Геологи идут на Север - Иннокентий Галченко

Я со страхом смотрю, как мимо нас, угрожающе покачиваясь, проплывает неразобранный экскаватор. Водитель осторожно и умело ведет машину.

— Вот это работа? Мастерски крутит баранку, — восхищается Иван.

Впереди красный флажок, дорога перегорожена, мы свертываем на объезд. На этом участке трасса проходит через болото, оттаивающее неглубоко, в зоне вечной мерзлоты. Дорожники делают галечную насыпь. Самосвалы ссыпают подвезенный грунт прямо на срубленный лес и кусты. Тяжелые катки укатывают дорогу.

В первые годы дорожники, прокладывав дороги, снимали мох, ил и рыли кюветы. Все это летом таяло, превращаясь в талую жижу и грязь. Не пройти и не проехать. Никакого грунта для засыпки этой грязи не хватало. Сейчас кусты и Мох на полотне будущей трассы не трогают, в особенности на заболоченных местах, а, наоборот, устилают полотно трассы мелким лесом. Сверху все засыпают грунтом с помощью машин-самосвалов, ровняют, и дорога, промерзнув, стоит, как железная, зиму и лето.

Трасса идет вдоль берега реки, прижимаясь к крутому увалу. Впереди стоит человек и машет красным флагом.

— Не успели проскочить! Опять дорожники рвут, на прижиме все трассу расширяют, — с досадой говорит Иван, затормозив машину.

Быстро образуется колонна машин.

Впереди взметнулось облако пыли: одно, второе, третье… Донеслись глухие взрывы, гулко перекатывается эхо среди гор. По привычке горняка считаю взрывы. Насчитываю восемь, и все затихает.

Осторожно едем по заваленной грунтом трассе. Дорожники торопливо отвозят взорванную породу и сваливают ее в русло реки. Проехав прижим, стараемся наверстать потерянное время. У речки, среди тополей, мелькают добротные постройки. Около гаража виднеются несколько бульдозеров, грейдеры, снегоочистители и самосвалы. Вся эта техника теперь на вооружении дорожников.

— Сейчас километр в сторону, и мы на месте, — говорит Иван, осторожно сворачивая машину с трассы.

— А, Иннокентий Иванович, сколько лет, сколько зим! Верочка, смотри, кто приехал! Давай, раздевайся, проходи! Это, как известно, моя жена Верочка, правда, раздобревшая основательно, а это местные уроженцы Павлик и Наташа! Скоро уже в школу пойдут, — смущенно суетясь, встречает меня Мика. Это не идет к его солидной высокой фигуре в лихо затянутой ремнем гимнастерке, на которой виднеется длинная колодка с орденскими лентами. Награды он получил за ряд открытий и успешную разведку во время войны.

— Знаю, ругать меня приехал, но я дело уже исправил. Вчера меня по телефону так прочесал Сергей Дмитриевич, что я моментально рабочих снял с этого злополучного ручья и послал туда старшего геолога района. Константина Васильевича, чтобы привел все в порядок и передал соседям. Виноват, не утерпел. Под носом металл, план побочной добычи мне нужно выполнять, а эти «свистуны» никак разведку закончить не могут. Ну, и согрешил я немного. Урвал металл. Завтра поедем по разведочным участкам, я тебе покажу свои работы. Кстати, выберем место для нового района. Мне Раковский по телефону говорил, что это вам поручено. Проедем по местам, где мы когда-то бродили вместе. Придется только ехать верхом, начинается распутица. Лошади у меня хорошие;— быстро говорит Мика, переходя то на «ты» — по старой привычке, то на «вы» —. по служебному положению.

Лошади, шлепая копытами по мокрому снегу, идут тяжело, часто оступаясь и проваливаясь.

— Да, весенняя дорожка, черт бы ее драл! — цедит сквозь зубы Мика. — Жаль лошадей…

Впереди показывается разведочная линия шурфов, пересекающая перпендикулярно долину. На площадках полностью стаял снег. Виднеются ряды аккуратно выложенных усеченных пирамидок земли — «проходок», как их называют разведчики. В каждую пирамидку, воткнуты две хорошо протесанные бирки, на которых карандашом указаны номера проходок, то есть, с какой глубины была вынута эта порода.

Двое шурфовщиков в измазанных глиной телогрейках с помощью воротка выгружают бадьями из шурфа взорванную породу и аккуратно укладывают ее в проходки.

Мика достает пачку «Беломорканала».

— Закуривайте, ребята, не стесняйтесь!

— Смотрите! Сам Александр Егоров, наш старый знакомый, шествует! — кричит он, указывая на шагающего к нам по просеке Александра. Широкое лицо Егорова сияет.

— Давненько я с вами, Иннокентий Иванович, не виделся, — говорит он, здороваясь. — А вроде бы ничуть не изменились…

— Ну, как у тебя дела? Как живешь?

