Двое из будущего - Казакевич Максим

   От него же, между разговорами о профсоюзах и забастовках, я узнал, что мой убийца в полиции во всем сознался. Оказалось, что его действительно подослал Баринцев, и приказал ему убить меня, заплатив авансом сто рублей и пообещав еще четыреста по исполнению. А у меня были вопросы - почему убийца не использовал огнестрел? Простой револьвер отлично бы справился с ситуацией и никаких неожиданностей, вроде застрявшего ножа, не должно было возникнуть. Но следователь мне лишь сказал, что этот криминальный тип очень ловко умеет обращаться именно с ножами. Это его хлеб и заработок, тем он и промышлял. Так что, ножи ему были ближе и роднее и потому он решил меня по-простому зарезать, проколов сердце. И если бы не моя фляжка, то....

   Как-то Мишке я высказал свою идею с радио. Описал ему свое видение, возможные перспективы развития и поинтересовался его мнением. Мишка, пораскинув мозгами, сказал:

   - Идея просто шикарная. Радио до эпохи телевизоров будет основным источником влияния на умы. Кроме газет, конечно же.... Но, Вась, радио это хорошо, просто замечательно, но дорого! Сколько будет стоить вся эта затея? Надо будет вышку ставить, громкоговорители в людных местах, передатчик купить нужной мощности, получить разрешение от правительства. А выхлоп какой будет? И, главное, когда? А еще есть такой момент - знаешь ли ты можно ли в данный момент через радио передавать голос? Насколько я помню, сейчас по радио можно передавать только сигналом Морзе. И если это так, то для твоей затеи необходимо тогда изобрести способ передачи по радио голоса.

   - Честно - не знаю, - признался я. - Но, мне кажется, что стоит нам только озадачить нужных людей и дать им нужное направление, то изобретение не заставит себя долго ждать. Особенно если щедро профинансировать исследования.

   - А времени сколько уйдет? Но даже если и так.... Представляешь какие будут расходы? Как их потом восполнять?

   - Можно на рекламе зарабатывать, - попробовал я убедить его.

   - Можно, - охотно согласился он. - Тем более что слушатель будет неизбалован подобным. Проглотит все ему вольют в уши, поверит всему. Но.... Вась, если ты хочешь радио только для того чтобы донести до народа свою мысль, то что тебе мешает писать статьи в газету?

   - То есть?

   - Ну, например, через газету можно объяснить наши принципы работы. Пояснить, почему мы пошли на сокращение рабочего времени. Почему мы оплачиваем две недели отпуска и пропущенные дни по болезни. Эффект будет почти тот же, а вот затрат значительно меньше.

   А действительно, спросил я себя, а почему мы не используем местные СМИ в пропагандистках целях? Ведь идея лежала на поверхности, но мы ее не замечали. Конечно, читать в периодике о себе любимом было чертовски приятно, но надо и свое мнение до народа доносить. Фабриканты, например, прочтя наши мысли, призадумаются и, возможно, что-то возьмут себе на заметку. А рабочие, осмыслив статью, поймут, что на их предприятии не все так гладко и будут активнее давить на своих работодателей. Остается только момент с жесткой цензурой. Угодить в охранку по обвинению в разжигании революции мне не хотелось. Ну, ничего, как-нибудь исподволь, завуалировано будем доносить до народа свои идеи. Придумаем какой-нибудь звучный псевдоним, которым будем подписывать статьи. Главное чтобы до пятого года нас не арестовали, а там легче будет. После первой революции цензура будет значительно ослаблена. А там и партию свою можно будет создать.

   Сказано - сделано. Статью я написал. Небольшую, на несколько тетрадных листов, где я довольно пространственно попытался рассудить о вреде тотального штрафования рабочих. Описал, как мог, отшлифовывал за несколько дней, и дал прочитать Мишке. Он тоже дописал кое-что, подправил несколько моих мыслей, после чего я сделал несколько копий на печатной машинке и подписался в шутку псевдонимом Жириновский В.В.. Не знаю почему, но в тот момент мне это показалось забавным. Анна Павловна, кстати, выступила моим корректором. Читая мой текст, она грустно вздыхала, мотала раздосадовано головой и правила мою статью, правила и правила. Подставляла пропущенные яти, меняла где надо "и" на "i", безжалостно вычеркивала "и краткую", исправляла "ф". Потом, после правки, устыдила меня и своего супруга в полной безграмотности и со свойственной ей строгостью посоветовала нам побольше времени проводить за книжками, а не заниматься глупым лупцеванием боксерской груши и бессмысленным подниманием железа. Я, пристыжено пообещал исправиться. И то правда, я здесь уже два года, а правильно писать так и не научился. Бегло читать по старым правилам написания у меня получалось уже легко, а вот переносить свою мысль на бумагу по дореволюционному оказалось для меня тяжелым трудом. Потому все свои записки и письма я всегда писал так как привык. Знакомые со мной люди уже давно привыкли к моей манере написания и уже не задавали глупых вопросов, а принимали мою и Мишкину орфографию за непонятную причуду. К тому же и они понимали мой текст без особого труда.

