Братство камня - Жан-Кристоф Гранже

Олень у фон Кейна.

Волк у Поля Саше.

Змея у Филиппа Тома.

Диану посетило новое озарение. Она вдруг вспомнила другие факты, другие детали.

Физические проявления, которые она ошибочно считала симптомами перенесенного облучения, а теперь могла проанализировать под совершенно иным углом.

Рольф фон Кейн страдал атрофией желудка, вынуждавшей его пережевывать пищу в жвачку. Ланглуа считал это физическим недостатком, непонятной аномалией. Теперь Диана готова была предположить прямо противоположное: фон Кейн наверняка много лет подряд насильственно срыгивал, пока организм морфологически не приспособился к этой безрассудной привычке. Тогда-то его желудок и деформировался. Тело изменилось, и он даже изнутри стал похож на своего наставника из дикой природы — ОЛЕНЯ.

Диана во всех деталях помнила сеанс гипноза у Поля Саше. В полумраке кабинета она уловила тогда в глазах врача странный золотистый отблеск, подобный тому, что испускает сетчатка волка, наделенная кровяными пластинками, усиливающими свет. Чем объяснить подобную странность? Контактными линзами? Привычкой напрягать глаза в темноте? Ясно одно — для Саше это был символ сходства с его тотемом: ВОЛКОМ.

Случай Филиппа Тома был еще очевиднее. У Дианы перед глазами до сих пор стояло его шелушащееся тело и сухие чешуйки отмершей кожи на столе в бронзовой ванной. Умственным усилием хранитель фонда вызвал у себя психосоматическое заболевание — экзему. Поверхностный слой кожи регулярно пересыхал и менялся. Сила воли и одержимость превратили Филиппа Тома в ЗМЕЮ.

Пораженная Диана продолжала разматывать логический клубок, вспомнив, как чудовищно выглядело тело Гуго Йохума, почти сплошь покрытое темными пятнами. Старый геолог мог заработать болезнь кожи, регулярно бывая на солнце, чтобы стать похожим на ЛЕОПАРДА.

Кому поклонялись Мавриский и Талих? На кого пытались походить? Диана получила ответ, бросив взгляд на русского. Нос с горбинкой на безбородом лице выглядел как клюв. Лишенные ресниц веки почти не моргали. Выбрив лицо, этот человек подчеркнул свое природное сходство с хищной птицей. Евгений Мавриский был ОРЛОМ.

Внезапно Диана услышала насмешливый голос матери:

— Вижу, моя малышка отвлеклась. Замечталась, дорогая?

Диану била дрожь, но кровь больше не стыла в жилах.

— Вы… вы идентифицируете себя с животными… — потрясенно вымолвила она.

Сибилла взмахнула зажатой в руке бритвой с перламутровой рукояткой и произнесла, как в детской игре:

— Горячо, дорогая, горячо. Может, ты догадалась, какое я животное?

Неожиданно Диана поняла, что исключила мать из дьявольского круга. Она призвала на помощь воспоминания об интимной жизни Сибиллы, но не вспомнила ни жеста, ни мании, ни физической черты, которые могли бы навести на мысль о каком-нибудь звере. Ничто не указывало на тотем, разве что…

Внезапно она прозрела.

Ее мать облизывает вымазанные медом пальцы.

Ее мать любовно расставляет свои банки с медом.

Мать и ее знаменитые капсулы королевского желе.

Мед.

Вкус меда был у нее в крови. Во всем теле. В сердце.

Вспомнила Диана и те странные поцелуи, которыми мать награждала ее в детстве. В них всегда участвовал язык — жесткий и шероховатый. В действительности Сибилла никогда не целовала дочь — она ее вылизывала, как делают дикие животные. Диана сделала над собой невероятное усилие, чтобы не дрожал голос, и объявила:

— Ты — МЕДВЕДЬ.

71

Маски были сброшены. Трое уцелевших. Три зверя. Три участника схватки. Она взглянула на часы: четыре утра. Скоро рассвет, и начнется битва. Как они будут драться? Голыми руками? На ножах с рукоятками из слоновой кости? Или станут стрелять друг в друга из автоматических пистолетов?

Теперь Диана думала о Стражах. Она понимала, каким образом этим людям удалось забрать детей у цевенов: те почитали их, точно настоящих шаманов. Ей было легко представить, как они скрытно распределили их по приютам, которые сами же и финансировали, и сделали это в конце августа, во время каникул, когда приемные родители приезжают, чтобы выбрать сына или дочь.

