Ветер истории - Владимир Шилкин

— Это совершенно понятно, гражданин Волков, тем более, что милиция как раз и находится в ведении местных властей.

Князь еще чуть слышно повторил полное название выплат, предложенное мной, пробуя формулировку "на вкус" и кивнув своим мыслям, предложил мне продолжать.

— Третья проблема самая сложная и самая очевидная. Это недоверие к правительству.

— Для меня она не столь очевидна, как для вас, — сразу же заволновался князь. — Вас не затруднит разъяснить причины этого недоверия?

— Ну, это как раз просто. Все свободы и права, рабочие считают своими завоеваниями, которые они добыли своей кровью.

— В этом они, безусловно, правы, но разве не очевидно, то мы с ними в этих вопросах единомышленники?!

— Для рабочих – нет. Для них Временное правительство лишь группа богатых людей, мало чем отличающихся от тех же заводовладельцев, с которыми они вели борьбу за свои права. С какой стати им доверять тем, кто вызывал войска для расстрела бастующих рабочих? Так что с оружием они не расстанутся и относиться к вам будут подозрительно еще долго. Решение у этой проблемы только одно – время. Рабочие долго будут следить за каждым вашим указом и только длительное ежедневное подтверждение вашей приверженности идеям равноправия и защиты прав трудящихся их сомнения сперва ослабнут, а потом и вовсе развеются.

Закончить я решил на оптимистичной ноте, уж больно жалко было смотреть на лицо князя-революционера. Ну не объяснять же ему, что свобода собраний и голоса рабочим в их районах ни к чему. Эти свободы им винтовки дают. Ну а про требование мира и справедливого распределения доходов и говорить нет смысла. Не поймет. Так что пусть лучше думает, что нас можно задобрить, глядишь, что полезного урвать получится.

Князь повелся, хотя какой у него был выбор? На обострение он пойти не мог при всем желании, просто нечем ему было обострять. Впрочем, не уверен, что он это понимал, скорее ему уж очень хотелось стяжать лавры всенародного лидера. Заигрывания "чистой публики" с простонародьем после революции вообще стали крайне популярны, хотя первые голоса о "обнаглевших хамах" уже звучали.

В дальнейшем мы обсуждали уже чисто техническую сторону предложенных мной решений. На мою долю ответственности выпало убедить милицию рабочих районов привлечь инструкторами бывших полицейских чинов и потребовать от Петросовета компенсаций для патрульных. По замыслу, в виде инициативы снизу, это будет выглядеть привлекательнее для масс. Кроме того, нам передавалось все ресурсы полиции на местах. При этом никаких внятных обязательств мы на себя не брали и контроля над нами не осуществлялось. Сказка! Одно непонятно, как это правительство продержалось почти год. Видимо, все это время решался вопрос, кто именно их скинет.

— Ну что же, гражданин Волков, теперь я вижу, что правопорядок Петрограда в надежных руках разумного человека и могу быть покоен. Однако с вами хочет обсудить какие-то свои военные вопросы и гражданин генерал-адъютант, — Львов повернулся к генералу. — Прошу вас, Михаил Алексеевич.

Алексеев сел прямо и официальным тоном не столько представился, сколько довел до сведения.

— Я начальник Генерального штаба генерал-адъютант Алексеев. Я навел о вас справки, так что прошу уточнить, как к вам обращаться, прапорщик Волков или прапорщик Пациент?

Львов ошарашенно переводил взгляд с Алексеева на меня и обратно. Да уж, о доверительных отношениях между гражданскими и армейскими властями говорить не приходится. Если Алексеев хотел выбить меня из колеи внезапным разоблачением, то просчитался. Я уже давно не скрывал кто я такой. В Петросовете изначально знали, что я учился в Школе, а в Школе я сам недавно прямо назвал свою нынешнюю должность. Так что для установления моей личности достаточно было ей поинтересоваться. Вот оно и случилось, наконец.

— Фамилию Пациент мне приписали по ошибке, настоящая моя фамилия Волков.

— Как же могла произойти подобная ошибка, да еще оставаться неисправленной столь долгий срок? Насколько я понимаю, вся ваша служба в армии прошла под чужой фамилией, да и сейчас вы по всем документам проходите именно как Пациент и ни разу не поднимали вопрос об исправлении этой ошибки.

Я рассказал историю своей амнезии. Львов веселился от души, а вот Алексеев лишь сдержанно улыбнулся и кивнул, принимая мое объяснение. Похоже, не вполне он мне поверил.