   Потом я отослал написанное в одно из крупных издательств, где мой текст успешно зарубили. Отказали в печати, побоявшись кары цензурного надзора. Я не стал с ними спорить и что-то доказывать, а просто отослал статью в газету поменьше, которая не чуралась изредкими провокационными выпадами. И уж там-то ее приняли на ура, поместили на третью полосу, запустили в печать и.... И тут цензурный надзор выступил со всей своей беспощадностью и конфисковал весь тираж. Редакция, видимо уже привыкшая к подобным действиям, особо не сопротивлялась, безропотно отдала все, утаила лишь несколько сотен экземпляров. Узнав это, я расстроился. Казалось, что все мои труды пропали даром и теперь мне придется заново искать издателя, способного напечатать мою статью, или еще хуже напечататься в подпольной газете. Но это оказалось не так. Через несколько дней после случившегося я узнал, что один экземпляр газеты из уцелевшей партии конфискованного тиража продается из-под полы за сумасшедшие для такого издания цену в пять рублей. И что интересно, ведь покупали! Покупали и зачитывали газету до дыр! Передавали из рук в руки, тайно обсуждали. А редакция, судя по всему, таким образом сумела избежать убытков и даже немного заработать. А имя Жириновский В.В. впервые заявило о себе массовой публике.

   С момента покушения на мою персону прошло две недели. Швы с моей раны давно уже сняли, и я чувствовал себя превосходно. Каждое утро я разминался и тренировался в личном спортзале и лупцевал грушу. Марина Степановна все еще находилась у меня в гостях и совершала ежедневные променады по местным магазинам. Изредка я составлял ей компанию, провожал на извозчике до центра города и прогуливался с ней вдоль Невы туда-сюда, беззаботно болтая на разные темы. Бывало, приглашал ее в рестораны, театры, да в синематограф. Ей все нравилось, от всего она была в восторге. Оно и понятно, Москва хоть и большой город, но столица все же есть столица. Здесь всегда все самое новое и всегда самые последние соблазны. Девка, вырвавшись на свободу, отрывалась по полной - тратила папкины деньги с бешеной скоростью. Здесь же она купила себе последнюю модель граммофона и кучу пластинок. И среди кипы хрупких шеллаковых дисков был один с моей "Горочкой", что меня очень сильно позабавило. Исполнение песни у неизвестной певицы было уже очень далеким от оригинала и потому, сказав презрительное "фи", вечером того же дня под бутылочку крымского ароматного вина и басовитую американскую гитару, я исполнил для моей гостьи оригинальную версию песни. И Марина Степановна нашла мое исполнение куда лучшим, нежели версия на патефонной пластинке. А потом, под хорошее настроение, я сыграл ей еще несколько произведений что смог вспомнить, и она пришла в восторг от новых необычных песен. Ну а потом была еще одна бутылочка вина, снова песни, рассказы и.... И все..., дальше песен хором под гитару у нас не пошло, Марина на раз пресекала все мои попытки сближения. И я, получив несколько раз мягкий, но категорический отказ, сдался, махнул на интим рукой. Не хочет, ну и не надо.... На ней свет клином не сошелся.

   Как-то летом по утру ко мне домой заявился Семен Истомин. Прогромыхал своей тростью по паркету до комнаты, где я занимался каратэ, да и грохнулся облегченно на крепкий стул. Следом за ним настороженно вошел Василий Орленок, который стал начальником охраны, а за Орленком вкатился Валентин, сверкая широкой улыбкой со свежевставленными золотыми зубами. Василий удивленно осмотрелся вокруг, подивился хитрым станкам с тяжелыми противовесами и восторженно заценил мой последний мощный маваши по массивной груше.

   - Здравствуйте, Василий Иванович, - кивнул мне со стула Семен.

   - Привет, Семен, привет Василий, Валентин - кивнул я в ответ, заканчивая тренировку и отходя от груши. Весь в поту, с голым торсом и в специально пошитых для занятия спортом трико. Наскоро утерев лицо и тело полотенцем, накинул на себя исподнюю рубаху, дабы не смущать своих парней свежим красным рубцом на пузе.