Полицейские и провокаторы - Феликс Лурье

Некоторые охранители империи считали Зубатова врагом царя и отечества [425]. Начальство его не любило за ум и строптивость, большую, чем дозволялось традициями Департамента полиции, вызывали раздражение непривычные преобразования и независимость мнения. Среди типичных «голубых» генералов он числился белой вороной, человеком чужим и чуждым. Ни Плеве, ни полицейская система империи не выносили умных и талантливых людей[426]. Министр внутренних дел не понимал зубатовских нововведений, не верил в них. Он считал, что к революционному пролетариату начала XX века применимы методы борьбы, оказавшиеся эффективными в 1880-х годах в отношении народовольцев, и поэтому постепенно превращался в идейного противника Зубатова. Зубатовские теории были для него чрезмерно тонки. Но у заведующего Особым отделом были высокие покровители, и министру оставалось, притаившись, поджидать удобного случая. Плеве знал, что его предшественник Сипягин пробовал бороться с Зубатовым, но потерпел поражение.

В безупречности затей начальника Московской охранки не были уверены даже те, кто активно ее поддерживал. Приведу признание самого Зубатова: «Вообще главною точкою преткновения в легализации рабочего движения был вопрос: а не падет ли эта организация на голову самого же правительства? Долго колебавшийся Трепов, наконец, воскликнул: „Ну, да штыков у нас хватит! Будем делать, как велят наши совесть и разум"» [427]. Пессимистические рассуждения сторонников зубатовщины, как мы знаем, восторжествовали. И штыков хватило, когда пришло их время.

«Идея зубатовщины столь же проста, как и наивна,— писал ее активный противник С. Ю. Витте.— Рабочие уходят в руки революционеров, т. е. в руки всяких социалистических и анархических организаций, потому что революционеры держат их сторону, проповедуют им теории, сулящие им всякие блага. Как же бороться с этим? Очень просто. Нужно делать то же, что делают революционеры, т. е. нужно устраивать всякие полицейско-рабочие организации, защищать или главным образом кричать о защите интересов рабочих, устраивать всякие общества, сборища, лекции, проповеди, кассы и прочее. (...) Затеи Зубатова, который, в сущности говоря, держал в руках и великого князя Сергея Александровича и Трепова, произвели в Москве большие сенсации. Фабричная инспекция с ними боролась Я поддерживал инспекцию, но ничего существенного к уничтожению этой затеи сделать не мог. Великий князь делал все, что хотел, ничем не стесняясь. Министр внутренних дел Горемыкин, ничтожный человек, конечно, всячески угождал великому князю» [428].

Летом 1903 года в Одессе началась забастовка, в которой активно участвовали рабочие из зубатовской организации. Забастовка распространилась на весь юг России. В июле руководитель забастовки агент Зубатова Г. Шаевич был арестован, зубатовские агенты не удержали рабочих от забастовки с политическими требованиями. В столице стало известно, что монарх раздражен. Зубатов почувствовал, как у него под ногами заколебалась почва, и бросился искать поддержку у сильных мира сего. В отчаянии он решил попробовать склонить Витте на свою сторону. Надежда была лишь на враждебные отношения Витте, с- Плеве. Свидание произошло как раз в то время, когда крах одесской затеи стал для Зубатова очевидным. Он рассказал Витте о трудном внутриполитическом положении, что остановить революционное движение полиция не в состоянии, «что политика Плеве заключается в том, чтобы вгонять болезнь внутрь и что это ни к чему не приведет, кроме самого дурного исхода» [429]. Осторожный министр финансов отказался принять Зубатова под свою защиту. Тогда он отправился к князю В. П. Мещерскому, имевшему влияние в Зимнем дворце, а тот все рассказал Плеве.

Бывший начальник Зубатова директор Департамента полиции А. А. Лопухин сообщил в своих воспоминаниях, со слов Плеве, что существовал заговор Витте — Мещерский — Зубатов, направленный против министра внутренних дел Плеве, на чье место якобы метил Витте[430] .

Расправа последовала молниеносно и в исключительно грубой форме. Плеве в присутствии товарища министра внутренних дел В. В. Валя, не предложив Зубатову сесть, не входя в подробные объяснения, потребовал от него немедленной передачи дел и отъезда из столицы. Сергей Васильевич написал прошение об отставке и тут же получил ее с минимальной пенсией — три тысячи рублей в год. 20 августа 1903 года Зубатов выехал в Москву, оттуда во Владимир, под гласный надзор полиции[431]. Плеве простил бы ему неудачи с построением «полицейского социализма», но не интригу.