— Стало быть, амнезия ваша излечена?

— Нет, проявились лишь отрывочные воспоминания.

— Ну что же, раз уж до сих пор этот недуг вашей службе не препятствовал, то, полагаю, что и в дальнейшем не помешает. Так как вас теперь называть?

— Зовите Волковым.

— Хорошо, прапорщик. Давайте перейдем к более насущным вопросам. Генерал Секретов рекомендовал мне вас, как офицера грамотного, инициативного и ответственного. Особо он отметил вашу деятельность в спасение жизни офицерам во время недавних беспорядков. Пользуясь случаем, выражаю вам свое удовольствие.

— Благодарю, я просто выполнял свой долг, — я намеренно отошел от уставного порядка общения. Алексеев, обратившись по званию, попытался установить иерархию отношений, а я в свою очередь дал понять, что отношения придется выстраивать не в рамках армейской дисциплины, а по-новому.

Генерал недовольно поджал губы и перешел, наконец, к делу.

— Насколько я понимаю, вы на данный момент являетесь командиром рабочего ополчения. Или там вы тоже лишь "авторитетный лидер"?

— Петросовет поручил мне лишь организацию ополчения из разрозненных отрядов и просто толпы активных граждан. Командиры у ополчения на данный момент есть только на уровне рот. Если, конечно, их можно назвать ротами. Вы позволите спросить, чем военное командование заинтересовало ополчение? Как военная сила она для армии ни ценности, ни угрозы не представляет.

— Как вы сами понимаете, мне как начальнику Генштаба необходимо понимать, что за силы находятся у нас в тылу, — усмехнулся Алексеев. — Кроме того, не стоит прибеднятся, прапорщик. Сейчас ополчение, действительно, не является серьезной силой по сравнению с армией, но вы сами сообщили, что ведется активное его обучение специально подготовленными к такой работе офицерами из учебных рот. Кроме того, мне стало известно о работах по строительству бронеавтомобилей для ополчения и фактах перехода в ополчение солдат из полков гарнизона.

Львов уже совсем потерялся и выглядел откровенно испуганным. В его воображении, похоже, под окнами дворца уже маршировала регулярная повстанческая армия. Надо бы как-то успокоить этих господ.

— Вы правы, но упускаете из виду некоторые факторы. Во-первых, ополчение состоит из рабочих, проходящих обучение без отрыва от основной работы. Фактически как постоянной структуры его не существует. Дружины собираются к назначенному времени или по сигналу тревоги. Да и обучение идет на сугубо добровольной основе и, как вы понимаете, ожидать высоких результатов от войска, готовящегося сугубо по настроению, не приходится.

Собственно, вся эта возня нужна не для создания серьезной военной силы, а скорее чтобы сделать эту силу более предсказуемой.

— Что вы имеете в виду под предсказуемостью?

— До создания ополчения, вооруженные массы представляли собой, множество отрядов, объединенных по интересам и политическим воззрениям. Это, если не считать просто массу вооруженных людей, не примыкавших ни к одной из групп. Как вы понимаете, в подобном положении отделить восставших от простых бандитов, маскирующихся под них невозможно. Преступники этим пользовались и даже пытались использовать неорганизованные массы в собственных целях. Кроме того, невозможно было предсказать, что взбредет в голову лидеру какой-нибудь анархической или эсеровской группы.

По сути, любой активный человек с харизмой мог начать новое кровопролитное восстание по любому поводу и даже просто от скуки. Сейчас такой опасности нет. Дружины структурированы, состав в них по большей части многопартийный и любая активность требует согласования. Что до солдат гарнизона, то я бы их с удовольствием отправил обратно в казармы. Они переходят в ополчение не из идейных соображений, а просто убегают от тяжелых условий пребывания в переполненных помещениях и армейской дисциплины. Кроме того, большинство из них просто надеется таким образом избежать отправки на фронт. По сути это дезертиры, пытающиеся с помощью ополчения как-то легализоваться и уйти от ответственности.

— Ну а бронеавтомобили? — спросил до сих пор степенно кивавший генерал.

— Честно говоря, это кустарщина на уровне первых изделий начала войны. Конечно, опыт учитывается, но что-то сложное с вращающимися башнями или серьезным вооружением ополчение себе позволить не может. Тем более, делается это все самими рабочими, в свободное от работы время, за свой счет.