Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Кумиры всех поколений - Федор Раззаков Раззаков

Не забывает Дурова и кинематограф. Только за период с 1994 по 1997 год он снялся в 8 фильмах. Вот полный список этих картин: «Бульварный роман», «Господа артисты!», «Мастер и Маргарита», «Наваждение» (все - 1994), «Мещерские» (1995), телефильм «Страницы театральной пародии» (1996), «Не валяй дурака...», «Танго над пропастью» (оба - 1997).

Из последних интервью Л. Дурова: «Когда некоторые мои коллеги, уезжая, говорили, что уезжают они потому, что им нечем кормить детей, мне было за них стыдно. У меня тоже есть дети и внуки, я знаю, что это такое, но никому никогда в жизни я не говорил, что это трудно. Так же, как стыдно мне мелькать на телевидении в тусовках с бокалом шампанского и бутербродом с икрой. Мне было бы неловко, если бы меня увидели с этим бутербродом пенсионеры...

Однажды меня попросили участвовать в концерте для одной из политических партий. Двадцать минут выступления и очень большой гонорар. Я сказал, что перед шпаной выступать не буду. Перед зеками в зоне я выступал, а перед шпаной - не буду! Там были удивлены...

Я всегда хожу в магазин за продуктами. Однажды стою в очереди, поворачивается женщина: «Ой, а вы что, как все, стоите в очереди?» Я ей отвечаю: «Да, видите ли, наш магазин в Спасской башне Кремля, но там ремонт...»

К американским боевикам я отношусь плохо. Когда идет Шварценеггер и безнаказанно разбрасывает направо и налево чьи-то мозги и при этом становится героем... Мне очень не нравится его лицо. Оно похоже на лицо орангутанга. Может быть, он в жизни замечательный человек, добрый, но если его киногерои учат быть агрессивными - это страшно...

Однажды в Ленинграде я искал Юрия Никулина в цирковой гостинице. Иду, а мне навстречу - один старый артист навеселе и говорит так горестно: «Дуров, скажи, зачем дают артисту выходной?» И поплелся мимо меня. Я понял, что артисту выходного дня не надо давать. Было очень смешно, он так искренне это спросил, что стало понятно: из-за выходного он превратился в свинью, а не дали бы, он бы сейчас спокойно работал. Я же предпочитаю пролежать целый день на диване и смотреть телевизор. Хотя когда-нибудь меня все равно положат, если не навсегда, то на время (не дай Бог такого). Я боюсь только одного: тяжело заболеть. Умереть сразу я не боюсь, потому что все мы смертны, а стать обузой и самого себя ненавидеть за слабость, за немощь - вот это ужасно. Я хотел бы умереть мгновенно, как многие актеры...»

P. S. Дочь Л. Дурова пошла по стопам родителей - работает в театре. Старшая внучка актера Катя учится в университете, а младший внук Иван - в школе.

Марина НЕЕЛОВА

М. Неелова родилась 8 января 1947 года в Ленинграде. Ее родители были людьми творчески одаренными (отец прекрасно рисовал) и мечтали, чтобы их дочь посвятила себя искусству. Уже с четырех лет мама стала водить Марину в Кировский театр оперы и балета, и за год они пересмотрели все спектакли по нескольку раз. После этого мечтой Марины на долгие годы стал балет. Однако в старших классах она всерьез увлеклась театром и, после окончания школы в 1964 году, поступила на актерский факультет Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии (мастерская В. Меркурьева и И. Мейерхольд).

Еще в институте о Нееловой сложилось мнение, что характер у нее скверный. «У нее, Маргариты Тереховой и еще у пары-тройки студентов», - говорили сплетники в коридорах института. Однако Василий Васильевич Меркурьев, который никогда не отрицал этого мнения, все же относил Неелову в число самых одаренных своих учениц. Сама же Неелова на этот счет высказывалась коротко: «Просто у меня есть характер, и не нужно говорить, что это плохо».

В 1968 году Неелову внезапно пригласили на пробы фильма Надежды Кошеверовой «Старая, старая сказка». На две главные роли - дочь трактирщицы и принцессы из представления, разыгранного куклами, - пробовались несколько известных актрис, однако режиссер остановила свой выбор именно на Нееловой.

Актриса вспоминает: «Прекрасно помню первый съемочный День. Я испытывала страх, который испытывает, наверное, каждый нормальный человек перед первым шагом на сцену, перед вторым, перед десятым и каким угодно, сколько бы ты ни работал. От страха я почувствовала полную раскованность. Я тогда всех насмешила своим отчаянием. Кошеверова, нежный, чуткий человек, нашла в этом что-то и утвердила меня на роль, хотя все категорически высказывались против: «Кого угодно, только не эту». Многие потом спрашивали меня, действительно ли я впервые снимаюсь, потому что оператор был удивлен моей наглостью, которая на самом деле была моим способом самозащиты...»

В 1969 году Неелова закончила ЛГИТМиК и была зачислена в штат «Ленфильма». Однако после работы у Кошеверовой сниматься ее больше никто не приглашал, и она некоторое время сидела без работы. По ее же словам: «Я пошла в кино, чтобы через него оказаться в театре. В театре я показываться не могла потому, что, во-первых, страшно боялась, а во-вторых, ни в какой театр, кроме БДТ, живя в Ленинграде, естественно, я не хотела, а в БДТ... Показываться и не быть принятой было равносильно потере уверенности в себе на много лет. Человек, проигрывая, очень теряет в своих запасах. После окончания учебы я так построила свою жизнь в фантазиях: надо будет сняться в каком-то фильме, где я замечательно сыграю и где меня кто-нибудь увидит и пригласит к себе в театр...»

В 1970 году Неелова снялась во второй своей картине - «Цвет белого снега» режиссера Анатолия Васильева. Она сыграла девушку, работающую контролером метрополитена. Фильм не принес актрисе ни славы, ни большого творческого удовлетворения. Однако в том же году на экраны страны вышел фильм «Старая, старая сказка», и именно благодаря ему Неелову заметили. Как гласит легенда, некий актер похвалил ее директору Театра имени Моссовета, охарактеризовав как «молодую Раневскую». После такой похвалы Неелову пригласили в Москву.

М. Неелова вспоминает: «Я начала репетировать в пьесе, и на пятую или шестую репетицию пришел Юрий Завадский (главный режиссер Театра имени Моссовета. - Ф. Р.). Пришел и весь худсовет. Занятые в будущем спектакле артисты очень волновались, а я на почве всеобщего волнения успокоилась. Завадский никак не мог дойти до моего выхода, он на каждом слове всех останавливал: войди снова, повтори, неправильно. Как Станиславский: не верю. Я же все время стояла наготове, и меня такое положение уже начинало раздражать. Ведь то был мой дебют, а они тут разрепетировались и никак не могут остановиться. Да что Ж это такое? Только приготовлюсь, а на сцене снова какая-то заминка.

У меня уже был такой напор, что, не выдержав, я выскочила на сцену. Завадский был ошеломлен, а я в течение двадцати минут не давала ему опомниться ни на секунду. Он, оказывается, был не в курсе, что пришел меня смотреть. Его просто попросили прийти на очередную репетицию и сделать замечания. Юрий Александрович удивленно смотрел на меня, пытаясь понять, кто я такая и что вообще происходит. А я играла и думала: только бы мне до конца дойти, показать, на что я способна...»