Братство камня - Жан-Кристоф Гранже

Она заметила столики на колесах, где были разложены иглы, ножи и крючки. Все эти предметы — скорее оружие, чем хирургические инструменты, — были отделаны слоновой костью, перламутром и рогом… с тонкой резьбой.

Диана замерла. Говорят, иногда молния бьет в человека с такой скоростью, что жертва не сгорает, но все жилочки ее плоти до конца дней хранят память об этом воздействии. Диана сейчас находилась именно в таком состоянии. Когда-то в нее «ударила молния», память дремала в ее теле и теперь сочилась изо всех пор и щелей.

Диана узнала инструменты — они были из ее прошлого. Она едва не потеряла сознание и ударилась бы головой об стол, не поддержи ее Джованни.

— Что с тобой?

Диана оперлась руками о железную тележку, инструменты посыпались на пол, на осколки колб и ампул. У нее потемнело в глазах.

— В чем дело? — Итальянец ничего не понимал.

— Я… мне знакомы эти инструменты, — пробормотала Диана.

— Что ты говоришь? Как это возможно?

— Их опробовали на мне.

Джованни ничего не сказал — только взглянул на нее, ужаснувшись услышанному. Диана колебалась, но отступать было поздно:

— Все произошло жаркой июньской ночью восемьдесят третьего. Мне было четырнадцать лет. Я возвращалась со свадьбы, шла пешком по улочкам парижского предместья Ножан-сюр-Марн. На меня напали у реки.

Диана замолчала, тяжело сглотнула и продолжила:

— Я почти ничего не видела. Человек в маске опрокинул меня на спину, заткнул рот травой и начал раздевать. Я задыхалась, хотела кричать, но… видела только ивы и освещенные окна стоявших вдалеке домиков.

У Дианы перехватило горло, но она вдруг почувствовала невероятное облегчение. Она не думала, что сумеет когда-нибудь рассказать о случившемся. Итальянец рискнул задать вопрос:

— Тот человек, что он с тобой сделал? Он…

— Изнасиловал ли он меня?

Диана устало улыбнулась:

— Нет. В первое мгновение я почувствовала жгучую, как от ожога, боль, а когда подняла глаза, он уже исчез. Я оставалась у реки в состоянии шока. По ногам ручьем текла кровь… Я собрала последние силы и вернулась домой. Промыла рану. Сделала перевязку. К врачу обращаться не стала. И матери ничего не сказала. Рана зарубцевалась. Много позже, изучив анатомический атлас, я поняла, что негодяй со мной сделал.

Диана замолчала. Прошло много лет, но ужасное воспоминание вернулось и снова причиняло жестокую боль. Она яростно пыталась стереть тот кошмар из памяти, но он был с ней каждую минуту, да что там — каждую секунду ее жизни. И она произнесла запретные слова — как будто выплюнула раскаленные добела камешки:

— Нападавший сделал мне обрезание.

Итальянец онемел от потрясения. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем он взял себя в руки и спросил:

— Но… как это может быть связано с токамаком? С инструментами?

— Той страшной ночью, — хриплым голосом ответила Диана, — я разглядела только оружие, которое насильник держал рукой в перчатке. — Она толкнула ногой валявшиеся на полу скальпели. — Это был один из этих ножей с рукоятью из резной слоновой кости…

Рассудок Джованни отказывался воспринимать очередную тайну.

— Это… невозможно, — выдохнул он.

— Очень даже возможно! И логично. Давнее нападение определило мою роль в этой истории, пишущейся под знаком каменного круга. Женщина во мне родилась с изначальной рваной раной. Возможно, она же даст нам ключ к расследованию.

Раздавшиеся в дальнем углу зала редкие сухие аплодисменты прервали рассуждения Дианы на полуслове.

67

Вышедший на свет человек был абсолютно безволосым.

Лысая голова под коричневой ушанкой. На лице ни ресниц, ни бровей. Угловатые черты лица. Выступающие надбровные дуги, нос с горбинкой, молочно-белая кожа. Моргая голыми веками, он становился похож на грозного хищника.

— Я восхищен силой вашего воображения. — Незнакомец говорил по-французски. — Но, боюсь, вы не все угадали…

Человек держал в руке автоматический пистолет, черный, с хромированными деталями. У Дианы было много поводов для удивления, но сейчас ее внимание привлек славянский акцент.

— Кто вы? — спросила она.

— Евгений Мавриский. Врач. Психиатр. Биолог. — Он отвесил ей шутливый поклон. — Сотрудник Новосибирского отделения Академии наук.

