Кто правит бал - Фридрих Незнанский

Начальник охраны внутренней тюрьмы, оскорбленный подозрениями в свой адрес, рассказывал медленно, тщательно взвешивая каждое слово.

— Как и было приказано, проверял камеру каждый час. Примерно до полуночи задержанный не спал: ворочался с боку на бок, вскакивал, бродил из угла в угол, потом, наверное, заснул, по крайней мере, мне так показалось. Он лежал на левом боку, отвернувшись к стене, лежал неподвижно. Я решил, что он спит, но продолжал подходить к смотровому окошку каждый час. Когда в шесть утра он все так же оставался в неизменной позе, я вошел в камеру и попробовал его разбудить, но он уже был холодный.

— Кто-нибудь посторонний появлялся? — спросил Грязнов, заранее зная, что ответ будет отрицательным.

— Нет.

— Составьте мне список всех, кого видели с девяти вечера до шести утра.

— В изоляторе?

— Всех. А заодно график своих передвижений.

— Вы меня подозреваете?

— Я всех подозреваю, в том числе и себя. Если все твои подчиненные подтвердят, что видели меня в обозначенный отрезок времени в окрестностях камеры Гвоздя, будем на меня заводить дело.

— Но вас же там не было.

— Вот именно. Но кто-то же был, или это кто-то из твоих. Выбирай.

Контролеры СИЗО смогли сообщить еще меньше. Поскольку задержанный был особо важный, начальник караула взялся сам его проверять, и они к камере Гвоздя даже не подходили. Никого из посторонних также не видели.

29

Фроловский прилетел в Германию не один. Турецкий, глядя по телевизору репортаж о его прибытии в Бонн, с удовольствием отметил, что он привез с собой жену. Кроме того, с ним была целая делегация министров, капиталистов и специалистов. Ожидалось подписание крупного пакета соглашений с немцами по инвестированию ими чего-то нашего и продаже нам чего-то ихнего.

Прилетел Фроловский в Бонн, но провел там меньше суток и переместился в Мюнхен. Турецкому это было на руку: лететь в Бонн не хотелось, а поговорить с дражайшим родственником было нужно, чем скорее, тем лучше.

Причем Турецкий желал встретиться с Фроловским обязательно до того, как тот посетит торгпредство, и до того, как встретится со Снегирем.

Причину своего нетерпения Турецкий сам себе объяснял так называемой психологической форой: даже если премьер уже осведомлен о его, Турецкого, выпадах, пока он не поговорил с людьми и не выяснил всех нюансов, он как бы более уязвим и более поддается психологической обработке. А Турецкий собирался на него давить. Состязаться с ним в казуистике себе дороже, тут он любого за пояс заткнет, иначе не удержался бы на своем посту так долго. Значит, нужно давить, терроризировать, обкладывать красными флажками и загонять собаками, припирать к стенке, шантажировать, короче, делать все, что невыносимо и чуждо его возвышенно-правильной душе. И тогда будут у нас ответы.

Когда Турецкий только прилетел и изложил Реддвею суть своей миссии, тот от широты душевной, обрадованный встречей, да еще и ублаготворенный русской выпивкой, позволил Турецкому пользоваться возможностями «Пятого уровня» без ограничений, но в разумных пределах. Сейчас он об этом, наверное, уже жалел, поскольку Турецкий руководствовался в своих действиях только первой частью формулы: «без ограничений» — и эксплуатировал «Пятый уровень» нещадно. Фроловский был еще на подлете к Мюнхену, а Турецкий уже знал: в каком номере какой гостиницы он остановится, его телефон, факс и телекс, летит ли с ним жена и какова ее программа пребывания в славной столице Баварии.

Но встречу с Качаловой можно было пока отложить, в первую очередь Турецкого интересовал Фроловский, у которого был гораздо более плотный график и поймать которого было гораздо труднее. Премьер прилетел поздно вечером и, очевидно, собирался если не отоспаться всласть, то по крайней мере спокойно поработать над завтрашней речью на открытии конверсионной выставки. Пригласительный билет на которую, кстати, вручил Турецкому Шубин.

На случай возможных проверок и подозрений (премьер все-таки — наверняка звонки в его номер фильтровались) Турецкий опять же при помощи замечательных специалистов Реддвея прокрутил свой звонок через коммутатор Российского торгпредства и представился кому-то из референтов Шубиным. Оказалось, что премьер занят и перезвонит. Потом Фроловский честно звонил в торгпредство, а «чисто случайно» попал в штаб-квартиру «Пятого уровня» и прямехонько на своего шурина.

