Мазепа - Татьяна Таирова-Яковлева

Летом 1703 года из Сечи продолжали приходить тревожные вести, что запорожцы, соединяясь с ордой, намереваются идти на Мазепу[421]. К тому же в июне запорожцы в районе Белгорода напали на русский разъезд, побили стрельцов и угнали лошадей[422].

Гетман прислал Петру подробные статьи, излагавшие его видение запорожской проблемы. Главная идея гетмана заключалась в том, чтобы решить проблему «ласково». Однако в случае крайней нужды (если запорожцы не захотят мирного урегулирования) Мазепа предлагал бросить в Запорожье «несколько десятков бомб»[423].

Только в июле Мазепа сообщал Головину: «Слава Господу Богу! Радением и неусыпным моим старанием проклятый пес Костя кошевой если не испустил проклятой своей души, то по крайней мере с кошества с бесчестием скинут»[424]. После этого в августе 1703 года запорожцы, по выражению А. Курбатова, «укротились от своего злого намерения»[425]. Они подали грамоту, где просили царя сменить гнев на милость и отпустить их посланцев. Запорожцы уверяли, что уже возвратили грекам дорогие товары, а остальные им компенсировать было якобы нечем. Новым кошевым атаманом стал выпущенный из Москвы Герасим Крыса[426]. В ноябре запорожцам была дана царская грамота, которая подтверждала прежние вольности Запорожья и в свою очередь требовала наказания своевольников[427].

Правда, несмотря на это видимое урегулирование, запорожцы продолжали «шалить». Например, когда их посланцы находились в Москве, они предложили жившим там новокрещеным пленным татарам провести их «проселочными дорогами» в Крым, потребовав за это с каждого по 15 рублей. Мазепа, видимо, знал или догадывался и о более серьезных замыслах своих вечных недругов. Он писал обо всем этом адмиралу Головину, и тот в ответ предложил подыскать удобный способ, чтобы физически убрать кошевого атамана Гордеенко, которого они с Мазепой считали главным заводилой[428].

Между тем события Северной войны развивались стремительно. Саксонское войско Августа II было разгромлено под Ригой, и Карл XII вступил в пределы Речи Посполитой и взял Варшаву. Часть магнатов, во главе с Сапегами, присягнула Карлу. Летом ему сдался и Краков. Однако поведение победителей в коронных землях вызвало негодование поляков. Сандомирская конфедерация магнатов и шляхты поддержала Августа, и в конце лета он вернул себе Варшаву.

После того как шведские войска взяли Вильно и Жмудское воеводство, литовские магнаты просили Петра прислать им помощь. В июле Мазепе был дан указ отправить казаков в Белоруссию к Быхову и Могилеву, чтобы не дать польским сторонникам шведов укрепиться в них. К Быхову прибыл отряд стародубского полковника Миклашевского с 12 тысячами казаков. В Быхове находились сторонники Сапег, а также перебежчики-запорожцы. Осада шла удачно, и 12 октября комендант сдался, но не полякам, а русскому царю. Но после сдачи в город вошли польские войска и приняли присягу Августу. Мазепа был крайне недоволен этим обстоятельством, равно как и тем, что изменники-запорожцы не были казнены, но были амнистированы. Он уже успел доложить в Москву об успехе под Быховом и переслать статьи, по которым сдался город[429]. Действия Миклашевского ставили его в неудобное положение перед Петром.

Вскоре выяснилось, что за внешней небрежностью в исполнении условий сдачи могли скрываться далекоидущие планы. Мазепе стало известно, что Миклашевский установил контакты с Троцким каштеляном Михайлом Казимиром Коцелем. Этот польский сенатор вынашивал план федеративного союза Украины с Польшей и Литвой. Для достижения этой цели Коцель предусматривал начало войны с Москвой и примирение со Швецией[430]. Иван Степанович никогда не обольщался по поводу поляков и хорошо знал, что возвращение Украины всегда было краеугольным камнем всех их прожектов. Но вот действия стародубского полковника, начавшего собственную игру, были для него крайне опасны.

Тем более что практически одновременно Мазепа узнал о тайных переговорах другого полковника — Ивана Искры[431]. Полтавский полковник вел переписку с крымским ханом и перекопским беем о заключении союза с Крымом, направленного в том числе и против Москвы[432].

В результате гетман добился разрешения сместить и Миклашевского, и Искру с их должностей полковников, однако при этом просил у Петра разрешения не отсылать их в Москву[433]. Еще больше раздувать недовольство среди старшины Мазепа не хотел и не мог.

Не успели украинские войска вернуться с победой из Белоруссии, как уже в декабре 1702 года Головин пишет секретное послание Мазепе, чтобы тот начал тайную переписку с воеводой киевским Потоцким или отправил бы к нему своих верных посланцев[434]. С этого момента по настоянию российских властей Иван Степанович постоянно имел при польском дворе своего резидента, с 1703 года вел переписку с коронными гетманами[435]. Кроме того, в связи с тяжелой ситуацией на фронтах Северной войны поляки объявили Петру о своем желании совместно с Мазепой воевать против шведов[436].

Совершенно неожиданно Северная война обернулась привлекательной и интересной для Ивана Степановича стороной. Крайнее ослабление Речи Посполитой в войне со Швецией открывало заманчивую перспективу воплотить в жизнь его титул гетмана «обоих берегов». Ранее мы подчеркивали, что рожденный и выросший в Правобережной Украине Мазепа не мог без тоски думать о родных местах, отданных полякам. Его, как искреннего защитника православия, не могли не волновать и те репрессии, которые устраивались в Правобережье католиками и униатами. Подчинение Правобережья гетманской власти не только сделало бы более защищенными границы Гетманщины, но и во многом упростило бы задачи государственного строительства, уничтожив рассадник своевольства, каковым являлась Палеивщина.

Пора снова вспомнить об этом давнем сопернике Ивана Степановича, «народном герое» Семене Палее.

Можно не сомневаться, что Иван Степанович думал о нем постоянно. Исподволь, как настоящий политик и дипломат, создавал он в Москве негативное мнение о фастовском полковнике. Еще в октябре 1696 года Мазепа писал Петру о том, что к Семену Палею бывают частые присылки от литовского гетмана Сапеги. Тот якобы остерегал Палея, чтобы он не верил Мазепе и не приезжал к нему в Батурин. Иван Степанович направил в Фастов своих резидентов, стараясь выведать планы Палея, в частности, не собирает ли он людей для какого-нибудь военного предприятия. В посланиях к царю он подчеркивал, что Палей относится к нему теперь не так «сердечно», как раньше, в частности, не пересылает писем, которые получает от поляков. Иван Степанович не советовал пускать Палея с вооруженными людьми в Киев, хотя сам еще совсем недавно «за собственные деньги» купил ему там двор, «приохочивая» его к царской службе. Вскоре стало известно, что польский король (Август II) прислал Палею 4 тысячи золотых червонцев на наем казаков. После этого Мазепа немедленно издал универсал, запрещающий казакам переходить на правый берег. Резиденты доносили из Фастова, что многие люди Палея высказывались за то, чтобы служить новому королю, «богатому деньгами», а не «на две стороны», как раньше. Палей пьянствовал и в разгуле попеременно пил то здоровье короля, то царя.