Дети Барса. Туман над башнями (СИ) - Андрей Ренсков

Выбрав место подальше от лагеря, принц начинал бой с пустотой. Сначала легко, небрежно, потом в полную силу, хрипя от ярости, перекатываясь, делая сальто, уходя от видимых только ему ударов. С изодранной спины текла кровь, глаза горели мрачной злобой. Со стороны это было похоже не на разминку, а на какой-то ритуал в честь жестокого и ненасытного бога.

С каждой ночёвкой он уходил всё дальше и никогда не брал с собой охранников. Одна мысль о том, что с принцем может случиться дурное, лишала Гвидо сна и заставляла красться по его следам. Скорее всего, Теодор знал об этом, и скорее всего, ему было всё равно.

Однажды Гвидо почти столкнулся с разведчиками горцев, но вовремя разглядел их, присевших на корточки. Наблюдая за прыжками и выпадами Теодора, горцы испытывали нечто вроде благоговейного ужаса. Гвидо слушал сбивчивый трехголосый шёпот и жалел, что темнота скрывает их глаза, полные страха. В ту минуту он понял, как жалки были его потуги защитить друга Тео от неведомой угрозы. Никакого друга Тео больше не было, был только свирепый Человек — Барс. Так его называли между собой перепуганные горские разведчики.

Поговорить по душам получилось лишь однажды, но получился этот разговор скомканным. Это произошло, когда горы уже остались позади. Впереди ждала пустыня, её душное дыхание уже обжигало щёки. Утром плащи и палатки покрыл тонкий слой пыли, а к полудню её стало столько, что пришлось остановиться. Надо было накинуть на каркас повозок ещё один слой шкур, обернуть припасы рогожей, распределить между людьми и лошадьми воду.

— Горы изменились, — Теодор выглядел измученным. Гвардейцы выстроились извилистой колонной, сжимая в руках пустые меха. Мокрый от пота десятник заведовал бочкой с водой и следил, чтобы всем досталось по три черпака.

— Что ты имеешь в виду? — хрипло спросил Гвидо.

После случая с горцами он перестал искать встречи с принцем, даже случайной. Гвидо решил отвлечь себя работой — её в походе никогда не бывает мало. Но нервное истощение взяло своё. Стоило на секунду прикрыть глаза, как Кобра, белая кобыла, взяла дело в свои копыта и пристроилась в очередь за водой, прямо за вороным жеребцом Теодора. Вот так бывает: открываешь глаза, а перед тобой человек, за минуту общения с которым ты готов заложить накаррейскому скупщику свою душу. Первая радость тает быстро. Потому, что видишь: он не рад этой нечаянной встрече. Он думает — ты всё подстроил.

— Камень пропал, — сообщил Теодор, царапая воспалёнными глазами цепочку гор на горизонте. Они и впрямь выглядели иначе, чем раньше: были более приземистыми и рыхлыми. — Осталась только засохшая глина. Видно, эти горы Гаал сотворил после сытного обеда. Выставил из-за облаков зад, навалил куч, а потом под солнцем всё высохло.

Отлично, подумал Гвидо, отдёргивая руку, которую хотел положить на плечо друга. Последний раз он касался его тела ещё в Городе, и сейчас внутри проснулось жгучее желание ощутить знакомое тепло. Но в чёрных глазах принца застыла смертная тоска.

"Я теряю тебя второй раз, Тео. В первый раз я хотя бы знал — кого за это винить и ненавидеть".

— Ты всё ещё опасаешься засады? — спросил Гвидо первое, что пришло в голову. Очередь двигалась медленно, черпак скрёб по дну, из повозки уже достали новую бочку и неторопливо катили её по скрипящим доскам, уложенным на песок. — Или думаешь об отце?

— Думаю о том, что завтра к вечеру мы доберёмся до оазиса, — ответил Теодор, перебирая поводья. — И о том, что там придётся заночевать. Вода кончается, люди и лошади устали.

— Хозяева фундука вряд ли смогут опознать тебя, но по пустыне разлетятся слухи о полусотне крепких воинов. И дойдут до ушей тех, кому это интересно.

— Знаю, — мрачно бросил принц. — Наверное, отец этого и желал. Иначе мы бы пошли морем, и уже сегодня увидели бы башни у Воющих Скал. Но нет, ему зачем-то потребовалось удлинить наш путь на десять дней.

— Значит, мы будем идти как можно быстрее, Тео.

Но принц снова ушёл в себя. Получив свою воду, он спрыгнул с жеребца и повёл его в поводу к своей палатке. По пути попался почерневший от усталости сотник, с которым Теодор перекинулся парой слов. Благодаря этой задержке Гвидо удалось нагнать друга, как бы случайно.

— Может, нам стоит поговорить?

— Да? — В голосе принца прозвучало что-то вроде недоумения, возможно, хорошо сыгранного. — О чём же?

Как это глупо — плестись по следам пренебрегающего тобой человека, разговаривая с его спиной. Слава богам, вот она, наконец, и коновязь. Точнее — натянутая на вкопанных в песок жердях плотная ткань, дающая тень, в которой любимый конь сможет переждать самые жаркие часы.

— О тебе. Ты сам на себя не похож.

— Правда? — Теодор соорудил из поводьев петлю и накинул на столб, потом развязал горловину мехов. Жеребец, почуяв воду, потянулся к ней, жадно вытягивая губы. — Ладно, Мрак, немного можно. Остальное получишь, когда остынешь… Сотник, пришли бойца, пусть расседлает коня! И на кого же я похож?

— На своего отца.

Как это вырвалось, Гвидо и сам не понял. Будь возможность вернуться назад, зашил бы себе рот толстыми нитками. Ну, а теперь что толку винить свой язык? Чего хотел, того и добился: принц повернулся и смотрит прямо в глаза. Пристально, с лёгкой долей презрения.

— Знаешь, я давно хотел спросить у тебя одну вещь.

Перед лицом Гвидо закачалось толстое кольцо с маленькой красной полусферой отшлифованного рубина посередине. А над кольцом приметный раздвоённый ноготь указательного пальца. Одну вещь, понятно.

— Какую же? — Голос предательски дрогнул, как всегда, когда предстоит оправдываться неизвестно за что.

— Как брат узнал, что я привожу Кевану в казармы?

— Я… — Тут в лёгких кончился воздух, и захотелось просто убежать, подальше отсюда. Забиться в змеиные норы, забросать себя песком, ничего не видеть, и не слышать. — Не знаю, Тео.

— Не ты ли всякий раз стоял в карауле за моими дверями?

— Не помню… Ты не доверяешь мне?

— Доверяю, — сказал Теодор, чуть опустив голову. — Кому же мне ещё доверять, как не тебе, старый друг? Поэтому, сделай одолжение: не задавай мне больше вопросов о моём самочувствии. Тогда и я не стану задавать своих.

Как выходил из-под навеса, Гвидо запомнил плохо. Сил хватило лишь на то, чтобы бросить взгляд на отвернувшегося Тео. Тот кормил коня с ладони.

Следующие два дня они не разговаривали вовсе, будто невысказанное встало между ними стеной. Теодор всё так же удалялся размяться и возвращался с первыми лучами солнца. Теперь это уже не вызывало страха за его жизнь, только раздражение. Так всегда бывает, когда тебя ловят за руку в чужом кошельке: кажется, что с тобой поступили очень несправедливо.