— Михаил Константинович, что вы делаете сегодня вечером?

Фроловский узнал Турецкого, но ничем не выдал своего удивления:

— У вас есть планы?

— Нам очень нужно поговорить, причем в спокойной обстановке. Я заказал отдельный кабинет в ресторане вашего отеля, не могли бы вы спуститься минут… через полтора часа?

— Это так срочно?

— Боюсь, что да. Передайте вашей очаровательной супруге мои глубочайшие извинения за то, что я лишаю ее вашего общества.

Турецкий старался не думать, как Меркулов отнесется к таким непредвиденным расходам, как заказ столика в самом дорогом ресторане Баварии, но не на лавочке же разговаривать с премьер-министром родной страны. За час двадцать Турецкий домчался на «мерседесе» Реддвея от Гармиша до Мюнхена.

Фроловский, как всегда безукоризненно изысканный, улыбчиво-скромный и радужно-перспективный, появился минута в минуту в сопровождений двоих очень серьезных молодых людей.

— Каким ветром?

— Западным, — сдержанно отозвался Турецкий. — Давайте закажем что-нибудь выпить и отошлите своих церберов, я пока не собираюсь вас арестовывать.

— Пока? — широко улыбнулся Фроловский. — А вообще собираетесь?

— Не знаю, все будет зависеть от результатов этой беседы. — Турецкий изо всех сил старался выглядеть строго официальным и даже злым, поскольку премьер почему-то с самой первой встречи не желал воспринимать его всерьез.

— Неужели все так патологично?

— Более чем.

Фроловский взглядом отослал своих ребят, и те окопались за стойкой бара. Официант принес кофе и бесшумно удалился, прикрыв за собой раздвижную дверь кабинета.

— У вас, наверное, возникал вопрос: почему на том показе мод я оказался в соседнем кресле с вами? — Турецкий исподволь наблюдал за лицом премьера.

— Вопрос был снят там же, вы ведь все популярно мне объяснили. — Фроловский откликнулся сразу, не задумываясь:

«Что это, — прикидывал Турецкий, — просто феноменальная память (прошло-то уже почти две недели, а голова у премьера не Дом Советов, и такие мелочи должны бы забываться мгновенно) или он готовил ответы заранее, ждал, что такой разговор рано или поздно может произойти?»

— И вы не пытались перепроверить мои объяснения, например, перезвонить сестре и расспросить, знает ли она вообще о моем посещении данного дефиле, насколько подробно я все законспектировал и не нужны ли ей дополнительные консультации?

— У меня не было причин не доверять вам.

— И вместо меня не должен был прийти Снегирь?

— Кто такой Снегирь? Что-то не припоминаю.

— Сотрудник ФСБ, выполнявший конфиденциальное поручение премьер-министра, то есть ваше. И с преемником которого вы, скорее всего, собирались завтра встретиться. — Турецкий умолк, но Фроловский не пожелал высказаться:

— Продолжайте.

— Так вот тот Снегирь, которого вы ждали в Рахманиновском зале, убит. Его имя Олег Юрьевич Невзоров, и у меня есть веские основания подозревать вас в соучастии в убийстве.

— Какие, если не секрет? — премьер оставался убийственно спокоен.

— Вы были знакомы и скрыли это, я просил вас прояснить его гэбэшное прошлое, и вы, скорее всего, намеренно этого не сделали.

— Это все?

— Давайте пока разберемся с этим.

— Александр, мне приятно ваше общество, но почему мы не можем поговорить о чем-нибудь другом?

— Потому что, если мы не решим этих вопросов сейчас, я буду вынужден обратиться в международный антитеррористический центр для расследования ваших финансовых операций. В России дело, возможно, удалось бы замять очень быстро, настолько быстро, что никто вообще ничего бы не узнал, а международный скандал будет замять гораздо труднее. Западная пресса накинется на вас и будет терзать и пережевывать, пока вы, как минимум, не оставите пост премьера. Всем чрезвычайно интересно, куда уходят займы МВФ и почему жизнь в России не становится лучше.

— О каких, собственно, финансовых операциях идет речь?

— На счете Снегиря до недавних пор лежало двадцать три миллиона долларов. Осталось двенадцать. За одиннадцать миллионов он приобрел скромный замок неподалеку, при этом заметьте, выполняя особое задание правительства. Этого уже достаточно, чтобы раздуть гениальный скандал. Вот уж обрадуются наши коммунисты, либеральные демократы и прочие радикалы.