Отверженная невеста - Анатолий Ковалев

Виконтесса молчала, ошеломленная. Она ясно помнила Машу, тринадцатилетнюю девочку-сироту, худенькую и вечно печальную, подобранную на улице Зинаидой. Однако женщина в шелковом платье и шляпке с павлиньим пером ни одной черточкой не напоминала прежнюю Машу. Вдобавок, уличный разврат вкупе с пьянством и чахоткой страшно состарили ее.

— Понимаю, законных тридцати лет мне не дашь, жизнь меня не пощадила. — Вульгарная особа шевельнула увядшим ртом, словно подслушав мысли виконтессы.

— Годы никого не красят, — проговорила наконец Елена, слегка придя в себя.

— Вам-то они вреда не причинили, а мои годы были один страшней другого…

— Ну, завела шарманку! — грубо оборвал женщину Алларзон. — Я привел тебя сюда вовсе не за тем, чтобы выслушивать вздор. Расскажи-ка лучше то, что мне рассказывала. Ты действительно видела своими глазами, как твоя хозяйка Зинаида на другой день после родов Елены Денисовны вынесла из дома ребенка?

— Видела, как Бог свят! — согласно качнулось павлинье перо на шляпке.

— Как было дело? Рассказывай!

— Она, проклятая, опоила Елену Денисовну сон-травой. Зинаида вечно покупала разные дурные травки у старой ведьмы…

— У Федоры? — с содроганием сердца припомнила Елена.

— У нее у самой, — вздохнув, подтвердила Мария. — Уж сонные-то травки все Зинаидины девчонки на себе испробовали… Как только какая-нибудь заартачится, гость сильно противный заявится, к примеру, так сразу вместо чаю — стакан отвара получает…

— Поближе к делу! — снова остановил ее мнимый барон.

— Когда вы, Елена Денисовна, родили и отдыхали, Зинаида спозаранку спровадила Хавронью в портовую лавку торговать тухлятиной, — женщина опасливо покосилась на сыщика, — а меня с девчонками заперла во флигеле. Не нужны ей были, значит, свидетели. Мне в то утро не спалось, и я стала смотреть в окно. И увидела, что Зинаида вынесла из дома белый полотняный сверток, как раз с младенчика, и выбежала с ним за калитку. Там стоял извозчик, на нем она и уехала. Спешила так, будто за ней черти гнались, даже калитку нараспашку бросила, чего никогда не бывало!

— А с чего ты решила, что ребенок был жив? — прищурился Аларзон.

— Так ведь Зинаида сверточек-то вовсю укачивала! — парировала выпад осмелевшая Мария. — Стала бы она мертвого баюкать, да к груди прижимать, как драгоценность какую? Утащила бы подмышкой, как узел грязного белья!

— Значит, моя девочка жива! — немеющими губами проговорила виконтесса. Золотые цветы на обоях расплылись в огромные мерцающие пятна. Она сделала попытку подняться с кресла, но ноги отказались ей служить в этот миг. Долгие годы она подозревала, что лавочница похитила ее дочку, и вот наконец догадка подтвердилась.

— Даже не сомневайтесь, Елена Денисовна! — Сквозь вульгарную изношенную личину проститутки промелькнул вдруг облик прежней Маши, доброй и чувствительной девочки. Однако в следующий миг лицо ее судорожно исказилось и она процедила сквозь зубы: — Зинаида и с грудного младенца получила прибыль, будьте уверены. Уж ей-то не впервой торговать людьми! Я-то ее, стерву, вот как знаю!

И она провела ребром ладони по грязной шее, морщины на которой были замазаны белилами.

— Ты думаешь, она продала ребенка? — уточнил Алларзон. — А кому?

— Ну, этого никто никогда не узнает. Проклятая ведьма умеет прятать концы в воду. — В глазах женщины неожиданно блеснул огонек. — Хотя однажды Зинаида почти проговорилась… Это было вскоре после того, как вы исчезли от нас, Елена Денисовна. К нам поступила новая девочка, совсем заморыш, лет двенадцати. Сирота круглая. Зинаида, как водится, отмыла ее, нарядила, будто куклу, и принялась пичкать сладостями да своими вечными байками — как она ей приданое скопит, да потом замуж выдаст, если та будет слушаться и делать все, как ей велят… А к нам ходил один князь, дряхлый, слюнявый, гриб трухлявый, и вот ему-то Зинаида эту девчонку и подсунула. Думала, князь кроме положенной платы большие чаевые оставит, а тот ничего не дал и ушел недовольный. «Почему, говорит, она у вас все время плачет? Я, говорит, не люблю, когда плачут. Это меня расстраивает!» Скотина этакая!

Мария, увлекшись рассказом, собралась было сплюнуть по привычке, но, увидев под ногами наборный паркет взамен мостовой, опомнилась.

— Ну и ругалась же Зинаида, когда князь ушел! Девчонку за волосы оттаскала, Хавронье, служанке, пинков надавала, и нам всем досталось. «Рублей пятьдесят, а то и все сто, — кричит, — я на этом деле потеряла! Эти князья — та еще публика, я вижу! Добра от них, видно, не жди! Я вот, — кричит, — недавно одному князю такое благодеяние оказала, что он по гроб жизни, может, ноги мне целовать должен и золотом осыпать! Если бы не я, ни жены бы у него теперь не было в живых, ни ребенка живого в колыбели! Я, мол, своими руками такое дельце обделала, своей головой рисковала, а он сунул пару мятых бумажек да выставил: „Не знаю, мол, вас больше!“ Вдруг опомнилась, увидела, что я рядом стою и слушаю, по лицу меня ударила: „Ступай, дрянь, на кухню, что уши развесила!“»

— Больше ничего? — осведомился Алларзон.

— Ничего, — перевела дух Мария.

— Этого достаточно! Ты дала мне надежду! Благодарю! — Вскочив, Елена бросилась к женщине и попыталась взять ее за руку.

Та отпрянула, спрятав руки за спиной и качая головой:

— Не надо, Елена Денисовна, не трогайте вы меня. У меня болезнь… Такая, знаете, какой девки болеют.

— Так надо лечиться! — воскликнула Елена. — Господин Алларзон, вы можете нам тут посодействовать? Марию нужно немедленно поместить в хорошую лечебницу. Я оплачу все расходы, а после…

— Какое уж тут «после». — Павлинье перо на шляпке отрицательно закачалось. — Дайте мне три рубля, нет, пять, я тогда за квартиру заплачу и куплю ботинки новые у одной подруги. Она в больнице от этого от самого помирает, у нее ноги все равно отнялись.

Алларзон, начинавший, видимо, тяготиться присутствием проститутки, быстро сунул ей две пятирублевки. Мария, развеселившись, послала хозяйке будуара воздушный поцелуй:

— Ну, так я еще и выпью за ваше драгоценное здоровье! Не обижайтесь, что я помощи вашей не желаю, Елена Денисовна, а только всему свое время, опоздала помощь-то, годков на десять. Теперь уж что? Теперь нечего…

Проводив гостью, Алларзон вернулся в будуар, возбужденно потирая руки:

— Эта особа, как вы могли убедиться, госпожа виконтесса, дала нам основания полагать, что ребенок был жив, покидая притон, где вы имели несчастье произвести его на свет. И даже лучше — жив и продан в некое княжеское семейство.

— Найдите мне эту семью. — Виконтесса устремила на него горящий взгляд. — Найдите, даже если ради этого придется перевернуть весь свет! Сделайте это, и я обеспечу вас на всю жизнь!