Игра Герцога - Сергей Доровских

— Да что ещё там такое! — злая улыбочка на лице Еремея Силуановича перешла в свирепый гнев, и барин пошёл открывать.

Ему что-то шепнули, и он вернулся:

— Вот как времечко за весёлым дельцем летит — и не угонишься за ним! — сказал он, и присвистнул. — Значит так, я пойду встречать, прибыли наконец самые главные, долгожданные гости! А ты, Кирюшка, оставайся здесь и следи! Глаз с него не спускай! — Еремей Силуанович подошёл вплотную к Фоке, всмотрелся в обескровленное лицо и похлопал по щеке. — Хотя куда он, милок, с дыбы нашей спрыгнет, а? Таких случаев история не знает!

Палач в ответ загоготал.

— Только смотри у меня! Чтоб не помер! Вон кровища как сочится! — он указал на красную ладонь. — Прижги ему, помоги, как говорится, облегчить страдания. А то, неровен час, загнётся ещё раньше сроку. А он нам ещё нужен, — вновь посмотрел в глаза Фоки, но не прочёл в них страха, а только ненависть. — Паршивец ведь нам пока ещё ничего не сказал! Но ведь скажет! Ей-богу, скажет! А нет! — и барин ударил Фоку по щеке наотмашь. — Сам же и вырву язык негодяю!

Еремей Силуанович поднялся из пыточной, тяжело стуча по ступеням, у камина осмотрел себя в зеркале и выругался — этот мерзавец и молчун перепачкал кровью всю сорочку! Даже на рукаве капли запеклись! Спешно забежав к себе в опочивальню, полностью сменил платье, одев то, что было на нём в полдень, когда приходил Гвилум. Широко улыбаясь, пошёл встречать гостей.

Он не знал, что такое могло случиться — стрелки на часах у парадного входа показывали уже одиннадцать, а никого из местных чиновников, купцов и других верных ему людей всё ещё не было! Даже пронырливый, всегда готовый оказаться под рукой Голенищев так и не прибыл! Дубровин впервые изменил своим привычкам! Запропастился городской голова, а тот всегда готов дышать в ухо и докучать своим неудержимым желанием во всём посоветоваться.

Из прибывших его больше других насторожила дама. С виду тёмненькая, уж очень похожая на цыганку, но в шубе… именно такую сегодня барин хотел подарить жене начальника полиции… Откуда точно такой же второй взяться, чёрный соболь — материал редкостный… Еремей Силуанович гордился своей сермяжной русопятостью, и в иной ситуации ни под каким видом не потерпел бы, чтобы даже татарин, а не то что цыганка переступила порог его славного дома!

К тому же вела себя эта дама вовсе не скованно: излишне свободно, можно даже сказать, распущенно, словно чувствовала себя королевой вечера. Она вышла вперёд, и из-под шубы показалась ножка в кружевном чулке. Обняла Еремея Силуановича за мощную шею, провела чёрным длинным ногтем по щеке, томно закусила алую губку и что-то неразборчиво шепнула на ухо. Затем громко засмеялась, чуть брызнув ему в лицо слюной. Тот ощетинился, как пёс, но смолчал, хотя так и хотелось подобрать резкое словцо, чтобы её осадить.

Похожий на ворона человек, что приезжал в особняк и заливался слащавыми эпитетами, казалось, успел с полудня постареть. Во всяком случае, выглядел он осунувшимся, измождённым, и угольно-чёрные волосы, бакенбарды и борода казались чуть белёсыми то ли от снега, то ли от седины. Он, учтиво поклонившись и усмехнувшись, принял за руку девицу, галантно отвёл её в сторону, и на середину вышел господин в шляпе с пером.

Поразил лихоозёрского барина вовсе не странный наряд, а тяжёлые, изучающие, нестерпимо давящие глаза с оранжевыми ободками. Как глаза могут быть… такими? Может быть, так проявилась какая-то болезнь?

— Вы что там, двери не закрыли! — прокричал слугам барин, и те метнулись проверять, хотя оставить открытым парадный вход они и в страшном сне не могли допустить.

«Почему же тогда так холодом несёт? Будто от него!» — вновь посмотрев на гостя, по спине невольно пробежали мурашки. Еремей Силуанович не мог припомнить, чтобы подобное хоть раз испытывал раньше. Гнев — сколько угодно, но только не страх. Не раз он охотился в своих владениях, в том числе и на зверей крупных и опасных. Выходил с ружьём один на один на медведя, и даже мускул не дрогнул тогда на его лице.

— Позвольте представить вам моих спутников, — прокряхтел Гвилум. — Великий герцог, хозяин и повелитель стихий, времени, господин добра и справедливости! — отчеканил он. — И наша обворожительная, прекрасная спутница — жрица судьбы Джофранка!

Еремей Силуанович протянул руку, но та осталась пустой:

— Простите, у вас столь необычные и высокие титулы, но я так и не услышал вашего имени…

— Вы можете обращаться к господину просто — великий герцог! — вспорхнул руками, будто крыльями, Гвилум. И добавил. — Если произнести вслух имя мессира, то можно, кхм, сойти с ума.

— Сойти с ума? — удивился барин.

— Да, знаете ли, такие случаи в истории человечества уже не раз случались. Император Юстин Второй, король Франции Карл, прозванный впоследствии Безумным, Эрих Четырнадцатый Шведский, император Австрии Фердинанд, король Пруссии Фридрих Вильгельм, и даже… даже великий государь Иван Васильевич, когда имел честь получить представление об имени господина великого герцога… Впрочем, я всё же веду к тому, что в столь чудесный вечер нам ни к чему конфуз в виде вашего внезапного умалишения! — засмеялся человек-ворон, но было видно, что он и не собирался шутить.

— Надеюсь, мы весело проведём время! Нет-нет, не надо! — ответила высоким голосом Джофранка, когда один из слуг предложил принять у неё шубу. — Простите даме маленький каприз — остаться на этот вечер в мехах. Тем более…

— Тем более, — впервые подал голос чёрный герцог. — Нам очень скоро нужно отправиться с вами на… прогулку.

— В столь поздний час? — удивился барин.

— Смею заверить, вы будете сиять от счастья, когда узнаете, в какое не столь отдалённое место мессир имеет желание совершить с вами, как выражаются французы, вояж, — сказал Гвилум.

— Уверен, вы не откажитесь, любезный Еремей Силуанович, — добавил герцог.

Барин снова внимательно прислушался к голосу, и по спине прошёл всё тот же неведомый ранее тонкий колючий холодок. Так мог говорить только тот, кто… как его там представили? Хозяин и повелитель времени и всех стихий?.. Если оставить в стороне всю нелепость фразы, если бы на свете и был кто-то, наделённый подобным титулом, он должен обладать таким тембром — будто рядом