Семья Зитаров. Том 1 - Вилис Лацис

За ночь полк прошел через Ригу и около полудня расположился на отдых в лесу. Стрелки пообедали, и часа два спустя колонна двинулась дальше, по направлению к фронту. Янка все еще лежал в двуколке. Во время привала ему приходилось быть особенно осторожным, потому что стрелки и обозники расхаживали возле подвод; временами у двуколки Каулиня собиралась порядочная толпа. Как-то один из солдат, остановившись у подводы, облокотился на плечо Янки. Хорошо еще, что он скоро отошел свернуть цигарку, услужливо предложенную ему Каулинем, не то Янка, пожалуй, не выдержал бы.

Наконец, после долгого и томительного ожидания, Янка издали услышал знакомый голос фельдфебеля:

— Рота, стройся!

Минутная суета, перекличка, затем все стихло. И опять слова команды:

— Вольным шагом — марш!

Роты ушли. Следом двинулись и обозники. Только теперь Каулинь, смог дать Янке ломоть хлеба и мяса:

— Закуси. Только не вставай. А когда я скажу «шесть», ты совсем замри…

Поев, Янка начал обдумывать свое положение. Теперь дома уже догадались, куда он исчез. Интересно, что они делают? Хозяйка, наверное, уже сходила в школу и рассказала о его побеге, а хозяин заявил в полицию. Пусть! Он теперь так далеко, что ни учителя, ни полицейские его не достанут. Здесь свои законы и своя власть. Только при воспоминании о Зитарах Янку охватывало странное чувство. Ему стало жаль домашних; он почувствовал вину перед матерью.

«Успокоятся, привыкнут… — утешал он себя. — Когда Карл уходил, не лучше было. А ведь привыкли».

Они все ближе и ближе подходили к фронту. Все яснее слышался грохот пушек, и временами даже доносился звук винтовочных выстрелов.

К вечеру, когда над сосняком спустились ранние осенние сумерки, полк прибыл на место. Ротам предстояло отправиться вперед, на позиции, находившиеся верстах в трех, и сменить один из сибирских полков, а обозники оставались на месте. Кухни, прибывшие заранее, раздавали стрелкам горячий суп. Каулинь тоже отправился за супом, поставив подводу в заброшенный крестьянский сарай. Вернувшись, он впервые за все время откинул брезент и сказал:

— Вылезай, сынок, дальше не поедем. Теперь ты сам соображай, как тебе пробраться вперед.

Янка соскочил с подводы и расправил онемевшие члены.

— Хлебни-ка на скорую руку супу, — продолжал Каулинь, — да и отправляйся, пока ребята еще не ушли на передовые. Одному тебе туда ни за что не добраться.

Он показал Янке на сосняк, где роты ужинали. Вдоль дороги горело много костров, и в отблеске огня виднелись фигуры стрелков и составленные пирамидами винтовки. А дальше, за лесом, жил своей таинственной жизнью фронт, то тихий и безмолвный, то разражающийся пулеметной дрожью или редкими винтовочными выстрелами.

— Поспешай, пока ребята не ушли, — торопил Каулинь. — Это все народ свой, болтать не станут. Вот только не нарваться бы на фельдфебеля — он задаст перцу.

Густая похлебка из фасоли показалась Янке очень вкусной, при других обстоятельствах он съел бы полный котелок, но сейчас аппетит умеряло сознание, что вот-вот должна решиться его судьба. Хлебнув наскоро несколько ложек, он утер рот. Каулинь указал, в каком приблизительно месте могла находиться рота Ансиса Валтера, предупредил, чтобы Янка никому не проболтался о том, как он сюда добрался, и они расстались.

До роты нужно было пройти шагов четыреста. К счастью, вечерние сумерки уже настолько сгустились, что издали нельзя было различить цвет одежды. На Янке была старая форменная шинель Карла, которую тот носил, будучи учеником реального училища, а на голове курчавая папаха без кокарды, купленная им загодя у старьевщика. По дороге ходили стрелки, но Янка старался не встречаться с ними, и скоро его скрыли густые заросли сосняка. Теперь он чувствовал себя спокойно, так как командир полка собрал у себя всех офицеров для инструктажа. Сделав крюк, он миновал команду пулеметчиков и вскоре увидел лица знакомых стрелков из второй роты. У одного из костров сидел Ансис Валтер. С ним, правда, были еще несколько унтер-офицеров, но это даже лучше, — по крайней мере, не одному Ансису придется отвечать за Янку.

— Добрый вечер! — поздоровался он, приближаясь к костру.

Ансис сделал вид, что очень удивлен, хотя в этом не было ни малейшей надобности, потому что сидевшие рядом приняли появление Янки как само собой разумеющееся дело, а один унтер-офицер даже хладнокровно произнес:

— Пришел все-таки? А мы уж думали, что ты проспал или в последнюю минуту передумал.

