Русская война 1854. Книга вторая - Антон Дмитриевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот так меня на ходу и посвятили в первую сплетню высшего света.
А потом рядом с конюшнями, как и было обещано, я увидел молодого человека. Высокий, тощий, с узким лицом и острым носом. Он почти не отличался от многих молодых офицеров, которых я уже успел увидеть в городе. Конечно, если не считать генеральского мундира и золотых эполетов[2]. А еще взгляд: из-за высокого ворота казалось, что подбородок вскинут, а глаза все время смотрят сверху вниз.
Темно-синие фирменные романовские глаза. Как у его отца, Николая, а еще, по слухам, такие же были у Петра I.
— Аннушка, — Михаил сделал несколько быстрых шагов вперед, замер, а потом широко и искренне улыбнулся моей спутнице.
— Михаил, вы, как всегда, помните о манерах, — Анна подобралась, разом напоминая, что дочь князя Орлова совсем не случайный человек при дворе.
— Представьте своего спутника, — Михаил Николаевич посмотрел на меня. И опять я словил несоответствие добродушного тона и ледяного пронзающего взгляда. Словно я вижу не человека, а какого-то сфинкса, перед которым успела пройти целая вечность. Начинаю понимать, как он в итоге получил свою будущую славу замирителя Кавказа.
— Григорий Дмитриевич Щербачев, — Анна Алексеевна изобразила кивок в мою сторону. — Получил уже два чина за время обороны города, сейчас капитан, но я уверена, что он сможет добиться гораздо большего.
Я с удивлением посмотрел на девушку. Мы никогда не говорили вслух ни о чем подобном, но сейчас от ее слов, что она верит в меня, по всему телу побежали мурашки. Это определенно была не просто фигура речи. Михаил тоже это почувствовал, и его новый взгляд стал гораздо мягче.
— Я слышал о вас, — спокойно заговорил великий князь. — Статья в «Таймс», зубастое отступление на Альме, недавний налет на флот в Балаклаве, о котором только все и говорят.
Я невольно отметил последовательность того, что принесло мне славу. На первом месте — чужая газета, немного грустно.
— Сначала я думал, что вы просто один из охотников за славой, ухитрившийся купить себе место в газете среди английских пэров. Ловкий, но не самый удачный ход, — Михаил сумел меня удивить. — Но ваши поступки в итоге смогли подтвердить ваши слова. Кстати, вы знаете о последних слухах? Английские послы в Вене, Берлине и Стамбуле начинают уверять всех, будто победили при Балаклаве. Потеряли половину кавалерии, флота, но смогли утопить нас в крови и удержали свой лагерь.
Я не удержался и фыркнул. Анна Алексеевна вздохнула и пронзила меня уничижающим взглядом. А вот Михаил, наоборот, довольно улыбнулся.
— Действительно, чушь, — заговорил я, постаравшись прикрыть неловкий момент. — Впрочем, не удивлюсь, если уже скоро об этом будут писать те же «Таймс» и «Трибьюн». А лучше, если пара английских поэтов сочинят об этом стихи, что-нибудь вроде…
Я вспомнил и продекламировал Альфреда Теннисона.
Half a league, half a league,
Half a league onward,
All in the valley of Death,
Rode the six hundred.
'Forward, the Light Brigade!
Charge for the guns' he said:
Into the valley of Death
Rode the six hundred.
— … в долину смерти скачут шестьсот? — переспросил Михаил и уже в голос расхохотался. Все-таки он не только великий князь, но и просто молодой человек, которому лишь на днях стукнет двадцать два. — Да уж, это было бы в духе англичан превратить ошибку в подвиг.
Я не ответил, что так бывает не только у них, и от обсуждения минувших битв мы перешли к обсуждению того, что только будет. Михаил как бы невзначай принялся расспрашивать меня о генералах, отвечающих за оборону города. Об их умениях, решимости… Я отвечал, заодно делая акценты на важности связи в будущих сражениях и, в целом, о необходимости подстраивать нашу армию под условия, которые диктует оружие нового времени.
Запомнит ли он что-то из этих слов?
[1] Главный герой вспомнил Алексея Николаевича Куропаткина, который геройски показал себя у Скобелева, но вот в русско-японскую, когда лично всем руководил, провалил сухопутную кампанию.
[2] На службу Михаил поступил 1846 году в возрасте 14 лет. С 1852-го получил чин генерала-фельдцейхмейстера, то есть начальника артиллерии в Российской империи, сменив на этой должности своего дядю Михаила Павловича. Также числился командиром гвардейской артиллерийской бригады, но в боевых действиях еще не участвовал.
Глава 20
Мы незаметно перебрались в дом, где столкнулись со вторым великим князем. Николай Николаевич, будучи старше Михаила на год, взял на себя всю официальную часть и сейчас беседовал с Меншиковым, который с трудом удерживал на лице дружелюбное выражение. Никогда не видел пресветлого князя в таком состоянии…
— Ваше императорское высочество, ваша светлость, — я поприветствовал Николая и Меншикова, и опять Анна Алексеевна закатила глаза. Точно, она же напоминала — не начинать разговоры первым. Ведь как тут принято: если старшие чины захотят поговорить, то они это и сделают, а нет — младшие не должны мешать.
К счастью, Меншиков только обрадовался нашему появлению, да и Николай, кажется, заинтересовался компанией своего брата. Пришлось мне снова представляться, а пока закручивались кружева этикета, копаться в голове, пытаясь вспомнить, что мне известно про этого сына Николая Первого.
Третий сын, в семье имеет прозвище «дядя Низи», современники характеризовали его как человека благородных стремлений и хорошего кавалериста. Вот только почти каждый, кто описывал великого князя, отмечал, что «ума большого он не имеет». Впрочем, насчет этого были у меня сомнения. Взять ту же победоносную для нас русско-турецкую войну 1878–79 годов, когда наши войска вошли в пригород Константинополя. Это ведь дядя Низи был тогда главнокомандующим, при нем зажглась звезда Скобелева, он был готов забирать для России столицу древней Византии, и только приказ Александра II связал ему руки.
— Кстати, капитан, раз уж вы к нам зашли, выскажите ваше мнение как боевого офицера, — Николай решил перейти к делу. — Мы с Александром Сергеевичем обсуждаем возможное исполнение пожелания Его императорского величества поскорее выбить врага с нашей земли. Так я говорил с Петром Андреевичем Данненбергом, и он считает, что у нас очень удачная позиция. После успеха у Балаклавы мы можем ударить с двух сторон по правому флангу союзников. Одновременно от города и с Чоргунской позиции.
Я тут же представил в мыслях
