гэшэм хазак, ани ёдэа, — сказал Илья. — Гэшем хазах это по-русски сильный дождь. Аль тидаги — ничего не бойся.

Тут зазвонил мобильный Альбертовича.

— У Арсена Путин ужинает, — сказал он, — у Ильи — Фурсенко, а у меня… — и ответил в свой «Сони-Эриксон»: — Алло! Извини, я у Медведева… Нет, он всю нашу фракцию к себе на дачу вызвал. Я позвоню. Пока! — дал отбой и спросил у всех: — Видите? Все-таки есть польза от правительства.

Темнело. Поезд № 97 шел сквозь осенний ливень и грозу.

В его вагонах шла обычная пассажирская жизнь — кто-то ел в вагоне-ресторане, а кто-то у себя в купе…

Кто-то читал или играл с соседом в домино…

Кто-то в тамбуре целовался с попутчицей…

А дети — кто бегал по коридорам… кто сидел на горшке… кто, как Катин сосед, читал… а кто, как и наша Катя, уже спал на своей полке…

А вокруг шумела гроза, и ливень хлестал по крышам и окнам вагонов.

Но поезд упрямо шел на Москву.

В квартире Маргариты застолье продолжалось.

— А ты кому деньги должен отдать? — спросил Арсен у Трофимова.

— Ну… — уклончиво протянул тот.

— В нашем братстве секретов нет, — заметил ему Илья.

— Мы же договорились, — поддержал Василий.

— Ну, короче, это одни люди просили начальству передать, — нехотя сказал Трофимов.

— Чтобы дело закрыть. Так? — сказал Альбертович.

— Ну да…

— Я ж говорю, — сказал Илья, — сегодня без взятки ни в роддом, ни на кладбище!

— Мужчины! — вмешалась Маргарита. — Я хочу выпить за вас! За тебя, Илюша, за нашу с тобой школьную любовь! — И чокнулась с Ильей. — За тебя, Василий Гаевич! Хоть ты и сукин сын, но приехал на дочку посмотреть. И за то спасибо, — и чокнулась с Василием. — За вас, Сергей Альбертович! Если бы вы умели за женщинами ухаживать, все бы у нас могло по-другому быть, — и чокнулась с Альбертовичем. — И за вас, Арсен! Вкусно вы готовите, я к вам приду! Ну, и за тебя, Петя! Хороший ты парень, только не пей. Будь здоров!

Маргарита выпила залпом, все дружно крикнули ей «Ура!» и тоже выпили.

Издали опять донеслись раскаты грома.

— Ой! — испугалась Маргарита и даже перекрестилась.

— Пусть сильнее грянет буря! — сказал Илья.

— Нет, не нужно, — сказала Маргарита.

— Ваш Горький уже одну бурю нам накликал, — сказал Арсен. — На сто лет хватило.

— У нас был Горький, — снова завелся Альбертович. — А у вас?

— А у нас Хачатурян! — гордо сказал Арсен, схватил со стола два ножа и, запев мелодию «Танца с саблями», стал танцевать, подступая к Маргарите и приглашая ее на танец.

Маргарита усмехнулась и охотно вступила в танец, ей явно нравилось танцевать с Арсеном.

Но Илья перебил, запел во весь голос:

— Хава нагила! Хава нагила!..

Продолжая петь, Илья пустился в пляс, и Маргарита с Арсеном стали танцевать с ним под эту песню.

Василий не выдержал, вприсядку выскочил перед Маргаритой:

— Ты ж мэнэ пидманула!

Ты ж мэне пидвела!

Ты ж мэнэ молодого

З ума, з розума звела!

Илья, Арсен и Маргарита стали ему подтанцовывать, однако Альбертович недолго терпел эту самодеятельность.

— Союз нерушимый, — запел он во все горло, — республик свободных…

Трофимов тут же встал, подпевая:

— Сплотила навеки великая Русь…

Вдвоем они исполнили всерьез и торжественно:

— Да здравствует созданный дружбой народов

Единый могучий Советский Союз!

Славься, Отечество!..

— Все! Хватит! — вмешалась Маргарита. — Сейчас все соседи сбегутся! Утром мама с Катей приезжают, а мне их даже положить некуда.

— А я могу вам диван отдать, — вдруг сказал Трофимов.

Все глянули на него с удивлением.