Вся рота давно знала, что Янка собирается идти с ними на передовые позиции, и потому его появление казалось всем совершенно естественным. Вокруг него собрались стрелки из второго взвода, подошли любопытные и из других взводов. Янка еле успевал отвечать на вопросы: как он добрался сюда? Не останавливали ли его по дороге патрули? Не хочет ли он супу?

Унтер-офицеры стали соображать, что теперь делать. Промолчать и тайком провести Янку в окопы? Могут получиться неприятности. Если же сообщить офицерам, весть неминуемо дойдет до командира полка, и военная карьера Янки на этом закончится. Наконец решили сказать все командиру роты по дороге в окопы, причем представить дело так, будто присутствие Янки обнаружено только сейчас и волей-неволей пришлось, мол, мальчишку оставить у себя на ночь.

Так договорились, но получилось иначе. Ротный, возвращаясь от командира полка, как-то узнал все и, придя в роту, немедленно потребовал, чтобы фельдфебель привел «добровольца».

Унтер-офицер второго взвода привел Янку.

— Как же это ты, сынок? — обратился к Янке молодой поручик, больше, пожалуй, годившийся ему в братья, чем в отцы. — Так нельзя. Добровольцев принимают в штабе полка или в Риге на улице Тербатас [50]. Они некоторое время должны пробыть в резервном полку, а ты хочешь сразу попасть на передовую.

— Я уже был в штабе полка… прошлой осенью, — проговорил Янка.

— И тебе сказали, что ты слишком молод?

— Так точно, господин поручик. Со мной даже отец ходил и просил зачислить, но они и с этим не посчитались.

— Это на них похоже, — улыбнулся поручик. — Но, может быть, теперь они будут сговорчивее. Сходи все-таки в штаб и расскажи все как есть и, если командир полка разрешит, смело приходи в роту. Мы ничего не имеем против, но приказ есть приказ. Зивтынь, проводи его к командиру полка, — приказал он одному из стрелков.

— Господин поручик… — Янка ухватился за последнее средство. — Нельзя ли мне сначала поговорить с братом, подпоручиком Зитаром?

— Ладно, Зивтынь отведет тебя в его роту.

«Не везет мне, — подумал Янка, следуя за стрелком. — Это не то, что на Острове смерти. Если б я попал туда прошлым летом, теперь мне не пришлось бы здесь попрошайничать».

Несколькими минутами позже он уже разговаривал с братом. Карл только головой покачал, когда Зивтынь привел к нему Янку.

— Озорник ты, озорник! Разве так можно?

— Такой же, как и ты, — отрезал Янка. — Или ты один только имеешь право воевать? Я тоже хочу. И если ты настоящий парень, то должен поговорить с командиром полка. Иначе и дружба врозь.

— Потише, братец, — улыбнулся Карл. — Давай поговорим серьезно. Войди и ты в мое положение. Допустим, что я выхлопочу у командира полка разрешение и приму тебя в свою роту, но…

— Почему ты не хочешь это сделать?

— Потому что тогда на меня ляжет ответственность за твою судьбу.

— Я сам за себя сумею ответить, тебя это не касается.

— Нет, касается. Представь, что с тобой случится несчастье — тебя убьют или искалечат, — ведь мать прежде всего меня упрекнет за то, что я взял тебя на фронт. И она будет права. Пойми сам, как это ужасно! Ведь я не посмею тогда домой показаться.

— И совсем все это не так страшно.

— Нет, это страшно. Ты губишь свое будущее. Ведь ты, помнится, мечтал стать моряком?

— Да, мечтал, ну так что же?

— Тебе уже не быть моряком. Ты не увидишь чужеземных городов и островов и никогда не испытаешь прелести плавания по южным морям. Кончится война, и каждый сможет опять жить, как ему нравится, как мечталось. Твоя же жизнь будет кончена. Ты будешь лежать где-нибудь в болоте или ковылять на костыле.

— А если я останусь жив-здоров?

— На войне надо рассчитывать на самое худшее.

Он дружески беседовал с младшим братом, этот юный офицер, побывавший в пекле Острова смерти и смотревший в глаза всем ужасам войны. Он до тех пор уговаривал и убеждал его отказаться от безрассудного намерения, пока не поколебал упрямство мальчика. Но Янка все же хотел попытать счастья у командира полка. Против этого Карл не возражал, хорошо зная, какой ответ он получит от старого полковника.

— По этапу в Ригу, — приказал командир полка.

Янка был настолько утомлен переживаниями последних суток, что до него не дошло роковое значение этих слов. Они возвращали его обратно в старую жизнь, направляли его будущность не по тому руслу, какое он выбрал.