Квартира в Париже - Келли Боуэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подойдя к ближайшей прикрепленной к полу подставке, Лия заметила очередной оптимистичный пейзажик Милбрука, прислоненный к ней, и уже была готова дать руку на отсечение, что в нижнем углу картины окажется подпись Уильяма Сеймура.
– Только не говорите, что все свои работы сваливаете здесь, – невольно выпалила она.
Габриэль протиснулся мимо нее.
– Перед съемками фильмов некоторые картины приходится убирать сюда, в основном те, что не вписываются в эпоху по сюжету. Иногда киношники развешивают свой реквизит, – сообщил он, начисто игнорируя ее вопрос.
Лия вздохнула, чувствуя ту же отчужденность при упоминании его работ, что и тогда в читальне.
Ее взгляд упал на торчащий среди других картин узкий высокий холст, на котором виднелась голова и плечи очередной балерины – вихрь кремовых мазков на фиолетовом фоне, и пальцы невольно сжались от желания спасти ее от забвения и выставить на всеобщее обозрение, но она сдержалась и нехотя отвернулась.
– Так что мы ищем? – спросила она, направляясь вглубь чердака.
Обойдя коллекцию мебели, Габриэль отодвинул старинное кресло-качалку и присел возле старого сундука.
– Наверное, что-нибудь вроде такого ящика.
Он смахнул с крышки толстый слой пыли.
– Мать Абигайль, Имоджен, умерла в 1990 году. Всю жизнь прожила в Милбруке, и то, что не успели выбросить или раздать после ее смерти, должно быть где-то здесь. – Он пригляделся к замку. – Если честно, по-моему, вряд ли тут найдется разгадка тайны, как фотографии Софи оказались в Париже и как они связаны с картинами в тайнике.
Лия встала на колени и запустила палец под крышку картонной коробки, но вдруг замерла.
– Как-то неудобно, словно роюсь в ваших личных вещах.
– Забавно. Когда мы обыскивали квартиру вашей бабушки, со мной было примерно то же самое.
– Логично, – согласилась Лия.
– Только здесь мы точно не найдем ни Мунка, ни Дега, – добавил он. – Это же просто свалка всякого барахла, которое уже давно надо было раздать или выбросить. Так что смелее, и не переживайте. – Он открыл замок сундука и откинул крышку. – Просто скажите, если попадется что-нибудь довоенное или времен войны.
Лия кивнула и открыла первую коробку.
Она целый час перебирала коробки со старой одеждой, бельем, игрушками, книгами, спортивными снарядами, кухонной утварью, наборами инструментов, и вдруг на одном из сундуков заметила знакомый футляр.
– А кто играл на скрипке? – спросила она Габриэля, осторожно поднимая футляр.
– Уж точно не я, – гулкое эхо его голоса заметалось среди стропил. – Я даже «Собачий вальс» на фортепиано не сбацаю, – добавил он и чихнул. – А вы умеете? В смысле, на скрипке?
– Да, только уже давно в руки не брала.
– И хорошо получается?
– Вроде бы. Это grand mère меня уломала учиться. Сама виртуозно владела, хотя при мне играла очень редко.
Лия потрогала замки на футляре.
– Можно взглянуть?
– Конечно, – Габриэль поднялся, отряхнул руки и взглянул на часы. – Сомневаюсь, что среди этого хлама найдется хоть какая-то зацепка. По-моему, лучше в архивах покопаться.
Лия рассеянно кивнула и осторожно открыла футляр. Внутри под защитной тряпочкой оказалась скрипка, покрытая красновато-коричневым лаком, который подчеркивал рисунок древесины деки и гармонично сочетался с черным подбородником, струнодержателем и грифом.
Она вынула инструмент из футляра, скользнув пальцами по струнам.
– Красавица, – заметила она, поднося инструмент ближе к свету.
– Вряд ли это Страдивари за несколько миллионов, – заметил Габриэль, присаживаясь рядом.
– Вы же говорили, что в скрипках не разбираетесь.
– Ну да. Больше и добавить нечего.
– Ну, – Лия заглянула в эфы, – это точно не Страдивари.
– Жалко, – Габриэль машинально смахнул пыль с крышки сундука, на которой лежал футляр.
– Так это же Коллен-Мезен! – ахнула она, нежно поглаживая завиток головки. – У моей преподавательницы такая была, только ученикам она даже потрогать не разрешала.
– Так сыграйте.
– Что?
– Сыграйте. На этой скрипке.
– Сейчас?
– Почему бы и нет?
– Ну мало ли, может, в смычке волос надо сменить, а то звучать не будет.
– Я все равно не замечу разницы. Мне медведь на ухо наступил. Просто приятно послушать, как вы играете. – Он уселся на крышку чемодана и выжидающе посмотрел на нее. – Давайте, не стесняйтесь.
– Не могу.
– В смысле, не хотите?
– Нет, дело не в том…
– Что, слабо́?
– Ну что вы как маленький!
Габриэль усмехнулся, и у нее перехватило дыхание. Нет, ну разве можно быть настолько неотразимым даже на пыльном чердаке и при такой наглости!
– Ладно. Только на что-нибудь приличное можете не рассчитывать.
Все с той же ухмылкой Габриэль откинулся назад, опираясь на руки.
Лия рассмотрела скрипку поближе. Боже, какая прелесть. И сохранилась прекрасно, даже grand mère бы одобрила такое аккуратное обращение. Кому-то этот инструмент был очень дорог.
Лия проверила и подстроила струны, потом осмотрела смычок и подтянула волос, все время ощущая пристальный взгляд Габриэля.
Натёрла волос канифолью и поморщилась:
– Старый совсем.
– Ну и что?
– Не скажите. Вряд ли зазвучит…
– Да вы просто увиливаете.
– Ничего подобного.
– Тогда играйте.
Лия покачала головой и приставила скрипку к плечу. Закрыла глаза, представляя, как в последний раз играла в Марселе. Смеркалось, она сидела на крылечке, наслаждаясь ароматом лилий в летнем воздухе, а рядом с грустной улыбкой за ней наблюдала grand mère.
Лия коснулась смычком струн и заиграла ту же пьесу, что исполняла в тот раз. Точнее, любимый отрывок grand mère. Пальцы слушались неважно, но музыка словно перенесла ее в Марсель, в летний вечер рядом с женщиной, так хорошо умевшей хранить свои тайны.
Через несколько минут она остановилась, опустив смычок.
Габриэль не шелохнулся.
– Мне бы хотелось запечатлеть вашу игру на холсте.
Лия залилась краской.
– Это лишнее.
– Нет, не лишнее. – Он помедлил, не отрывая от нее пристального взгляда. – А как называется это произведение?
– Девятая соната Бетховена. То есть отрывок. Знаю, немного неожиданно, просто grand mère его очень любила.
– А говорили, что более-менее. В смысле, на скрипке умеете.
Лия поморщилась и опустила инструмент.
– Знаю, я давно не играла, и волос у смычка совсем никудышный…
– Лия, господи, да я похвалить хотел, – Габриэль встал и отряхнул джинсы. – Сыграли просто потрясающе.
– А, ну спасибо, – все еще краснея, поблагодарила она. – В юности я была нелюдимой. А со скрипкой просто получалось…
Он подошел вплотную.