Игра Герцога - Сергей Доровских
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О вашем безобразии будет всенепременно доложено! — возопил он, подняв к небу палец. Блеснул перстень, на который, словно комары на огонёк, стали стекаться пьяные со всех углов, образуя давку вокруг саней. — Ведь до самого государя-батюшки о сём будет доложено, на всю Россию-матушку ославитесь, охальники! Так что разойдитесь немедленно! Иначе — кому каторга, а кому — зачинщикам в первую руку, и повешение за сие грозит!
— Кончилась твоя власть, поганый Мокейка! Что, гад, хорошую себе хоромину построил, а? Наши отцы, братья косточки свои положили на эту поганую железку, за которую ты, иуда, ратовал! Ну что, построили, радёшенек теперь, сыт? Далась она нам! Иные горбились, а вы наживались! Ну что на такое народу скажешь, собака? Вон морду какую на нашем поту нажрал! А ну иди сюда! — послышались голоса, им вторили другие:
— Кого он там говорит повесит, это нас, что ли?
— Нас!
— Иуда!
— Ишь, голова! Головотяпская душонка! Нелюдь!
— Убить, убить его! Вот прям на его цепи и вздёрнуть! Заслужил! Да, да, как собаку, на цепи!
— Я б его в проруби утопил, чтоб медалища энтова его поганая на дно стянула!
Толпа гомонила, предлагая всё новые виды расправы, одну изощрённее другой, но кто-то, видимо, решил, что первое предложение — повесить, самое верное и быстро исполнимое, потому стянул Мокея Даниловича с саней и поволок к ближайшему фонарному столбу. Городской голова налился краской, бородка клинышком растрепалась и напоминала использованную малярную кисть. Он пытался что-то ответить, но только хрипел, а, получив в брюхо, быстро сник.
В толкотне, ударах локтями, ругани и гомоне никто не заметил, как над головами разгневанных жителей Лихоозёрска пролетела, на миг закрыв луну, огромная, блестящая чёрным лаком повозка. Возница Пётр верил, глядя на происходящее сверху, и не верил глазам! Он боялся сорваться и полететь вниз, упасть и быть смятым сотнями ног, что с хрустом переминают стекло и пепельный снег.
Когда Мокея Даниловича задрали вверх, чтобы повесить, он семенил во все стороны ногами, цеплялся, пытаясь найти опору, но его били по рукам. Городской голова засопел и прижался пунцовой щекой к холодному столбу:
— До-до-до царя дойдёт! — выкрикнул он в последний раз и посмотрел на круглую луну, будто та могла в один миг сообщить государю о случившемся, а тот по небу пришлёт регулярные войска, чтобы подавить пьяный мятеж. Он из последних сил хватал губами воздух, голова мутнела. Только в таком позорном, неприглядном состоянии городской голова понял, насколько же он тяжёл, ведь всё его тучное тело держалось сейчас только на шее… Вот сейчас его чуть перевернут, и цепь вдавится уже в глотку!
Но толпа, что обхватила его плотным кольцом, вдруг оставила и подалась колышущимся потоком в другую сторону. Словно в один миг переключила внимание на что-то, потеряв к нечастному голове всякий интерес. Взмолившись, тот из последних сил поднял руку, и судорожно нащупал пальцами место, где цепь закрепили у тускло горящего фонаря. Стиснув до остервенения зубы, Мокей Данилович только с третьей попытки смог расшевелить её. И, уже отчаявшись, обмяк, опустив руки вниз, как самоубийца. Через миг почувствовал толчок, удар, хруст.
Очнулся не сразу, ещё не понимая, что сломал руку в локте. Снег, площадь, чёрный винзавод плыли в глазах и мутились, он не сдержался и опорожнил желудок.
Подняв испачканный рвотой рот и быстро бегающие маленькие глазки, он увидел в небе большого ворона. Тот на миг накрыл тенью от крыла толпу, поднял клюв к луне, и улетел также быстро, как и появился…
«Прямые дороги — не всегда самые верные! — раздалось в голове Мокея Даниловича карканье. — Иной раз, знаете, поспешишь — людей насмешишь. А то и разгневаешь до безумия».
— Это чего татарва там скучковалась?
— Басурмане ещё и требовать изволили? Чего бельмекают? Их кого-то там забили? Что? Мы? Лавочника их? Ильнарку Санаева, что ли? И правильно сделали!
— Да мы их всех сейчас к чертям забьём!
— Давно пора! Нечего им тут!
— Бей гадов!
Мокей Данилович встал, прошёлся, покачиваясь, мимо своих покорёженных саней. Возница Прохор лежал то ли убитый, то ли без сознания. Городскому голове было всё равно. Нужно было убираться, пока о нём на время забыли. Воздух стал нестерпимо сухим, наполненным гарью, дымом, спиртовыми парами перед началом самого главного побоища этой звенящей ночи.
* * *
Еремей Силуанович лишь слегка надавил на железные, обмотанные верёвками ручки кусачек с круглыми губками, и палец Фоки шлёпнулся на грязный пол, чуть шевельнулся, покрутился, как толстый червь, и замер, утонув в лужице вытекшей крови. Зверолов выгнул спину и зашёлся в отчаянном крике, верзила-палач вставил ему в рот засаленный кляп.
— Не шуми так, братец, люди же услышат, ещё что плохое про нас подумают! — спокойно протянул лихоозёрский барин. — Разве стоит так орать? Больно? Тебе разве больно?
Он выдернул кляп:
— Мы ещё с тобой поквитаемся, гадина, увидишь — прямо сего… покви…
Еремей Силуанович вставил кляп обратно, усмехнулся, повернувшись к громадному помощнику. Тот смотрел безучастно, словно был сторожевым псом:
— Слышь, Кирюшка, значит, всё-таки ему больно, я так почему-то и подумал! Подождём-ка ещё минутку-другую, и продолжим, пальчиков-то у сорванца ряженого вон как много!
Подвешенный Фока побледнел и обмяк, а затем снова напрягался, и серебряная пуля кольнула острым концом грудь. Его не стали обыскивать, так что в этой кажущейся безвыходной ситуации было хоть что-то хорошее. Его ружьё стояло прислонённым к стене. Еремей Силуанович подошёл к нему, взял, грубо расстегнул и бросил на пол рядом с окровавленным пальцем украшенный дорогими разноцветными камушками и вышивкой чехол. Ствол блеснул в свете раскалённого горна, на котором уже налился докрасна и пульсировал железный брусок:
— Невиданное дело, какая старина, а красота! И если наша птичка не запоёт и не признается, откуда она прилетела, что хочет, и особливо — что ведает про старую шахту, мы сначала прижжём ей грудку, а затем уж! — он направил ствол на Зверолова. — Бах, бах! Из её же ружьишка и прикончим!
Палач уже приготовился разорвать одежды на груди Фоки, чтобы приступить к самой жестокой пытке. Зверолов задрожал — вот сейчас верзила неминуемо нащупает пулю! Хотя и не удалось разыскать Апу-травницу, но оставалась пусть призрачная, маленькая надежда!
В этот миг в железную