— Ну, я тут одну мебельную фабрику проверял, — объяснил он смущенно, — так они мне столько мебели привезли! Три дивана, шкафы, мне ставить некуда. Очень хороший диван, раскладывается…

— Все-таки периодически нас нужно хорошенько стукнуть по голове, — заметил Илья.

— Что вы имеете в виду? — не понял Трофимов.

— А мы сразу в лучшую сторону меняемся. Наверно, потому и кризис случился, — сказал Илья и показал на небо. — Там, наверху, подумали и…

— Хватит Чехова! — заявил Альбертович. — Пошли за диваном!

— Действительно, — согласился Илья. — Пошли, пока он не передумал.

И все пошли из квартиры.

— Может, там еще чего лишнее… — сказала на ходу Маргарита.

Под новые раскаты грома и приближающейся грозы они спустились ниже этажом, в квартиру Трофимова, и несколько минут спустя Маргарита вернулась к себе с торшером и подносом. Следом за ней Сергей, Арсен, Василий, Илья и Трофимов втащили большой диван, поставили его посреди квартиры и разложили.

— Ну? Красота! — сказал Илья.

— Действительно, большой диван, красивый, — не верила своему счастью Маргарита.

— Станок! — сказал Альбертович. — Ну, теперь держись, Рита-Маргарита! На таком диване!..

— Вот что такое мужское братство! — сказал Илья. — И, между прочим, должен вам сказать, такое братство есть вокруг каждой женщины. Не нужно никаких партий — социалистических, демократических, консервативных, либеральных. А нужна одна всемирная женская партия, которая исправит весь мир.

— Илюша, ты всегда был немножко романтик и немножко демагог, заметила Маргарита.

— Нет, я не демагог! Мы, мужчины, для чего живем? Ради вас, женщин! Ради того, чтобы вы нас любили, мы совершаем геройские поступки и грабим банки, восходим на Памир и работаем на двух работах, делаем открытия и берем взятки, залезаем в долги и носим галстуки, летаем в космос и меняем носки — все ради того, чтобы нас любили те женщины, которых мы хотим. Или я не прав? Ты скажи, депутат!

— Тебе по телику нужно выступать, — сказал Альбертович.

— Но если это так, — гнул свое Илья, — и если все человечество воистину состоит из таких вот братств, то, может быть, именно женщины и смогут исправить мир? Останавливать нас, когда мы идем воровать, обманывать, брать и давать взятки. Может, они научат нас жить без этого? А, Маргарита?!

— Я немножко не понял, — сказал Арсен, — это ты опять Чехова цитировал? Или кого другого?

Где-то очень близко снова громыхнул гром.

Маргарита, подумав, вдруг сказала задумчиво:

— Знаете, что я вам скажу? Уехала бы я отсюда! От всего… Боже мой, как бы я хотела уехать! Лежишь иногда ночью и думаешь: ё-мое, ну какого хрена я тут жизнь-то трачу? Почему никто не увезет меня куда-нибудь в Австралию? Или не знаю…

— Не то говоришь, — сказал вдруг Арсен. — Здесь нужно менять. Почему здесь нельзя хоть одну копейку честно заработать? Ведь как хорошо можно было бы жить в России, если бы тут не воровали так, как воруют в России!

— А ты, Василий! — со слезами продолжала Маргарита. — Почему ты не увез меня? Мы с тобой мимо таких островов плыли! А вы, Сергей Альбертович? А ты, Илья? Почему? Почему ты меня тут бросил? Сволочь ты…

— Прости… — тихо сказал Илья.

— Нет, не прощу… — плакала Маргарита. — Никогда не прощу… Почему? Почему, Илюша?!..

— Потому что трус… — ответил он. — Еврейский мальчик… Сначала, после школы, мама говорила: какой жениться?! У тебя нет высшего образования! Закончи институт…

— А потом?

— А потом у тебя Катя появилась. Но я все равно… Но мама сказала: если ты женишься на этой гойке, я умру… И они… Они увезли меня в Израиль… От тебя…

— И ты там женился…

— Да, тебя любил и люблю. А на другой женился.

— Бывает… — сказал Арсен.

— Но мы хорошо живем, — сказал Илья, — у нас дети…

— И у нас могли бы быть… Дурак ты, Илюша!

— Я не дурак, я сволочь, — сказал Илья. И посмотрел вверх: — Господи!!!

А в ответ ему за окном полыхнула молния и громыхнуло уже почти на Айвазовского.

— Господи, прости меня! — сказал Илья. — Барух Ата Адонай, элухэйну…