Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Кумиры всех поколений - Федор Раззаков Раззаков

В начале 90-х годов Неелова записала на свой счет еще две кинороли: в фильме Дмитрия Астрахана «Ты у меня одна» (1993) она сыграла Наташу (за эту роль она получила «Нику-93», кроме этого, фильм собрал призы семи различных кинофестивалей) и в картине Евгения Татарского «Тюремный романс» (1994) - следователя прокуратуры, влюбившегося в заключенного.

В апреле 1994 года театральные круги облетела весть о том, что Неелова собирается покинуть страну. Эти слухи вскоре подтвердились: Неелова действительно уехала из России во Францию вместе с дочерью и мужем - дипломатом Кириллом Геворгяном.

Около двух лет Неелова жила в Париже, целиком поглощенная личной жизнью. Но осенью 1996 года она вновь вышла на сцену родного ей «Современника» и приняла участие в гастрольной поездке театра в США. На Бродвее «Современник» показал два своих лучших спектакля: «Три сестры» и «Крутой маршрут». Публика была в восторге. 18 мая 1997 года «Современнику» была вручена почетная награда в области театрального искусства «Drama Award».

Осенью того же года Неелова вернулась из Парижа в Москву. В связи с этим критик А. Соколянский писал: «У Марины Нееловой есть все данные, чтобы стать сегодня лучшей трагической актрисой российской сцены - вопрос в том, хочется ли ей этого. Амплуа роскошной мелодраматической красавицы в зрелости, если рассуждать по-человечески, столь же заманчиво, а душевных затрат требует куда меньше. Скоро Неелова должна сыграть героиню тургеневского «Месяца в деревне». Спектакль ставит Роман Виктюк, умеющий соблазнять больших актрис пышными прелестями звездного положения... В его спектакле трагический талант Нееловой почти не имеет шанса раскрыться. Впрочем, в каком бы качестве ни появилась на сцене Марина Неелова, зрительская любовь и признательность ей обеспечены».

Из интервью М. Нееловой разных лет: (1981) - «Я совершенно неспособна на активный отдых, никогда не смогла бы заниматься туризмом, не люблю ходить просто в гости. Хорошо себя ощущаю только в кругу очень близких мне людей...»

(1982) - «Надо сказать, что в отличие от театра, где никто Мне не говорит, что у меня ужасный характер, в кино, пожалуй, Думают именно так. Хотя я считаю, что характер у меня не ужасный, а он у меня просто есть. Но так или иначе, мои встречи с режиссерами в работе почти всегда упираются в споры, что вызывает у режиссеров негодование. Бывают съемки в ужасающей атмосфере, когда тебя колотит от одного только затылка режиссера. На одном фильме у нас возникла взаимная ненависть, он меня не мог видеть, я его. Причем только на площадке. За ее пределами общаемся нормально. Перед камерой - полная несовместимость, разные группы крови. Потом я посмотрела фильм - он мне понравился...

В чем же дело? Наверное, в моих, я не назвала бы их чрезмерными, требованиях. Во-первых, я хочу, чтобы к артисту в кино относились с уважением. Во-вторых, чтобы артист имел право высказать свое мнение и чтобы к нему в какой-то степени прислушивались. В-третьих, чтобы режиссер четко знал, чего он хочет, и мог бы об этом рассказать актеру...»

(1984)- «Я - эмансипированная женщина, полностью уравненная в правах с мужчиной, ни от кого не зависящая. Я могу сама заменить колесо у автомобиля, вбить гвоздь, передвинуть диван и так далее. Но как иногда хочется быть слабой, нежной, ничего не умеющей, просто женщиной!..»

