Двое из будущего - Казакевич Максим

   Как-то раз после очередной тренировки, когда Истомин отстал от нас и недовольный поковылял к ближайшей лавке чтобы дать отдых своей покалеченной ноге, Василий, тяжело дыша, спросил меня:

   - Василий Иванович, а, правда, что вы Вальку Пузо когда-то побили?

   Я, мучительно сплюнув тягучую слюну, устало кивнул:

   - Правда. Был дело чуть больше года назад.

   Разогнувшись и без стеснения сняв с себя мокрую исподнюю рубаху, он удивленно хмыкнул:

   - Ух ты.... А я ведь с ним дрался когда-то и он меня тогда с легкостью отделал. Он был самый лучший кулачник в Автово, никто с ним справиться не мог. У него же руки как оглобли длинные и сильные как у медведя. Он ими доски на спор ломал и кулаком гвозди забивал. Как же вы его смогли уложить?

   - Случайно, - честно признался я. - Повезло мне.

   Василий мне не поверил, хитро прищурившись, посмотрел на меня.

   - А он мне сказал, что вы его лягнули ногой в морду как необъезженная лошадь. Он мне даже шрам показал.

   Я улыбнулся неожиданному сравнению. Что ж они все в эту эпоху сравнивают меня с лягающейся лошадью?

   - Ну, Василий, я могу тебе показать, как это было, - предложил я в шутку, а он воспринял мое предложение всерьез.

   - А покажите! Как это ногой можно человека свалить?

   Он сам напросился. Без предупреждения и без подготовки я выполнил удар, имя которому в каратэ было "аго гери". А по-русски - прямой верхний удар ногой. Исполнил прием я настолько быстро, что Орленок даже среагировать не успел - мысок сапога просвистел в каком-то миллиметре от его носа. И лишь потом, когда я отступил на шаг назад, он дернул испуганно головой, а зрачки его расширились от удивления.

   - Ух ты..., - только и смог он произнести. Он даже потрогал свой нос, проверяя его целостность.

   А за спиной хмыкнул Истомин:

   - А еще что-нибудь изобразить сможете? - попросил он.

   - Могу, - ответил я и без колебаний продемонстрировал хорунжему связку из пары маваши, йоко-гери, и завершил красивым голливудским йоко-тоби-гери, то есть, пнул что есть дури по воздуху в прыжке.

   Истомин оценил. Он покивал одобрительно головой.

   - Это ж где вы такому научились, Василий Иванович? - спросил он несколько секунд спустя. - Что за система такая? Не английская точно, там обычный мордобой в почете. Может французская?

   - Японская, - добросовестно просветил я. - Каратэ называется.

   - Гм, не слышал о такой. А разве японцы умеют драться? Они же росточком нашему мужику по плечо будут - какие из них бойцы?

   Пришел в себя Василий. Подобрал с настила упавшую челюсть, почесал пятерней затылок и проговорил задумчиво.

   - Ну не скажите, Семен Семеныч. Я вот тут в прошлом году видел в порту одного японца - так тот поздоровее меня был. И руки у него все сбитые были. Я тогда подумал - вот бы его с Валькой Пузом свести, да посмотреть кто кому зубы повышибает.

   Истомин посмотрел задумчиво на моего начхрана, покачал с сомнением головой. Он видел один раз как Валентин может махать кулаками и потому справедливо засомневался в легкой победе незнакомого японца.

   - А кулаками вы тоже так можете? - спросил он меня.

   И я подтвердил его догадку, продемонстрировав пару самых простых ударов. И опять Истомин смог разглядеть мощь и красоту приема.

   - Был у меня один знакомый из тринадцатого полка, - проговорил он и, опершись на трость, встал с лавки. - Простой казак, на рожу что наш Пузеев - такой же щербатый. Но дрался он так, что никто к нему подойти не мог. Всех с ног валил. А шашкой рубил так, что страшно становилось - замаха не было видно. Вам бы встретиться с ним.

   - Зачем? - не понял я.

   - Вы б сумели найти общий язык, - сказал он, почесав пальцем стриженый висок. Он подошел ко мне и словно впервые видя, пощупал меня за натренированное плечо. - Я видел один раз, как вы ударили по боксерской груше, но не придал тогда этому значения. Жаль, что я тогда вас не попросил показать, что вы умеете.... Э-эх, вам бы с тем казачком встретиться. Он бы смог вас кое-чему из своего научить, а вы бы его. Опыт бы друг другу передали. Да и шашкой он бы вас обучил рубить получше моего. Я супротив него и полминуты бы тогда не продержался, а сейчас-то со своей ломаной ногой и подавно.... Может мне ему письмецо написать, Василий Иванович? В гости позвать?

   - А напишите, - вдруг согласился я. - Пусть приезжает. Если что, работу дадим и в деньгах не обидим.

