Битвы Третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии - Бэзил Лиддел Харт

Казалось, следствием должна была стать неминуемая катастрофа. Однако последующие события показали, что его решение в тот момент было единственно верным. Вот что поведал генерал фон Типпельскирх, командовавший на Восточном фронте сначала корпусом, потом армией. «Фронтальная оборона стала значительно сильнее, чем была в войне 1914–1918 годов. Русские никак не могли прорвать наш фронт. Хотя они сумели обойти нас с флангов, но не обладали нужным опытом и средствами, чтобы удержать свое преимущество. Мы старались закрепиться в городах, являвшихся узлами автомобильных и железных дорог, – такова была идея фюрера – и в конце концов заняли прочные позиции. Положение было спасено».

Сейчас многие генералы думают, что в тех обстоятельствах решение Гитлера было наиболее правильным, хотя в то время и не были с ним согласны. «Это была его несомненная и великая заслуга, – вспоминал Типпельскирх. – Солдаты никогда не забывали о судьбе, постигшей армию Наполеона во время отступления из Москвы. Наше отступление, если бы началось, могло превратиться в неконтролируемое паническое бегство».

Другие генералы это подтвердили. Но Рундштедт язвительно заметил: «Именно действия Гитлера привели к созданию столь опасной ситуации. Ничего бы не произошло, если бы он позволил вывести войска вовремя».

Косвенное подтверждение этой позиции прозвучало в рассказе Блюментрита о происходившем на Московском фронте в декабре 1941 года. Из него следовало, что непоколебимая решимость Гитлера удержать свои войска под Москвой, в сочетании с общей нестабильностью и непредсказуемостью его командования, стала причиной ненужных жертв.

«После окончательной остановки под Москвой генерал фон Клюге предложил верховному командованию разумное решение – вывести войска на Угру, что между Калугой и Вязьмой, где уже частично была создана линия обороны. Последовало длительное обсуждение в ставке Гитлера, но все– таки мы получили неохотное разрешение. А тем временем русские не прекращали контратаковать, особенно на флангах. Только мы начали выводить войска, как поступил категорический приказ фюрера: «4-я армия не должна отойти назад ни на шаг».

Наше положение все время ухудшалось, потому что танковые части Гудериана находились в отдалении от нашего правого крыла, под Тулой, и их следовало вывести из затруднительного положения прежде, чем начинать общий отвод войск 4-й армии. Задержка послужила причиной дальнейшего обострения ситуации. Русские атаковали Гудериана и отбросили его части за Оку. В то же самое время танковые соединения Хёпнера на левом крыле подвергались сильной атаке русских, которые вот-вот могли обойти их с фланга.

В результате 4-я армия оказалась изолированной на выдвинутой вперед позиции. Угроза окружения стала весьма реальной. Реки замерзли и больше не были препятствием для ударов русских. Вскоре опасность стала еще более острой – русский кавалерийский корпус обошел с тыла наш правый фланг. В этом корпусе, помимо собственно кавалеристов, были пехотинцы, собранные из подмосковных деревень (в армию шли все, кто мог держать оружие).

В таком невеселом положении 24 декабря находилась 4-я армия. Причиной его был только запрет фюрера на временное отступление. Мой командир фон Клюге 15-го отбыл сменить заболевшего Бока, а я остался командовать армией. Рождество мы встретили в маленькой деревянной хижине – нашем штабе в Малоярославце, не выпуская из рук автоматов. Вокруг слышалась стрельба. Когда мы уже уверились, что ничто не спасет нас от окружения, выяснилось, что русские двигаются на запад, а вовсе не поворачивают на север, чтобы выйти к нам в тыл. Они упустили прекрасную возможность.

Однако ситуация оставалась угрожающей, поскольку Гитлер все еще тянул с решением. Только 4 января он, наконец, санкционировал вывод войск на Угру. Незадолго до этого я уехал с Восточного фронта, чтобы занять место заместителя начальника Генерального штаба, а командование армией принял генерал Кублер. Очень быстро выяснилось, что он не справляется с обязанностями, и ему на смену был назначен генерал Хейнрици, который сумел удержать армию на занятых позициях до весны и дальше, хотя противник обошел ее с обоих флангов».

Говоря об условиях, в которых должен был проходить вывод войск, Блюментрит отметил следующее: «Дороги настолько занесло снегом, что лошади проваливались в него до самых животов. Когда начался вывод дивизий, впереди шли солдаты с лопатами, расчищающие проезд для транспорта, передвигавшегося по ночам. При этом температура опустилась до 28 градусов ниже нуля».

Принятое Гитлером решение, возможно, и спасло Московский фронт от краха, но заплачено за это было очень дорого. «Наши потери были не слишком велики до решающей атаки на Москву, – рассказывал Блюментрит, – но многократно возросли зимой, причем как в людской силе, так и в технике. Люди гибли от холода». Интересные детали сообщил и Типпельскирх, который был дивизионным командиром во 2-м корпусе и зимовал на Валдае – между Москвой и Ленинградом. «В конце зимы численность дивизий снизилась до 5000 человек, а рот – до 50 человек».

Также, по его утверждению, «та зима сокрушила люфтваффе». Самолеты доставляли продовольствие и боеприпасы гарнизонам «ежей», оказавшимся в частичном окружении из-за фланговых атак русских. 2-му корпусу ежедневно требовалось 200 тонн различных грузов, для чего приходилось использовать ежедневно в среднем 100 транспортных самолетов. Однако из-за постоянного ненастья число самолетов часто приходилось увеличивать, чтобы осуществить необходимые перевозки в течение короткого промежутка летной погоды. Иногда снабжением одного только этого корпуса занимались 350 самолетов. Они часто бились, поскольку полетные условия были очень тяжелыми. Напряжение, с которым было связано снабжение по воздуху окруженных частей на чрезвычайно обширной территории, оказалось роковым для последующего развития люфтваффе.

Я много расспрашивал генералов о ходе и влиянии наступления русских зимой 1941/42 года. Все говорили о нервозной обстановке, сложившейся из-за фланговых ударов русской армии, но главный вывод, на мой взгляд, заключался в словах Блюментрита о том, что косвенные результаты оказались намного более серьезными, чем прямая опасность. «Главным следствием зимней наступательной кампании русских явился срыв планов германского командования на 1942 год. Той зимой погода представлялась для нас более страшным врагом, чем операции русских войск. Она не только вызвала падение морального духа в войсках, но и послужила непосредственной причиной больших потерь в людской силе, которые к концу зимы, пожалуй, сравнились с потерями русских».