Клуб голливудских девчонок - Мэгги Марр

Мэри-Энн обещала Марвину позвонить, если что-нибудь узнает о матери, хотя и не разделяла его уверенности в том, что именно ей первой из всех членов семьи Мици даст знать о себе. В тот ее последний визит они расстались не очень хорошо, и с тех пор, как Мици уехала в Миннесоту, больше не разговаривали. Мэри-Энн почувствовала себя страшно виноватой. Если бы она не игнорировала звонки матери, возможно, ничего бы этого не случилось. Она смогла бы успокоить Мици или по крайней мере убедить ее остаться с Марвином. Мэри-Энн припомнила последнее сообщение, которое Мици оставила на голосовой почте ее мобильного телефона. Это было два дня назад (Мици звонила во вторник). Нет, голос матери не показался ей печальным или рассерженным. Она никак не намекала на разрыв отношений или намерение исчезнуть.

Но сегодня был уже четверг. Может быть, отец прав и она получит известия о матери первой. В своих привычках Мици была постоянна, как никто другой. Она всегда звонила по четвергам — и когда болела, и когда была занята, и даже когда они с Марвином были в отпуске. Прижимая к груди телефон, Мэри-Энн мысленно умоляла: «Ну пожалуйста, мама, оставайся собой!» Но в Миннесоте уже было около одиннадцати, а Мици обычно звонила в половине десятого. Может быть, она ужинает в ресторане?

Не выпуская телефона из рук, Мэри-Энн прошла через холл на кухню. Есть ей не хотелось, но стакан вина был просто необходим. Она завернула за угол и взглянула в сторону мойки. Там как ни в чем не бывало стояла Мици и шинковала морковь.

— Надеюсь, дорогая, ты проголодалась. Я готовлю запеченного лосося и картошку с розмарином.

— Мама? — Мэри-Энн не поверила своим глазам. Это привидение или в самом деле ее мать?

— Да, милая? А ты думала, что я позвоню? — Мици вскинула бровь и указала разделочным ножом на сотовый телефон, который Мэри-Энн крепко прижимала к груди.

— Папа только что…

— Как у него дела? — поинтересовалась Мици, снова принимаясь за морковь.

— Он…

— Встревожен? Расстроен? Немного растерян?

— И подавлен.

— Пра-а-авда? Добро пожаловать в мой мир. Так ему и надо! — И Мици резким ударом ножа разрубила морковку.

— Может быть, ты позвонишь ему? — Мэри-Энн нерешительно протянула матери телефон.

— Нет, — последовал категоричный ответ.

Мэри-Энн непонимающе посмотрела на мать. Кто эта женщина, которая составляет список, собирает вещи, садится в самолет и улетает в Лос-Анджелес, ни с кем не попрощавшись?

Мици бросила на нее взгляд поверх очков.

— Пусть помучается еще одну ночку. — И она выложила уже порезанную картошку в кастрюлю, стоявшую на плите.

Мэри-Энн села на табуретку, а Мици опять принялась за морковь.

— Еще я решила сделать имбирную морковь. Ты ведь обожаешь ее, правда?

— Да-да, — поспешно ответила Мэри-Энн, опуская телефон. Мици казалась спокойной. Возиться на кухне всегда было ее любимым способом снятия стресса, а рубка и резка действовали на нее особенно благотворно, когда она сердилась.

— Итак, ты знаешь? — спросила Мици. — Отец тебе рассказал. — И она расправилась с очередной морковкой.

Мэри-Энн кивнула.

— Я хотела сказать тебе сама. По пути из аэропорта я попросила водителя остановиться у магазина. В этих супермаркетах «Гелсонс» есть все. Правда, немножко дороговато. Рядом с мойкой стоит бутылка каберне. Открой ее, пожалуйста.

Каберне? С каких это пор Мици любит каберне? Насколько помнилось Мэри-Энн, мать всегда пила зинфандель.

Точно прочитав ее мысли, Мици сказала:

— Да, дорогая, я действительно пью красное вино. Зинфандель — это для дамочек.

Поморщившись, Мэри-Энн взяла бутылку и вкрутила штопор. Мир перевернулся с ног на голову.

— Знаешь, милая, тебе не следует винить себя в проблемах, возникших между твоим отцом и мной.

Мэри-Энн загнала штопор еще глубже в пробку.

— С какой стати мне себя винить?

— Потому что это в твоем характере. Ты, дорогая доченька, во всем плохом, что с тобой происходит, винишь только себя. Ты делаешь это всю жизнь. Даже если бы ты отвечала на мои звонки последние два месяца, все было бы точно так же. И ты бы ничего не смогла изменить в наших с отцом отношениях.

Мэри-Энн с силой потянула на себя штопор, и пробка выскочила из горлышка бутылки с громким хлопком. Открыв полку, Мэри-Энн достала бокалы для вина.

— Нет, милая, эти для белого вина. Бокалов для красного у тебя нет — я обратила на это внимание в прошлый раз, когда была здесь. Поэтому я их тебе привезла. Они за твоей спиной, на стойке рядом с кофеваркой.

Мэри-Энн повернулась, взяла бокал и налила вина.

— Хватит. Кухарке негоже увлекаться винцом, — хихикнула Мици, — по крайней мере пока ужин не готов. — Мици поболтала вино в бокале и поднесла его к губам.

Мэри-Энн снова наполнила бокал, на этот раз больше. Ей требовалась большая доза алкоголя, чтобы пережить этот вечер. «Интересно, — думала она, — можно ли мешать это вино с водкой?»

— Оно для тебя не слишком крепкое? Не сомневаюсь, что этот вечер стал для тебя потрясением. — Мици подняла крышку и проверила картошку. — Пора приниматься за лосося. — Прихватив блюдо, она направилась к внутренней двери и, открывая ее, спросила. — Ты идешь? Ты же не собираешься пить одна?

Мэри-Энн взяла бокал и поплелась за матерью. Затем быстро вернулась и прихватила бутылку.

— Хорошая идея, дорогая. Когда закончим эту, у нас есть еще две.

Они ужинали на открытом воздухе, под звездами. Еда, как обычно у Мици, была выше всяких похвал. Когда с ужином было покончено и на столе остались лишь пустые тарелки и бутылки, Мэри-Энн увидела, как Мици сунула руку в карман и достала зажигалку и пачку сигарет.

— А это что, мама?

— Сигареты, милая. Ты их прежде никогда не видела?

Мэри-Энн была в ужасе. Всю свою юность она слушала лекции Мици о вреде курения.

— Старая привычка. Еще с колледжа. Я уже сто лет не курила. Хочешь? — Мици сунула сигарету в рот, а затем протянула открытую пачку Мэри-Энн.

— Спасибо, я — пас. — Мэри-Энн встала и собрала пустые тарелки. — Я отнесу их в дом.

— Есть десерт, если ты хочешь. В холодильнике стоит слоеный торт с клубничной начинкой! — крикнула ей вслед Мици. — Дорогая, когда пойдешь назад, захвати бутылку вина!

Мэри-Энн поставила тарелки в мойку. Она не собиралась возвращаться. Господи, она никак не ожидала, что родители сообщат ей о своем намерении развестись или что мама объявится сегодня у нее дома. Ну и пусть Мици пьет и курит. Мэри-Энн взглянула в окно: блики от подсветки бассейна и пламя свечи на столе словно выхватывали из темноты силуэт матери. Беседа за ужином была вполне светской: Мици расспрашивала Мэри-Энн о последнем сценарии и о проблемах вокруг «Семи минут после полуночи». Ни одна из них не осмеливалась затронуть опасную тему.