Ко времени увольнения Зубатова из Департамента полиции его идеи на практике потерпели поражение. Рабочие, когда дело касалось их кровных интересов, точно формулировали свои требования и не шли за полицейскими агентами. В своих целях рабочие использовали организации, созданные и финансируемые правительством* Экономическая борьба против конкретного хозяина-эксплуататора, заложенная в основу зубатов-ского «полицейского социализма», перерастала в политическую борьбу против монархического правления, а полицейские поводыри невольно переходили на сторону борющегося народа. Капиталисты не желали вступить в сговор с Департаментом полиции и более других содействовали краху зубатовщины.

Департамент полиции многократно пытался внушить владельцам фабрик и заводов, что их политика игнорирования положения рабочего класса пагубна. Так, 26 июля 1902 года Зубатов пригласил на обед ведущих московских капиталистов и пытался им изложить свои доводы в пользу необходимости облегчения положения трудового народа. Ответ московских фабрикантов сводился к тому, что они не понимают, чем обеспокоен Департамент полиции,— ведь рабочие составляют один процент от всего населения России. Почему же необходимо «во что бы то ни стало выделить 1% населения Российской империи в балованных детей, а 99% предоставить на волю Божию. И еще удивительнее во всем этом, что и духовные наши власти действуют в таком же духе, забывая, что перед лицом Церкви нет ни рабочих, ни заводчиков, а есть только православные люди!» [432].

Что же здесь комментировать, жизнь дала свой комментарий. .

После убийства Плеве новый министр внутренних дел князь П. Д. Святополк-Мирский вызвал опального Зубатова в Петербург для объяснений. «Сейчас у нас гостит в Питере Сергей Васильевич,— писал Медников Спиридовичу 10 ноября 1904 года,— которого на днях пригласили из Владимира приехать в Петербург для устройства его дел. Конечно, кн. Святополк-Мирский обещал снять всякие с Серг. Вас. ограничения и вновь назначить ему пенсию обыкновенным образом в 5000 рублей и что во всем Бог прости страм, а вновь предлагает взять всю заграничную агентуру на старых правах Рачковского. Но еще Сергей Васильевич не решил, брать или нет»[433]. Поколебавшись, Зубатов отказался. Медников считал, что увольнение Зубатова явилось следствием происков А. С. Скандракова, особо доверенного жандармского офицера министра внутренних дел [434].

В 1905 году, пока Витте остацался у власти, а страсти вокруг зубатовских новаций несколько улеглись, ему неоднократно предлагали вернуться на службу в Министерство внутренних дел, но после оскорбительного изгнания он не пожелал вновь надевать мундир надворного советника.

Зубатов затворнически жил во Владимире, много читал, анализировал результаты внедрения своих изобретений, но взглядов не переменил. Некоторое время Сергей Васильевич сотрудничал в крайне реакционной газете «Гражданин». Ее издавал и редактировал кн. В. Н. Мещерский, составлявший с Витте и Зубатовым триумвират, противостоявший Плеве. Зубатов делал и другие попытки заняться литературным трудом, но безуспешно. Те, для кого он писал, считали его опусы скучными. Сегодняшний читатель прочел бы их с интересом. В уме, стойкости и последовательности идее монархического способа управления Россией в совокупности с «полицейским социализмом» ему не откажешь. Подтверждение сказанного можно найти в переписке Зубатова с редактором журнала «Былое» В. Л. Бурцевым. Так, в письме от 21 марта 1908 года из Владимира он писал своему корреспонденту в Париж: «Я — монархист самобытный, на свой салтык, и потому глубоко верующий. Ныне идея чистой монархии переживает серьезный кризис. Понятно, эта драма отзывается на всем моем существе; я переживаю ее с внутренней дрожью. Я защищал горячо эту идею на практике. Я готов иссохнуть по ней, сгинуть вместе с нею. <...)» [435]

В 1910 году Сергей Васильевич с женой и сыном переехал из Владимира в Москву и поселился на Пятницкой, 28. Он тихо жил на солидную пенсию и на досуге вспоминал, как начал полицейскую карьеру, как содействовал внедрению провокации в политический сыск. Ни «полицейский социализм», ни провокация не защитили монархии, зубатовщина обернулась против нее. С падением самодержавия рухнуло то, что стареющий Зубатов считал главным делом всей своей жизни, пала надежда хотя бы на частичное торжество его идей.