Но она не знала главного: как могли они, все одновременно, организовать эту сеть? Откуда узнали — по крайней мере за два года до часа «X», — что пора собирать Стражей и что дата на их пальцах придется на осень 1999-го? Саше ответил на ее невысказанный вопрос:

— Все пришло через сны.

— О чем вы говорите?

— В девятосто седьмом году мы начали видеть сны о круге. С каждой ночью образы становились все отчетливей. Токамак заполнил собой пространство нашего сознания. Мы разгадали послание и поняли, что должны действовать. День схватки приближался.

Как принять подобное объяснение? Как поверить, что семеро людей в разных концах Европы одновременно увидели один и тот же сон?

Гипнолог продолжил свой рассказ:

— Весной 99-го сны приобрели такую яркость, что у нас не осталось сомнений: поединок неизбежен. Нужно было забирать детей из приютов: точная дата могла в любой момент проявиться на их телах…

— Но почему вы сами их не усыновили?

— Стражи для нас — табу, — ответил Саше. — Мы не можем к ним даже прикоснуться. Разве что смотреть. Так что нам оставалось только караулить появление знака исподтишка, а для этого каждый избранный ребенок должен был жить в близкой нам семье.

Диана подумала о матери, которая все это время наблюдала за Люсьеном, вглядывалась в него, но ни разу не обняла и не приласкала. Навещая мальчика в больнице, она просто ждала, когда появится знак. Диана подошла к Сибилле.

— Почему для своего Стража ты выбрала меня?

Сибилла Тиберж явно не ожидала такого вопроса. Во взгляде, которым она одарила дочь, сквозило неприкрытое безразличие.

— О… да потому, что я тебя выбрала заранее.

— Хочешь сказать, что я была обречена сыграть эту роль?

— С того момента, как я узнала правила.

— Почему ты была так уверена, что я соглашусь усыновить ребенка? Что не смогу сама стать матерью, что…

Она замолчала, сраженная догадкой. Тем июньским вечером, на берегах Марны, на нее напала ее собственная мать, это она ее изуродовала, она пустила в ход хирургические инструменты из токамака. Диана упала на колени, чудом не порезавшись осколками стекла.

— Боже, мама, что ты со мной сделала?

Шаманка склонилась над ней.

— В точности то, что когда-то сотворили со мной! — отрезала она. — Я и сегодня помню, как страдала, когда тебя пытались вырвать из моего чрева. Использовав тебя, я убила двух зайцев. Отомстила за себя и подготовила твое будущее. Мне нужна была твердая уверенность, что ты никогда не заведешь любовника. Что никто тебя не оплодотворит. Обрезание не только делает невозможным физическое наслаждение, оно превращает любое сексуальное сношение в настоящую пытку, особенно если малые половые губы закрылись из-за внесенной инфекции. Я раскромсала тебя так, чтобы добиться именно этого результата, надеясь навсегда отвратить от сексуальных отношений. Должна сказать, детка, что твоя реакция превзошла все мои ожидания.

Рыдания рвались из груди Дианы, но она не плакала. В этот момент раздался голос Мавриского:

— Пора.

Оторопевшая Диана подняла глаза: мужчины отступали к двери, держа оружие наизготовку.

— Нет! — крикнула она. — Подождите!

Колдуны взглянули на Диану. Сибилла не сдвинулась с места.

— Я должна разобраться во всем до конца. И имею на это право!

Сибилла перевела взгляд на дочь:

— Что еще ты хочешь узнать?

Диана в последний раз попыталась сконцентрироваться на хронологии событий. Только так можно было сохранить остатки самообладания. Она сказала:

— Когда Стражи прибыли в Европу, все пошло не так, как было задумано.

Мать-убийца хмыкнула:

— Это еще слабо сказано.

— Тома попытался исключить тебя из схватки, уничтожив твоего Люсяня.

— Тома был трусом. Подобную жестокость можно объяснить только трусостью. Он хотел разорвать круг.

— После аварии, когда ты поняла, что шансов спасти Люсьена не осталось, ты позвала Кейна. Связалась с ним телепатически, потому-то звонок и не отследили.

— Это было самое малое, что я могла сделать.

— И тогда в гонку включился Талих, — подхватила Диана. — Он решил уничтожить вас — одного за другим…

— Талих всегда нами манипулировал, с самой первой встречи! — Голос Сибиллы дрожал от ярости. — Он знал, что мы убьем других шаманов. Знал, что единственный шанс спасти культуру его народа — а она была сугубо устной! — это инициировать нас. Все эти годы мы были хранителями, вместилищем цевенскои магии. Талиху оставалось дождаться дня священной схватки, победить нас и забрать назад силу и власть.