Элохим - Эл М Коронон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не решила. Нам женщинам не надо решать. Такие вещи не замечаете только вы, мужчины. Бог весть, чем ваш мозг занят!
– Нет, почему. Я же заметил ее красоту. Очень необыкновенная красота.
– Не то слово. В мире очень много красивых женщин. Жены Ирода: Мариамме, Малтаче, Клеопатра, Федра. Все как на подбор. Соломпсио, дочь Ирода, необыкновенно красива. О Лоло сказать, что она необыкновенно красива, то же самое, что ничего не сказать. Она относится к редкой, особой породе женщин, которых по пальцам можно пересчитать по всему миру.
– Не знаю, Анна, что еще сказать о ней.
– Знаешь, но не говоришь.
– Что знаю?
– Что, ее не любить невозможно.
Анна попала в точку. Именно это почувствовал Элохим, как только увидел Ольгу.
– Ты права. Ее не любить невозможно. Но это не означает, что я тоже втюрился в нее.
– Верю. В Лоло не втюриваются. Ее просто любят. Все время. Непрерывно.
– Анна, родная, я тебя люблю, а не ее.
– Да!? Ну, это еще надо доказать.
После двадцати лет совместной жизни только от Анны можно было услышать такую фразу.
– Как еще доказать тебе?
– Очень просто. Обещай, что выполнишь мою просьбу.
– Обещаю. Надеюсь она не будет выше моих сил.
– Как-раз то и будет выше твоих сил.
– Помилуй, Анна! Как человек может выполнить обещание выше своих сил?
– Не знаю. И это меня не интересует. Но ты можешь. На то ты и Сын Давидов!
– Ты меня искушаешь. Лучше скажи, что за просьба?
– Нет. Сначала скажи: «Анна, мир перевернется, но я выполню твою просьбу». Ну, скажи!
Элохим шутливо повторил за ней:
– Анна, мир перевернется, но я выполню твою просьбу.
– Верю! – сказала серьезно Анна.
– Ну теперь-то скажешь свою просьбу? – с улыбкой спросил Элохим.
– Переспи с невестой Ирода!
Элохим остолбенел.
Книга 2
Ольга
48
На пастбищах за Масличной горой у Элохима паслись стада овец, предназначенные для повседневных нужд города и жертвоприношений в Храме. Жертвенных ягнят, не достигших годовалого возраста, Элохим обычно отбирал сам. Их он проверял собственноручно и отделял от стада заблаговременно до наступления очередных праздников. К жертвенным животным предъявлялись самые высокие требования. На шкуре не допускалось ни одного пятнышка, они должны были быть без каких-либо изъянов.
Больше всего жертвенных ягнят ежегодно требовалось на Пасху. Между Ханукой и Пасхой стада за Масличной горой обновлялись овцами и ягнятами, которых тщательно отбирали из многочисленных стад, пригнанных на зимовку за Иордан на моавитские пастбища.
Подготовка к Пасхе была основной причиной, почему Элохим уже на следующий день после своего возвращения отправился на пастбище за Масличной горой. Предстояла большая работа. Но его мысли на всем пути вновь и вновь возвращались к одному и тому же – неожиданной просьбе Анны. Прошло первоначальное оцепенение. Теперь он мог осмыслить вчерашний разговор с Анной.
Какая жена могла попросить своего мужа переспать с невестой, почти женой, другого мужчины? Тем более царя! Даже от непредсказуемой Анны трудно было ожидать подобной просьбы. Да и прозвучало это не столько как просьба, сколько как повеление: «Переспи с невестой Ирода». Зачем!? Чтобы насолить Ироду!? Вряд ли. Насолить кому-либо не было ей свойственно. Она выше этого. Отомстить!? Несомненно, Ирод сильно задел ее при нем и отце. А она не из тех, кто прощает обиду. Но обиделась ли она на Ирода? Обижаются на близкого, но не на врага. И тут Элохим вспомнил ее взгляд, брошенный на него перед тем, как она вышла из комнаты отца. Следом в памяти внезапно всплыло, что тот же взгляд ему приснился ночью.
Во сне взгляд Анны был скорее гневный, чем укоризненный. Они вчетвером – Анна, Ольга, Ирод и он – сидели за столом в большой гостиной комнате у них дома. Ирод сказал Анне: «Оставь его, он тебя не достоин, он не царь, я царь, поживем втроем». Она, точно так же, как у отца, резко встала и, устремив на него гневный взгляд, вышла. Как только дверь захлопнулась за ней, Элохим вскочил на ноги и, схватив меч обеими руками, с размаху рассек Ироду череп пополам. Хлынула кровь и начала заполнять комнату. Он схватил Ольгу за руку, и они выбежали оттуда.
В одно мгновение весь сон возник перед его глазами. Именно такого действия от него ожидала Анна вчера у отца. А он не оправдал ее ожидания. Ему было стыдно перед Анной. Он испытывал тот же стыд, который охватил его в день Хануки после выходки Рубена.
Как ему теперь хотелось, чтобы время вернулось к тому мигу, когда Анна резко встала и бросила на него свой роковой взгляд. Теперь он был уверен, что не разочаровал бы ее и поступил бы именно так, как во сне, даже несмотря на присутствие больного рабби. Но момент был упущен и его уже не вернешь. Почему он упустил его? Почему он не среагировал так же молниеносно как во сне? Почему только теперь, когда уже поздно, слишком поздно, он задним умом понял, как надо было действовать!?
Стыд перед Анной перерос в самоистязание. Поразительный контраст с его душевными терзаниями составлял покой холмов, расположенных по обе стороны дороги. Его внимание отвлек подросток лет тринадцати, который пас всего двух овец и одного ягненка недалеко от дороги на склоне холма. Маленький пастух со своим маленьким стадом. Он вспомнил себя подростком. Как раз в этом возрасте, когда ему исполнилось тринадцать лет, он впервые испытал вкус пастушеской жизни. Вспомнил слова своего отца в тот день: «Наши предки от Авраама до Давида были пастухами. Я также пастушничал всю свою жизнь. Это великое искусство. Теперь ты подрос. Иди завтра с пастухами и научись быть пастухом».
Воспоминание об отце и спокойствие окружающей природы вернули ему душевное равновесие. Но мир не изменился. Он был таким же, каким был вчера, позавчера и сто лет назад. Все в нем шло своим чередом, безучастно к тому, что творилось в его душе.
Мысли Элохима перешли от Анны к Ольге. Анна была права. Он влюбился в нее. Так же сильно, как когда-то в дочь вифлеемского раббина.
Раньше ему казалось, что он однолюб. Первая любовь оказалась скоротечной, а способность любить, любить всем своим существом, осталась на всю жизнь. И Анна была до сих пор его единственной любовью.
Еще позавчера он не мог представить себе, что способен полюбить еще кого-то. Он разделял прото-каббалисткое учение о половинках и поисках душевной целостности. Человек –