Игра в Тарот - Алексей Грушевский

Там царил покой и порядок. Два симпатичных человека, один маленький, лысенький с рыжеватой бородкой в очёчках, другой несколько бесформенный, тоже толстоватый, дебильного вида молодой человек, покупали какие-то странные предметы в отделе садо-мазо.

— Нам это нужно для обряда инициации… парсы… тантризм… определённые влияния… восточная философия… древние культы… — доносились до Пердунерки отдельные слова их разговора с продавцом. Пердунерка немного отдышавшись, стала разглядывать товары. И тут же она увидела оружие! Грозное, страшное оружие, оружие, с помощью которого можно легко истребить легионы мерзких мурзилок.

Они были разные: КРАСНЫЕ, ЧЁРНЫЕ, БЕЛЫЕ, БОЛЬШИЕ И МАЛЕНЬКИЕ, РУЧНЫЕ И МЕХАНИЧЕСКИЕ, ГЛАДКИЕ, ПУПЫРЩАТЫЕ, РЕБРИСТЫЕ, С ШИПАМИ, ЕЛЕКТРИЧЕСКИЕ, С РАЗНИМИ ПРОГРАМАМИ…

Когда два, как поняла Пердунерка, новообращённых парса ушли, она уже знала что ей надо. У мерзких мурзилок отныне не оставалось никакого шанса.

Дома, сев за компьютер, сотрясаясь от предчувствия триумфа, она нашла дневник недавно разоблачённой мурзилки.

— Вот он! Вот он! А-а-а-а, попался голубчик! Хе-хе-хе, думал, что я тебя не узнаю. Ну ничего, ничего, сейчас тебе конец придёт голубчик — некрасивая, среднего возраста носатая женщина в толстых роговых очках, сладострастно заёрзала на стуле.

Борясь с охватившей её неистовой дрожью возбуждения, она достала огромный, просто невероянных размеров, вибратор, обильно его смазала какой-то густой, вонючей, ранее никогда не используемой ею мазью, выпила целый пузырёк шпанской мушки…

И ЭТО НАЧАЛОСЬ!

P.S. Её нашли через пару недель. В отделе удивились, что она не пришла за очередным жалованием. Телефон не отвечал. На эл. письма она не отвечала. Послали лейтенанта, тот почувствовал какой-то странный запах за дверью. Дверь взломали. Что там нашли, не будем описывать.

Чувства надо щадить.

Пост развеселил Николая. Он никогда не знал ни автора, ни, тем более, эфемерную пердунерку, но такой накал выяснения отношений между двумя незнакомыми людьми в публичном пространстве живого журнала, был, определённо, забавен.

— Что заставляет взрослых незнакомых людей ругаться, обвинять, сочинять друг про друга небылицы, обзываться? Даже дети, порой, ведут себя более достойно — размышлял он, пытаясь представить — какое может быть продолжение этой истории?

Неожиданно его пронзила мысль — а вдруг это всё правда? Нет, не может быть! Если это- правда, то, как же пердунерка может существовать в жеже после своей кончины? Ведь виртуальный пердунер до сих пор строчит и строчит свои опусы.

Николай ещё раз прочитал пост, словно надеясь найти в нём намёк на решение столь озаботившего его вопроса. Потом перешёл на блог пердунерки и стал просматривать его посты, размышляя, как выглядит их автор, и что он сейчас переживает.

Чтение увлекло его. Погрузившись в непрерывный поток истерического сознания и болезненной рефлексии, он, наверное, он мог бы бесконечно плыть в этом нескончаемым гипертексте, но через некоторое время читать стало почти невозможно — яркость и контрастность изображения на экране потускнели настолько, что текс стал практически неразличим. Удивлённый Николай приблизился к экрану и обнаружил, что он был жутко загажен толстым слоем налипшей перхоти, пыли, путаных комков волос…. Да и сам экран стал немного другим. Он увеличился, и это был уже не ноутбук, а большой, невероятно грязный, полноразмерный монитор.

Николай огляделся. Он очутился в незнакомой едва освещенной комнате. Было очень пыльно. Пыль, казалось, покрывала абсолютно всё и даже свисала со стен и потолка мохнатыми лохмотьями. Да, судя по всему, проживающие здесь не знали о существовании пылесоса и мокрой тряпки. Окна были плотно зашторены, экран монитора еле светился, так что он практически не отличался по яркости, от странного блеклого сияния, неизвестной природы, которым было залито всё вокруг. Лишь откуда-то снизу полыхало светом и теплом, словно там что-то горело. Николай опустил свой взгляд и увидел лежащий под ним труп носатой женщины, рядом с перевёрнутым компьютерным креслом.

