Колымские тетради - Варлам Шаламов

1964

Вчера я кончил эту книжку[192]

Вчера я кончил эту книжкуВчернеОсадка в ней немного лишкуНа дне.

В подножье строк или палатокГранит.Нерастворимый тот остатокХранит.

Стиха невозмутима мера —ОнаДля гончара и для ГомераОдна.

1964

Я не искал людские тайны[193]

Я не искал людские тайны,Как следопыт.Но мир изменчивый, случайныйМной не забыт.

Тепло людского излученьяВ лесной глуши,Земные донные теченьяЖивой души.

И слишком многое другое,О чем нет слов,Вставало грозное, нагоеИз всех углов…

1964

Рассказано людям немного[194]

Рассказано людям немного,Чтоб грозная память мояНе слишком пугала тревогойДороги житья и бытья.

И я поступил не случайно,Скрывая людские грехи,Фигурами умолчаньяМои переполнив стихи.

Достаточно ясен для мудрыхЛирический зимний рассказО тех перламутровых утрах,О снеге без всяких прикрас.

Но память моя в исступленье,Но память вольна и сильна,Способна спасти от забвеньяСокровища с самого дна.

1965

Не линия и не рисунок

Не линия и не рисунок,А только цветРасскажет про лиловый сумрак,Вечерний свет.

И вот художника картиныСо стен квартирЗвучали как пароль единыйНа целый мир.

И слепок каменной химерыДрожал в руке,Чтоб утвердился камень верыВ моей строке.

1965

Нерест[195]

Н. Столяровой

Закон это иль ересь,Ненужная морям,Лососей ход на нерестСредь океанских ям.

Плывут без карт и лоцийИ по морскому днуПолзут, чтоб поборотьсяЗа право быть в плену.

И в тесное ущельеВорваться, чтоб сгореть —С единственною целью:Цвести — и умереть.

Плывут не на забаву,Плывут не на игру,Они имеют правоВ ручье метать икру.

И оплодотвореньяНемой великий мигВойдет в стихотворенье,Как боль, как стон и крик.

У нерестилищ рыбьих,Стремясь в родной ручей,Плывут, чтобы погибнутьНа родине своей.

И трупы рыб уснувшихВидны в воде ручья —Последний раз блеснувши,Мертвеет чешуя.

Их здесь волна качалаИ утопила здесь,Но высшее началоВ поступках рыбьих есть.

И мимо трупов в руслоПлывут живых рядыНа нерест судеб русских,На зов судьбы — беды.

И люди их не судят —Над чудом нет судей, —Трагедий рыбьих судеб,Неясных для людей.

Кипит в ручье рожденьяЛососей серебро,Как гимн благодаренья,Прославивший добро.

1965

Кета родится в донных стойлах[196]

Кета родится в донных стойлахНезамерзающей реки,Зеленых водорослей войлокОкутывает родники.

Дается лососевой рыбеВ свою вернуться колыбель.Здесь все в единстве: жизнь и гибель,Рожденье, брачная постель.

И подвиг жизни — как сраженье:Окончив брачную игру,Кета умрет в изнеможенье,На камень выметав икру.

И не в морской воде, а в преснойЖивотворящий кислородДает дышать на дне чудесноИ судьбы двигает вперед.

1965

Я ищу не героев, а тех

Я ищу не героев, а тех,Кто смелее и тверже меня,Кто не ждет ни указок, ни вехНа дорогах туманного дня.

Кто испытан, как я — на разрывКаждой мышцей и нервом своим,Кто не шнур динамитный, а взрыв,По шнуру проползающий дым.

Средь деревьев, людей и зверей,На земле, на пути к небесам,Мне не надо поводырей,Все, что знаю, я знаю сам.

Я мальчишеской пробою сталМерить жизнь и людей — как ножи:Тот уступит, чей мягче металл, —Дай свой нож! Покажи. Подержи.

Не пророков и не вождей,Не служителей бога огня,Я ищу настоящих людей,Кто смелее и тверже меня.

1965

Как гимнаст свое упражнение[197]

Как гимнаст свое упражнение,Повторяю свой будущий день,Все слова свои, все движения,Прогоняю боязнь и лень.

И готовые к бою мускулыКаждой связки или узлаНаполняются смутной музыкойПоединка добра и зла.

Даже голос не громче шепотаВ этот утренний важный миг,Вывод жизни, крупица опыта.Что почерпнута не из книг.

1965

Я не лекарственные травы

Я не лекарственные травыВ столе храню,Их трогаю не для забавыСто раз на дню.

Я сохраняю амулетыВ черте Москвы,Народной магии предметы —Клочки травы.

В свой дальний путь, в свой путь недетскийЯ взял в Москву —Как тот царевич половецкий,Емшан-траву, —

Я ветку стланика с собоюПривез сюда,Чтоб управлять своей судьбоюИз царства льда.

1965

Пусть свинцовый дождь столетья[198]

Пусть свинцовый дождь столетья,Как начало всех начал,Ледяной жестокой плетьюНас колотит по плечам.

И гроза идет над нами,Раскрывая небо нам,Растревоженное снамиИ доверенное снам.

И черты стихотворенья,Слепок жестов, очерк поз,Словно отзвуки движеньяПроходящих в мире гроз.

1966

Не покончу с собой

Не покончу с собой —Превращусь в невидимку:И чтоб выиграть бой,Стану призрачной дымкой.

Я врага разыщуСредь земного предела,Подкрадусь, отомщу,Завершу свое дело.

Это вера из вер —Та дикарская вера,Катехизис пещерИ путей Агасфера.

1966

Любви случайное явленье

Любви случайное явленьеСмиренно чудом назовиИ не бросай слова презреньяВслед улетающей любви.

1966

Взад-вперед ходят ангелы в белом

Взад-вперед ходят ангелы в беломС неземным выражением глаз,Труп еще называется телом —В лексиконе, доступном для нас.

И чистилища рефрижератор,Подготовивший трупы в полет,Петербургский ли это театр,Навсегда замурованный в лед.

Распахнут подземелье столетья,Остановится время-пораЛифтом морга, как шахтною клетью,Дать добычу судьбы — на гора.

Нумерованной, грузной, бездомнойТы лежала в мертвецкой — и вотПоднимаешься в синий огромныйОжидающий небосвод.

Вот последнее снаряженье:Мятый ситцевый старый халат,Чтоб ее не стеснились движеньяВ час прибытия в рай или в ад.

И обряд похоронного чина,И нарушить обряда не сметь,Чтобы смерть называлась кончина,А не просто обычная смерть.

И нужна ли кончина поэту,Торопливых друзей говорок,Заглушающий выкрики светаОт обугленных заживо строк.

Нумерованной, мертвой, бездомнойТы лежала в мертвецкой — и вотПоднимаешься в синий огромныйОжидающий небосвод.

1966