   - Хорошо, - кивнул согласно Истомин. - Приду домой и первым же делом напишу ему. Не беспокойтесь, он не откажется.

   На том и договорились. Хорунжий первым же делом черканул своему знакомому, приглашая его в гости, а Орленок, впечатленный моими возможностями, и едва мы остались наедине, буквально взмолился:

   - Научите, Василий Иванович. Научите меня, так чтобы и я мог ногами лягаться не хуже вашего!

   И я, сдавшись под неумолимым напором, пообещал научить его бить с ноги не хуже моего. Ну что тут можно было поделать? Все же не так скучно мне будет во время моих занятий, да и мотивации к тренировкам прибавится. Как-никак я теперь становился сэнсэем. Даже смешно, япона мать....

   Вроде бы легкий кризис нас миновал. Нас никто больше не беспокоил, никто налеты на нас не совершал и на серьезные разговоры по душам не вызывал. Наших налетчиков пока еще не осудили, моего убийцу тоже. Баринцев так и не появился в своем старом доме, говорят, что осел временно в Германской Империи, но где именно нам узнать не удалось. Тот длинный, то руководил налетом на наше предприятие, удивительным образом выскочил из-под следствия. Во всех протоколах допроса о нем не были ни слова и на мое замечание об этом факте меня настойчиво попросили заболеть выборочной амнезией. А взамен, мне пообещали не раскручивать тему профсоюзов рабочих. Попросили меня так убедительно, что отказать представителям власти я не смог. Правда, обидно было то, что я так и не узнал, что за человеком являлся тот длинный. Но, судя по всему, персонажем во всей этой истории он был не последним.

   А на нашем производстве дела шли своим чередом. На две недели к нам приезжали английские специалисты. Они устанавливали нам сейфовую дверь. Тяжеленная, выкрашенная в матовый черный цвет, сантиметров двадцать в толщину, в высоту почти в два метра. Весила она неимоверно много - для ее доставки пришлось нанимать четверку тяжеловозов, что в течение двух дней тащили дверь с механизмом запора от порта. А потом по выстроенным лесам с дюжиной лебедок ее ставили на место, выставляли по уровню и вмуровывали в фундамент. Намучались тогда мои люди, сорвали все руки, набили кровавые мозоли, но все же одолели неподъемную тяжесть, установили как надо. И теперь, после того как строители положили плиты перекрытия на фундамент, очень быстро возводились кирпичные стены. Нанятые каменщики работали день и ночь, в три смены и без выходных. Что меня поразило, так это толщина стен. Едва ли не в метр толщиной. Я, конечно, не специалист в строительных делах, но все же мне тогда показалось это слегка избыточным. И с этим вопросом я подошел к подрядчику, который меня откровенно не понял. А затем он показал утвержденный проект за моей же и Мишкиной подписью, где черным по белому было выведены все параметры. Я недоверчиво сверил - строили они точно по проекту, и потому, почувствовав себя в очередной раз дураком, я от них отстал. Им, профессиональным строителям и мастерам навешать несведущему человеку на уши лапшу, было виднее.

   Мендельсон у нас тоже работал не покладая рук. Он отслеживал все наши патенты, беспрерывно оформлял новые, постоянно заключал договора на лицензии и следил за графиком выплат. Часто он мотался за границу, встречался там со своими коллегами, посещал наши юридические филиалы. Очень большой интерес за границей вызвала наша скрепка. Бросовый материал, элементарное исполнение, копеечная цена, после использования не жалко выбросить. Она оказалась нужна всем, кто работал с бумагами. Это поняли многие и потому и в Германии, и во Франции, и в Британии и уж тем более в Штатах производственники поспешили купить у нас лицензии на производство и в кратчайшие сроки наладили выпуск нашей продукции. И от них же потекли первые серьезные отчисления. Например, за июнь месяц мы получили только по лицензии от производства одной скрепки почти семь тысяч чистого дохода. Весьма неплохо. Еще кнопка дала за тот же месяц три с небольшим тысячи, и зажим-бабочка что-то около пятисот рублей. Подделывать и обманывать нас тоже пытались. Мендельсон все чаще и чаще посылал своих юристов улаживать эти недоразумения, а по-простому говоря, безжалостно выкручивать контрофактникам руки и заставлять выкупать у нас лицензии на производство. Ну и штрафы, соответственно, без малейшей жалости с поддельщиков взимались в нашу пользу. И очень часто нам приходили предложение о выкупе наших патентов. За патент на скрепку, действующий на территории Германии, предлагали не много ни мало почти пятьдесят тысяч рублей. Мы даже думать не стали, отказали богатому промышленнику в момент обращения. Хотя соблазн был велик и Мендельсон нас уговаривал пойти навстречу немцу очень настойчиво.