Семья Зитаров. Том 1 - Вилис Лацис

Янка еще немного идет с ним рядом, но чувствует, что нарушает строй, и на перекрестке, где рота поворачивает к своим квартирам, останавливается у забора и глядит вслед удаляющимся стрелкам: большая часть их идет в Зиемельблазму, пулеметчики и разведчики отправляются в дом волостного правления. Гремит оркестр, слышатся песни, на тихой окраине пробуждается новая жизнь. И Янка предвкушает: наступят прекрасные, незабываемые дни.

…У стрелков начался отдых и одновременно тяжелый труд. Батальон пополнился новыми маршевыми ротами, увеличилось количество штыков, и образовался полк, один из тех, которые впоследствии выдержали большое количество сражений и понесли большие потери. Теперь Карл Зитар командовал ротой. Каждый раз, когда он со своей ротой выходил на утреннюю прогулку или на учение в сосняк, Янка сопровождал его. Напрасно Карл отсылал его в школу.

— Не беспокойся, я наверстаю пропущенное, — заявлял Янка.

Разве можно теперь сидеть в классе и слушать, что говорит учитель, когда на улицах звенят песни стрелков, доносящие сюда дыхание войны с Острова смерти! Нет, на это он неспособен.

Чтобы не мешать брату обучать роту, Янка отыскал себе друзей среди молодых стрелков. В полку были три мальчика-подростка. Янка подружился с ними с первого дня и весь досуг проводил в казармах. Слушал рассказы стрелков, ел солдатские щи и вместо геометрии изучал винтовку.

Напрасно старались учителя удержать мальчиков. Ребята целыми днями не являлись в школу. Их не огорчали ни классные взыскания, ни нотации. В эти дни авторитет учителя сводился к нулю. Он казался просто ничтожеством по сравнению с бравыми парнями, марширующими по улицам. Стоило лишь раздаться звукам военного оркестра и чеканному шагу марширующих солдат, как все мальчики кидались к окнам и высовывались на улицу. А однажды, в день, когда вновь созданный полк пошел на парад, из класса во время занятий дезертировала половина учеников. Не помогли ни окрики учителей, ни угрозы, ни увещевания — мальчишки, схватив книги под мышку, надели спрятанные в партах фуражки и без оглядки ринулись по лестнице.

Разве может парад пройти без них! Парад, на котором будут раздавать ордена и георгиевские кресты и зачитывать списки повышенных в чинах! Пусть исключают из школы, пусть пишут записки родителям и наказывают сколько угодно — никто не имеет права лишить их этого удовольствия.

Учителя еще мирились, пока с уроков сбегали отпетые озорники, но когда за поведение пришлось поставить тройку Янке Зитару, лучшему ученику класса, задумались и самые строгие педагоги.

— Это эпидемия!

Все зло заключалось в том, что с этим нельзя было бороться, так же как нельзя прекратить войну и запретить озорные песни, задевавшие за живое достоинство многих почтенных обывателей. Стрелки, например, не могли пройти мимо дома пастора без того, чтобы не пропеть:

Разве, братцы, не чудно, не чудно, не чудно —Влезли к пастору в окно, да, в окно — да!

Поди жалуйся на них начальству, если хочешь, — все равно не поможет.

— Когда полк уходит на позиции? — спросил Янка у Карла.

— Неизвестно. Такие приказы получают в последний момент. Думаю, не раньше ноября.

— Я тоже пойду с вами, — заявил Янка. — Я это сделаю во что бы то ни стало.

— Не знаю, как тебе это удастся, — усомнился Карл.

— Уж как-нибудь сумею, не беспокойся, тебя не затрудню, — в голосе Янки прозвучала плохо скрытая обида.

— За что же ты сердишься на меня? — улыбнулся Карл.

— За то, что ты не настоящий парень.

— Ну?

— Да, именно, — вскипел Янка. — Помнишь, мы прошлым летом говорили с тобой? Уезжая, ты мне обещал узнать все и устроить, чтобы и я тоже мог… А сейчас ты делаешь вид, будто ничего не знаешь.

— Янка, милый, да ведь это не от меня зависит. Я не имею права принять тебя в свою роту, а приказать полковнику не могу.

— Если бы ты замолвил словечко, он бы принял. Тебе жалко. Или, может, ты стесняешься, что у тебя, офицера, будет брат рядовой?

— Не говори глупостей.

— Почему ж тогда ты не хочешь помочь мне?

— Потому, что неладное ты затеял. Мне ничего другого не остается, как продолжать войну, а тебе это ни к чему. И еще потому… — голос брата стал тише, задушевнее, — еще потому, что нельзя наших дома оставлять без сыновей. Ингус уехал, я могу не вернуться с фронта, а Эрнест… Ты отлично знаешь, чего стоит Эрнест. Успокойся, Янка, ты ничего не теряешь, оставаясь дома. Достаточно и той крови, что мы волей-неволей проливаем на радость царю-батюшке, — он мрачно усмехнулся.

