Впереди идущие - Алексей Новиков

Но дело для Белинского было не только в Державине. Он приступил наконец к обзору сочинений Пушкина.

«Чем более думали мы о Пушкине, – значилось в первой из задуманных статей, – тем глубже прозревали в живую связь его с прошедшим и настоящим русской литературы и убеждались, что писать о Пушкине – значит писать о целой русской литературе: ибо как прежние писатели русские объясняют Пушкина, так Пушкин объясняет последовавших за ним писателей».

Конечно, Виссарион Белинский далек от самолюбивой мысли выполнить капитальный обзор всей русской литературы только своими скромными силами. Он хочет проложить дорогу другим там, где еще не протоптано и тропинки.

Труд, предпринятый Белинским, займет несколько лет. Его суждения о Пушкине станут не тропкой, а столбовой дорогой, с которой не сойдет русская мысль. Даже ошибки его станут благотворной почвой для познания истины.

Глава шестая

«…Спешу обрадовать Вас приятным известием, что четвертого числа июня месяца, сего 1843 года, Вы будете иметь неизреченное счастие видеть мою особу в богоспасаемом селе Прямухине. В. Белинский».

Шуточное письмо адресовано, конечно, не Александре Александровне Бакуниной, а одному из ее братьев, с которым давно дружит Белинский.

Виссарион Григорьевич почти выздоровел. Ему легко дышится, не ломит грудь, а душа парит в эмпиреях. Он пьянеет от радости и, идучи по улице, готов объявить и знакомому и незнакомому: «Я еду… еду…»

Он едет в Москву, а по дороге окажется Прямухино. Конечно, он расположен к сумасшествию, но теперешнее его сумасшествие будет не то, что прежнее. В дорогу!..

Когда улыбнется счастье, тогда задается все! Даже коршун Краевский великодушно согласился на отлучку главного сотрудника, которого будет заменять Некрасов.

Укладывая нехитрый багаж, Белинский раскрыл только что вышедшую июньскую книжку «Отечественных записок». Перечитал еще раз заглавие: «Сочинения Александра Пушкина. Статья первая…» Начало есть! Положил журнал в дорожный саквояж.

На следующий день Виссарион Григорьевич покинул Петербург.

В открытые окна дилижанса залетает легкий ветерок и нашептывает нетерпеливому пассажиру: «Ждут не дождутся тебя в Прямухине!»

Стучат колеса: в Прямухино, в Прямухино!

В Торжке Белинский покинул дилижанс. Теперь до Прямухина рукой подать. Он бы по крайности и пешком дошел.

Незаметно пролетели версты. Лошади прибавили ходу. За поворотом показался раскидистый дом Бакуниных.

С террасы спускалась девушка в розовом платье с белым корсажем. Она заслонила рукой глаза от солнца, стараясь разглядеть, кто едет, потом вернулась на террасу – и на террасе произошло общее движение. Все бросились навстречу приезжему.

Здравствуй, многоголосая молодость, здравствуй, обитель гармонии и блаженства, где Виссарион Белинский любил так горестно и трудно!

Когда молодежь отправилась гулять по парку, Белинский замедлил шаги подле скамеек, укрытых цветущей сиренью: здесь он читал вслух только что написанную статью. Помнит ли это Александра Александровна?

Александра Бакунина, смеясь, потянула его за руку:

– Дальше, дальше! Иначе мы ничего не успеем показать вам до обеда!

Виссарион Григорьевич согласно склонил голову.

Он бывал в этом парке и летом и осенью. Ему всегда казалось, что прямухинский парк полон неземной красоты: такие благоухающие деревья, такие чистые ручьи могли быть только в раю.

Было время, когда Боткин, расставшись с Александрой Бакуниной, сказал Белинскому: «Ясно, что она меня не любила. Одна фантазия. Точно так же она могла бы вообразить, что любит тебя, если бы ты держался умнее».

Виссарион Белинский умнее не стал. А рядом идет Александра Бакунина! Правда, Александра Александровна шла не совсем рядом, а несколько поодаль, хотя и участвовала в общем разговоре. Впрочем, разговор был такой шумный, что далеко не каждое ее слово долетало до гостя.

Когда возвращались к дому, в аллее показалась еще одна молодая женщина… Силы небесные! Варвара Александровна, старшая из сестер Бакуниных, благоговеть перед которой его научил Николай Станкевич! Варвара Александровна снова на родине и снова с постылым мужем. Во имя долга? Или вернулась в тихую пристань после короткой освежительной бури?

За обедом сошлись все обитатели дома. Нельзя сказать, чтобы сам хозяин, Александр Михайлович Бакунин, жаловал Белинского, как, впрочем, многого не одобрял он и в жизни собственного сына, ныне скитавшегося за границей.

Александр Михайлович оказывал за обедом явные знаки внимания мужу Варвары Александровны, недальнему соседу помещику Дьякову. Наконец-то восстановился этот союз, освященный богом! Разговор хозяина дома с Дьяковым шел о неотложных хозяйственных делах. Дьяков, желая блеснуть в застольной беседе, говорил о задуманных им в имении новшествах, от которых можно ждать неслыханных барышей.

– Какую же такую диковинную фабрику вы собираетесь поставить? – недоверчиво спрашивал старик Бакунин. – Вот поддался и я на новшества, можно сказать, в фабриканты записался, а кроме хлопот, ничего не имею. Плохо работают нерадивые людишки.

Виссарион Григорьевич так и замер с вилкой в руке: какая фабрика может быть в царстве гармонии и блаженства?

Варвара Александровна сидела рядом с мужем. Она заботливо следила за тем, чтобы его тарелка не была пуста, и старательно выбирала для него любимые кусочки. Господин Дьяков кушал с отменным аппетитом, бросая на жену благосклонные взгляды.

«Еще одна тверская помещица появилась на свете», – с тоской подумал Белинский.

Варвара Александровна поймала устремленный на нее взгляд и в ответ Белинскому улыбнулась спокойной улыбкой. Словно хотела сказать неистовому другу прежних лет: «Давно прошли они, годы чудачеств и любовных безумств».

«Хорошо, что нет на свете Станкевича», – вздохнул Виссарион Григорьевич.

Первый день, проведенный в Прямухине, шел к концу. Белинский ждал. Сколько бывало здесь задушевных бесед и споров, сколько мыслей и сердечных порывов изливалось, когда вечером в гостиной собиралась молодежь!

Так было и сегодня. Говорили о московских концертах и журнальных новинках, перебирали последние статьи самого Белинского и расспрашивали о Петербурге. Разговор перекинулся на новинки европейской литературы. Мелькали имена и названия книг.

– Кстати, – вспомнил Николай Бакунин, – мы прочли в «Отечественных записках» статьи Боткина о германской литературе. Досадно, что мы не знаем мнения о них нашего Мишеля. Просто не верится, до какой высоты поднялся многоуважаемый Василий Петрович. Вам, Виссарион Григорьевич, наверное, больше, чем нам, провинциалам, известно, чем живет ныне философ, обитающий на Маросейке? – в голосе Николая Александровича отчетливо прозвучала неприязнь.