Русский подошел ближе. Маленький, крепко сбитый, короткошеий, в серой куртке с каракулевым воротником, он напоминал деревянный чурбачок. Маврискому было не меньше шестидесяти, но безбородое лицо выглядело ужасающе безвозрастным.

— Вы работали в парапсихологической лаборатории. — Диана не спрашивала — утверждала.

Мавриский кивнул, блеснув глазами из-под мехового козырька.

— Я руководил подразделением, занимавшимся целителями. Влиянием духа, сознания на физиологию человека. Кое-кто называет это биопсихокинезом.

— Вы тоже были целителем?

— Тогда я обладал более чем ограниченными способностями. Впрочем, как и все мы. В некотором смысле в этом и состояло наше несчастье…

Диана дрожала. В голове бились вопросы.

— Как вам удалось получить настоящую силу?

В этот момент снова раздался хруст стекла, и кто-то произнес низким голосом:

— Не беспокойтесь, Диана, вы заслуживаете исчерпывающих объяснений.

Она сразу узнала человека, вошедшего в круг света: Поль Саше, гипнолог с бульвара Сен-Жермен.

— Как поживаете, юная дама?

Она не поспевала за событиями, но в присутствии здесь этого человека не было ничего удивительного. Саше идеально вписывался в число посвященных: чех, перебежчик, специалист по оккультной стороне человеческого сознания — гипнозу. Она понимала, что именно он опередил ее у Ирен Пандов, наверняка искал Евгения Талиха. Умирающая Ирен сказала ей: «Глаза… Я не смогла бы им противиться…» Она имела в виду неумолимый взгляд гипнолога.

Саше встал рядом с Мавриским. Он был в темно-синей куртке, плотной белой шапочке и перчатках из горетекса, как будто только что катался по склонам Валь-д'Изера. Идиллический образ нарушал только автомат в правой руке ученого.

Появление Саше заставило Диану вспомнить о Шарле Геликяне. Мог ли курильщик сигар принадлежать к адскому братству? А что, если Шарль уже в пути и вот-вот появится? Или он тоже мертв?

Доктор-чех произнес будничным тоном:

— Думаю, в общих чертах наша история вам известна…

Диана испытывала странную гордость, излагая то, что предполагала и в чем была уверена. Парапсихологический объект, созданный Талихом в 68-м. Привлечение специалистов со всего Варшавского блока, а также одного или нескольких французских перебежчиков. Извращение смысла и сути работы лаборатории, все больше ориентирующейся на пытки и мучительства. Бунт Талиха и его арест, осуществленный руками военных. Авария на токамаке, наверняка связанная с отстранением Талиха от руководства. Спасение рабочих их сородичами, покинувшими ради этого свое убежище. Раскрытая тайна: в горах обитает чистый народ, чьи шаманы наделены высшей силой.

Она совершенно выбилась из сил и замолчала. Мавриский медленно качал головой, и его лицо цвета старой слоновой кости блестело в лучах ламп дневного света. Он округлил губы в знак восхищения:

— Мои поздравления. Вы провели… отменное расследование. Не считая некоторых деталей, все именно так и было.

— Каких именно деталей?

— Авария на токамаке произошла иначе. Наши инженеры не слишком пунктуальны, но не настолько безалаберны, чтобы по неосторожности запустить такую машину. Даже в СССР систем безопасности было много — и весьма надежных.

— Так кто же запустил устройство?

— Я. — Он кивнул на Саше. — Мы. Наша команда. Нужно было во что бы то ни стало избавиться от рабочих-цевенов.

— Вы… это сделали? Но зачем?

Саше продолжил назидательным тоном:

— Вы понятия не имеете, какое место занимал Талих в сердцах этих людей. Он был их хозяином. Их богом. Узнав об аресте, они мгновенно решили, что освободят его силой. В тот момент мятеж нам был ни к чему. Как вам объяснить? Мы ощущали присутствие силы в лаборатории, стояли на пороге великого открытия и должны были во что бы то ни стало продолжить исследования…

— И вы испугались нескольких безоружных рабочих?

Мавриский улыбнулся:

— Я расскажу вам одну историю. В шестидесятом году Советская армия дошла до границ Монголии и начала насильственную коллективизацию. Цевены предпочли убить своих оленей. Военные были потрясены. Однажды утром они обнаружили в долине тысячи выпотрошенных животных, а цевены исчезли. Военные их искали, но никого не нашли и решили, что кочевники ушли в горы. То есть выбрали смерть. Зимой никто не выжил бы в тундре без мяса и оленей. Солдаты ушли, думая, что горы станут могилой для цевенов. Они ошибались. Кочевники никуда не исчезли. Они спрятались — под носом у карателей.