(1985)- «У меня ужасный характер! Ужасный! Мне все плохо, у меня же не бывает хорошо. Если меня спрашивают: «Марина, у тебя все хорошо?» - у меня все плохо. Потому что я начинаю заранее программировать свою жизнь, понимая, что никакой программе она не поддается. Но мне нужно знать, что вот я завтра должна уехать. Я начинаю ворчать, если я не уезжаю. А если мне говорят: «Хорошо, ты уедешь», - то думаю, почему я уезжаю, когда нужно сделать то-то. Или устала, мне нужно отдохнуть. Но сказали, что завтра выходной, - и это ужасно, потому что вместо того, чтобы работать, я буду отдыхать. И все у меня плохо. Солнце - плохо, потому что в этот день я снимаюсь, когда могла загорать. Но если дождь - тоже плохо, потому что я могла в этот день работать. Никогда я не испытываю покоя!

И вокруг меня люди близкие - тоже, потому что уж им-то я не даю быть спокойными никогда. Если получаю новую роль, то первое, что говорю: «Я завалюсь в ней, абсолютно, с позором провалюсь!» Если же не очень проваливаюсь и мне говорят: «Вот видишь!» - я все равно нахожу какие-то выходы отрицательных эмоций. У меня положительных эмоций не бывает...»

Светлана КРЮЧКОВА

С. Крючкова родилась 22 июня 1950 года в Кишиневе. Ее отец был родом из Белоруссии (служил следователем в МГБ, имел звание майора), мать - поморка из Архангельска.

С. Крючкова вспоминает: «Мой отец был очень суровый человек, я его всегда боялась. Когда он жил с мамой, то ничего не делал в доме. Садился за стол, перед ним ставили тарелку, потом убирали. Он даже не приподнимал руки, чтобы отодвинуть ее. После тридцати лет семейной жизни развелся с матерью и переехал из Кишинева в Москву к женщине, которая не умнее, не красивее мамы и не лучше ни по каким качествам. Когда я оказалась у них в гостях, была потрясена: он все делал сам: готовил, стирал, мастерил, благоустраивал квартиру. Соединение одного и того же человека с разными людьми дает разные оттенки...

В детстве до меня никому не было дела. Душа моя никого не волновала. Поэтому я научилась сама принимать решения. Но от недостатка тепла в детстве у меня до сих пор осталась обидчивость...

Я не мечтала быть актрисой, как обычно мечтают школьницы, участвующие в художественной самодеятельности. К своей однокласснице, у которой была такая мечта, я относилась с почтением и некоторым даже благоговением: она будущая артистка. Кем я хотела стать? Твердого решения, раз и навсегда выбранного пути не было. Просто я знала, чувствовала, что у меня должна быть какая-то особенная, необычная судьба. Необычная, и все. Сама не знаю какая...»

Закончив десятилетку в 1967 году, Крючкова отправилась в Москву - поступать на филолога. Однако случайно оказалась возле Театрального училища имени Щепкина и решила испытать судьбу. Несмотря на то, что конкурс туда был огромным (400 человек на место), Крючкова успешно прошла три тура. Но большего сделать не сумела: когда осталось всего лишь два человека на место, ее благополучно «срезали». Крючкова вернулась в Кишинев, с твердым намерением в следующем году повторить свою попытку. А пока устроилась работать оператором вычислительного центра при ЦСУ Молдавской ССР.

Год пролетел незаметно, и Крючкова вновь оказалась в Москве, в Щепкинском училище. Но прошлогодняя история повторилась: ее вновь «срезали». Встав перед выбором - возвращаться ли ей ни с чем на родину или попытаться устроиться в Москве, - Крючкова выбрала последнее. Безуспешно обошла несколько столичных предприятий в поисках хоть какой-то работы. Но ее никуда не брали, даже в дворники, потому что она была лимитчицей. Ей приходилось тяжело: она закладывала вещи в ломбарды, спала на вокзалах. Наконец ей повезло: ее взяли слесарем-сборщиком на ЗИЛ на трехсменку. Платили мало, и она на всем экономила. Ела по две рыбные котлеты в день по 5 копеек и одну булочку за 7 копеек. И везде ездила бесплатно, «зайцем». Однако это продолжалось недолго. Выдержать физически работу у станка Крючкова не сумела - однажды перед сменой села на кровати, а встать не смогла. Тут же подала заявление об уходе.