Именно от неё шёл свет и тепло, как будто она была упавшей на пол лампой. Особенно ярко блестели капли крови и ошмётки разорванной плоти вокруг огромного вибратора. Сверкающее тело было прекрасно. Верней Николай, понял, что теперь он оценивает его по совсем другим критериям, чем раньше.

— А раньше это как? — вдруг пронзила его мысль.

И он, как-то сразу, осознал, что раньше, это было до того, как он вышел из этого тела. Странно, но этот коренной переворот в его самосознании, не произвёл сколько-нибудь существенного потрясения. Он просто принял, что он теперь есть сознание, освободившееся из тела, лежащего перед ним на полу рядом с опрокинутым стулом.

Этот факт нисколько его не напугал, напротив ему стало легко, ведь старое тело со всеми своими болячками, несовершенствами и ограничениями спало с него как путы, как давно его душивший тесный кафтан. Его новая бестелесная жизнь, определённо, имела весьма существенные преимущества. Например, достаточно было подумать, верней выразить желание, и он сразу перемещался туда куда хотел. Поэтому его сразу же захлестнула волна воодушевления, и он начал с энтузиазмом исследовать возможности своего нового состояния и окружающий мир.

Мгновение, и он облетел всю квартиру. Не столько, даже, для того чтобы полюбопытствовать, а, прежде всего, чтобы определить размеры пригодного для обитания пространства.

Дело в том, что ощущение мира резко изменилось. Мебель, предметы, стены его не то, что не интересовали, они, собственно, уже и не воспринимались, как нечто заслуживающие внимания. Ну, зачем воспринимать то, что стало совершенно бесполезным? Да и как может быть источником внимания то, чего собственно и нет? Верней все эти сгустки материи, конечно же были, в виде застывших теней, но они больше не играли для него никакой роли. Например, он мог спокойно промчаться сквозь них, или, наоборот, войдя в них, полюбопытствовать, как они там выглядят изнутри.

Но все эти призрачные тени были не только не интересны. Соприкосновение с ними причиняло совершенно явственный дискомфорт. От кусков мёртвой материи шёл чудовищный холод, высасывающий из него энергию, подобно тому, как глыба льда гасит упавший на неё огонёк.

Так что в целом, мир, в котором он оказался, был бы совершенно не приспособлен для его обитания. Только сгусток тепла и света от трупа и тонкий слой тёплой, мягко мерцающей, пыли, покрывавший собой всё в квартире делал возможным его существование. Он понял, что этот слой, тёплым ковром устилавшим всё, что только можно — скопившиеся за долгие годы мельчайшие частички, осыпавшиеся с тела, в которое он был некогда заключён. Только от них и трупа шло согревающее его, недоступное для восприятия в материальном мире, свечение. От трупа — мощное, как от растопленной печки. От пыли же — едва заметное, но достаточное, чтобы он мог комфортно себя чувствовать вблизи неё.

Он попробовал выйти за приделы квартиры, и сразу же попал в такой безумный холод и тьму, что, ему показалось ещё мгновение, и он полностью будет заморожен и раздавлен разверзнувшимся вокруг него бездонным мраком.

В испуге он стремглав бросился обратно, прямиков в эпицентр тепла — своё бывшее тело. Согреваясь внутри него, он поражался настолько, же оно было прекрасно! Это был величественный храм, полный света, сверкающего мириадами огней на сводах замысловатых залов, путанных, многоярусных коридоров, туннелей и переходов, никогда не виданных им ранее фантастических конструкций…

Циркулируя внутри него, от макушки до кончиков пальцев на ногах, он открывал в нём всё больше и больше нового и прекрасного. А главное, как он видел, оно не оставалось неизменным. С ним явно происходили чудесные метаморфозы. Оно менялось! Что-то пухло, что-то сдувалось, что-то твердело, что-то размягчалось, сложные конструкции, составляющие это обиталище, бесконечно трансформировались в чудесных и непредсказуемых метаморфозах, и всё это сопровождалось настоящей феерией мерцающих вспышек.

Иногда он выходил наружу. Там было всё по-прежнему. Сделав круг другой, поблуждав без цели по тёплому ковру из пыли, или покачавшись на свисающих с потолка её мягких ошмётках, он уходил обратно в храм света и тепла, которым стал для него лежащий перед, всё ещё гудящим, компьютером труп.

Время в этом состоянии шло совершенно по-другому, так что, казалось, прошла уже целая вечность, когда он стал постепенно замечать, что трансформации его бывшего тела как-то замедлились. Оно стало застывать. Но самое неприятное было то, что, похоже, оно начало остывать и гаснуть. Это было неприятно, очень неприятно. Томимый страхом, и плохими предчувствиями, он выбрался из него наружу и потрясённо обнаружил, что свечение пыли устилавшей квартиру существенно померкло. Более того, резко похолодело. Еле светящейся, казалось, на глазах, стынущий слой трухи практически уже не согревал.