Колымские тетради - Варлам Шаламов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(1960-е)
В лесу листок не шелохнется[208]
В лесу листок не шелохнется —Такая нынче тишина.Никак природа не очнетсяОт обморока или сна.
Ручей сегодня так бесшумен —Воды набрал он, что ли, вот,И сквозь кусты до первых гуменОн не струится, а течет.
Обняв осиновую плахуИ навалясь на огород,Одетый в красную рубаху,Стоит огромный небосвод.
1969
Я живу не по средствам[209]
Я живу не по средствам:Трачу много души.Все отцово наследство —На карандаши,
На тетрадки, на споры,На дорогу в века,На высокие горыИ пустыни песка.
1969
Я одет так легко
Я одет так легко,Что добраться домой невозможно,Не обсохло еще молокоНа губах, и душа моя слишком тревожна.
Разве дождь — переждешь?Ведь на это не хватит терпенья,Разве кончится дождь —Это странное пенье,
Пенье струй водяных, так похожих на струны,Эта тонкая, звонкая нить,Что умела соединитьИ концы и кануны?
1969
Как на выставке Матисса
Как на выставке Матисса,Я когда-нибудь умру.Кто-то сердце крепко стиснет,Окунет в огонь, в жару.
Поразит меня, как лазер,Обжигающ и колюч,Оборвет на полуфразеНевидимка — смертный луч.
Я присяду у порога,Острый отразив удар,Понемногу, понемногуОтобьюсь от смертных чар.
И, уняв сердцебиенье,Обманув судьбу мою,Одолев оцепененье,Продолжать свой путь встаю.
1969
Как пишут хорошо: «Испещрено…»
Как пишут хорошо: «Испещрено…»«Вся в пятнах крови высохшая кожа».А мне и это нынче все равно.Мне кажется — чем суше и чем строже,
Тем молчаливей. Есть ли им предел,Ненужным действиям, спасительным отпискам,Венчающим любой земной удел,Придвинутый к судьбе так близко.
1969
Суеверен я иль нет — не знаю
Суеверен я иль нет — не знаю,Но рубаху белую своюЧистую на счастье надеваю,Как перед причастьем, как в бою.
Асептическая осторожность —Древняя примета разных стран,Древняя заветная возможностьУцелеть после опасных ран.
(1960-е)
Приглядись к губам поэта[210]
Приглядись к губам поэта,Угадай стихов размерИ запомни: чудо это,Поучительный пример, —
Где в прерывистом дыханьеЗрению доступный ритмПодтверждает, что стихамиЖизнь о жизни говорит.
1969
Дорога ползет, как червяк[211]
Дорога ползет, как червяк,Взбираясь на горы.Магнитный зовет железняк,Волнует приборы.
На белый появится светЛежащее где-то под спудом —Тебе даже имени нет —Подземное чудо.
1969
На небе бледно-васильковом
На небе бледно-васильковом,Как облачко, висит луна,И пруд морозом оцинкованИ стужей высушен до дна.
Здесь солнце держат в черном теле,И так оно истощено,Что даже светит еле-елеИ не приходит под окно.
Здесь — вместо детского смятеньяИ героической тщеты —Одушевленные растенья,Деревья, камни и цветы…
(1960-е)
Волна о камни хлещет плетью
Волна о камни хлещет плетьюИ, отбегая внутрь, назад,На берег выстелется сетью,Закинет невод наугад,
Стремясь от нового уловаДоставить самой глубинеЕще какое-нибудь слово,Неслыханное на дне.
(1960-е)
Как в фехтовании — удар
Как в фехтовании — ударИ защитительная маска, —Остужен вдохновенья пар,Коварна ранняя огласка.
Как в фехтовании — порывК ненайденному совершенству, —Всех чувств благословенный взрыв,Разрядки нервное блаженство.
(1960-е)
Ведь в этом беспокойном лете
Ведь в этом беспокойном летеЕстественности нет.Хотел бы верить я примете,Но — нет примет.
Союз с бессмертием непрочен,Роль нелегка.Рука дрожит и шаг неточен,Дрожит рука.
(1960-е)
Вечерний холодок
Вечерний холодок,Грачей ленивый ропот —Стихающий потокДневных забот и хлопот.
Я вижу, как во сне,Бесшумное движенье,На каменной стенеВлюбленных отраженье.
Невеста и жених,Они идут как дети,Как будто кроме нихНет ничего на свете.
(1960-е)
Летом работаю, летом
Летом работаю, летом,Как в золотом забое,Летом хватает светаИ над моей судьбою.
Летом перья позвонче,Мускулы поживее,Все, что хочу окончить,В летний рассвет виднее.
Кажется бесконечнымДень — много больше суток!Временное — вечным,И — никаких прибауток.
1970
Не чеканка — литье
Не чеканка — литьеЭтой медной монеты,Осень царство своеОткупила у лета.По дешевке кустыРаспродав на опушке,Нам сухие листыНабивает в подушки.И, крошась как песок,На бульвар вытекает,Пылью вьется у ногИ ничем не блистает.Все сдувают ветраНа манер завещанья,Наступает пораПеремен и прощанья.
1970
Мир отразился где-то в зеркалах
Мир отразился где-то в зеркалахМильон зеркал темно-зеленых листьевУходит вдаль, и мира легкий шаг —Единственная из полезных истин.
Уносят образ мира тополяКак лучшее, бесценное изделье.В пространство, в бездну пущена земляС неоспоримой, мне понятной целью.
И на листве — на ветровом стеклеЛетящей в бесконечное природы,Моя земля скрывается во мгле,Доступная Познанью небосвода.
1970
Воспоминание о ликбезе
Он — черно-белый, мой букварь,Букварь моей судьбы:«Рабы — не мы. Мы — не рабы» —Вот весь его словарь.
Не мягкий ход полутонов:«Уа, уа, уа», —А обновления основЖелезные слова.
Я сам, мальчишка-педагог,Сижу среди старух,Старухам поднимаю дух,Хоть не пророк, не Бог.
Я повторяю, я учу,Кричу, шепчу, ворчу,По книге кулаком стучу,Во тьме свечой свечу.
Я занимаюсь — сутки прочь!Не ангел, не святой,Хочу хоть чем-нибудь помочьВ сраженье с темнотой.
Я ликвидатор вечной тьмы,В моих руках — букварь:«Мы — не рабы. Рабы — не мы».Букварь и сам — фонарь.
Сраженье с «чрез», и «из», и «без»,Рассеянных окрест,И называется «ликбез»,Где Маша кашу ест.
И тихо слушает весь классМне важный самомуЗнакомый горестный рассказ«Герасим и Муму».
Я проверяю свой урокИ ставлю балл судьбе,Двухбалльною системой могОтметку дать себе.
Себе я ставлю «уд.» и «плюс»Хотя бы потому,Что силой вдохновенья музРазрушу эту тьму.
Людей из вековой тюрьмыВеду лучом к лучу«Мы — не рабы. Рабы — не мы» —Вот все, что я хочу.
1970