Янка замолчал, но от своего намерения не отказался. Возможно, брат и прав, но это еще не причина, чтобы позволить отговорить себя.

«Если у Карла такие взгляды, — решил Янка, — я ему больше ничего не буду говорить, а поступлю так, как сочту нужным. Хоть бы полк скорей отправлялся на позиции. В ноябре? Торчи еще целый месяц в школе».

В полку служили три мальчугана того же возраста, что и Янка. Возможно, по этой причине и не угасала в душе Янки тоска по фронту, а постоянно подогревалась. Почему они служат, а он не может? Почему их приняли, а его не примут? Ерунда! Нужно только захотеть, и все будет в порядке. Полковник совсем не такой сердитый, как кажется. Те трое тоже ходили проситься в штаб, а старый командир, как лев, на них накинулся: «Нет и нет! Дети не воюют!» Но разве они испугались? Ничуть! Спокойно отправились вместе с батальоном на позиции. Их отослали по этапу обратно в Ригу. Они опять бежали на фронт, разыскали стрелков у Даугавы и, когда батальон ночью переправлялся на Остров смерти, тайком присоединились к нему. Они под огнем противника провели на Острове три недели, и наконец полковник сдался, махнул на них рукой и разрешил остаться. Упорством, и только упорством, можно чего-нибудь добиться.

Узнав, что до отправки полка времени еще много, Янка возобновил занятия в школе и, казалось, вернулся к прежнему нормальному образу жизни. Тройка за поведение заменилась пятеркой, и за короткий срок Янка наверстал все упущенное. Этот стратегический маневр должен был усыпить бдительность брата, домашних и в нужный момент помочь осуществить намеченное.

…У стрелков дни проходили в напряженных строевых учениях. В лесу на дюнах, за кладбищем и Зиемельблазмой, они упражнялись в метании гранат и преодолении проволочных заграждений. Офицеры рассказывали бойцам о новых приемах боя и проводили с ротами тактические занятия. По всему чувствовалось: готовятся решающие бои. На эту мысль наводили и многочисленные вечеринки, устраиваемые чуть не каждый день. Стрелкам разрешали повеселиться, пожить беспечно, отвлечься от ужасов Острова смерти, чтобы они не противились, когда их пошлют на трудное дело, откуда очень многим не суждено вернуться. Бравые ротные сотни, беззаботные сорванцы со сдвинутыми на затылок фуражками, элегантные прапорщики и закаленные на службе ротные, — увидим ли вас после рождественской кровавой бойни? Не один из вас останется в Тирельских болотах и у Пулеметной горки [47]. Пожалуй, для большинства из вас это последние радости, последние танцы в просторном зале Зиемельблазмы, и последними поцелуями награждают вас ласковые девушки в темные осенние вечера.

Гремят трубы, грохочут барабаны, нежно поют флейты, кружатся пары — офицеры бок о бок с простыми солдатами. И старый полковник задумчиво смотрит на свой полк. Поднимается занавес, и со сцены сыплются остроты, звучат куплеты. И опять музыка. Шумит последний карнавал. Может быть, это увертюра к какой-то героической драме.

В один из дней стрелкам выдали новые овчинные полушубки и зимние шапки. Люди возвращались из отпусков, и кругом все настойчивее поговаривали о скорой отправке полка на позиции. Уже намечен был день, уже одну из вечеринок называли последней, и стрелки собирали отданное в стирку белье. И наконец, как-то утром знакомый унтер-офицер сообщил Янке:

— Говорят, что мы сегодня уходим.

Янка немедленно отправился к Карлу.

— Это верно, что полк сегодня отправляется?

— Неизвестно, — уклончиво ответил Карл. — Вернее всего, нет, иначе командир полка сказал бы об этом офицерам.

Но когда Янка, делая вид, что уходит в школу, попрощался с братом, долгое, крепкое рукопожатие Карла и его сердечный взгляд рассеяли все сомнения: это было расставание! Они уходят… «Но не без меня», — решил Янка.

В то утро мальчик не пошел в школу. Весь день он провел в помещении одной из рот, стрелки которой считали его своим и даже готовы были зачислить в личный состав роты. Янка здесь же пообедал и собирался пробыть до вечера, когда вдруг пришел ефрейтор и сообщил, что сегодня вечером в «Блазме» [48] опять состоится вечеринка. Стрелки встретили эту весть с большой радостью, некоторые тут же принялись начищать сапоги и бриться, а Янка, огорченный, собрал книги и отправился домой. К чему такая проволочка? Кому нужна эта дурацкая вечеринка? Жди и томись. И нет никакой уверенности, что полк не уйдет потихоньку без тебя на фронт. Это было бы совершенно непростительно.