— Целый день на ногах, — жалуется Егоров, — и ноги начинают капризничать. Ревматизм появился, сколько ведь мы тайгу померяли.

— Это дело поправимое, — ободряю я его. — Закончится зимняя шурфовка, выхлопочем тебе путевку на наш местный курорт «Талая» — и ревматизм как рукой снимет…

Осмотрев шурфовочные работы, подходим к разведочному участку. С десяток низких, таежного типа бараков, без крыш, срубленных из неошкуренной лиственницы, разбросаны среди пней на опушке густого леса.

— Смотри, Иннокентий Иванович, — Мика обводит рукой вокруг, — место подходящее для района. Лесок-то стоит какой, сам просится на постройки.

— Да, место для района хорошее, — соглашаюсь я с Микой.

Закончив все дела на разведке и выбрав место для постройки нового района, мы прощаемся с Александром.

Едем вниз по ручью. На галечных косах снег совершенно растаял, и под копытами лошадей хлюпает вода; Северная весна в полном разгаре. Воздух чист и так прозрачен, что горы с почерневшими южными склонами кажутся совсем рядом, а до них не один десяток километров. Запах тающего снега перемешивается с горьковатым запахом тальника. Словно комочки снега, белеют на деревьях куропатки. Опьяненные теплом и светом, они спокойно, не шелохнувшись, сидят на ветках, подпуская к себе совсем близко.

— Смотри, Мика, куропатки!

— А ну их! Далеко за ними лезть по снегу.

И мы проезжаем мимо.

— Что-то не узнаю в вас прежнего страстного охотника, товарищ Мика. Где ваш былой пыл?

— Стареть, видно, начинаю. Предпочитаю теперь стрелять птицу прямо с лошади, — усмехается Мика. — А не заехать ли нам в Антагачан? Это новый оленесовхоз на самой границе Улахан-Чистая, наши соседи богаты мясом, — предлагает он. — Это нам почти по дороге.

— Деловые связи с соседями, богатыми мясом, необходимо поддерживать, — смеюсь я.

По обоим увалам ручья, вдоль которого мы едем, следуя всем их изгибам, вот уже несколько километров тянется прочная высокая изгородь, сделанная из тонкого леса. Это кораль — загон для оленей. Осенью пастухи загоняют сюда оленьи стада. Здесь их подсчитывают, часть отбирают на убой, тут же лечат Молодняк, изолируют больных животных.

Въезжаем в большой поселок с добротно построенными зданиями, складами, конторой. В небольшой квартире директора мы долго и с интересом слушаем рассказ об организации совхоза.

Директор, плотный и коренастый человек, с воодушевлением рисует нам перспективы оленеводства на Улахане.

— Антагачан — молодой совхоз. Он существует только два года. Но мы уже крепко стоим на ногах. В тайге пасутся десятки тысяч наших оленей. За один год стада увеличились на две тысячи голов. Это — результат заботливого ухода пастухов за оленями. Горняки получают от нас тонны свежего мяса. Десятки оленьих упряжек везут ваши грузы к местам новых разведок. Впрочем, с геологами беда, — добродушно усмехается он. — Вы забираетесь в такие трущобы, что и на оленях к вам не проникнешь. Беспокойный народ!

В дверь стучат. Входит молодой эвен.

— Заведующий стадом Слепцов, наш лучший оленевод, — представляет его директор.

Что-то очень знакомое в лице эвена. Я вспоминаю урасу на Улаханском плоскогорье, ночную охоту на горных баранов.

— Вот так встреча! Как поживаешь, Петя?

— Да живу хорошо! — широко улыбается Петр. — Женился вот. Семья здесь, квартиру совхоз дал, только я дома редко бываю, все на пастбищах, в стаде.

— Такая уж, брат, служба, — вставляет директор.

— Да я не жалуюсь! Я свое дело люблю.

— А я ведь тебя по делу вызвал, — продолжает тот.

— А что случилось?

— Двадцать оленей потерялось. Отбились от стада, где-нибудь в тайге бродят. Придется, брат, тебя на поиски посылать. Ты же следопыт природный — быстро найдешь.

— Найдем! Куда им в тайге деться! — уверенно произносит Петр. — А я недавно Данилу видел, вашего бывшего каюра, вас вспоминал, Иннокентий Иванович, — обращается он к нам. — Данила сейчас председатель Кыгыл-Балыхтахского колхоза. Женился.

Мы сердечно прощаемся с Петром.

— У нас проблема с кормами, — продолжает свой рассказ директор. — Особенно сложно разработать маршруты для оленьих стад. Два-то стада на одно пастбище не погонишь. Вот и надо спланировать так, чтобы пути не перекрещивались и стада не шли друг за другом. Тут все, брат, приходится учитывать. Над всем этим делом голову поломаешь! Хорошо, помощники опытные есть. На Петра Ивановича я могу во всем положиться. Он Улахан-Чистай, как свою ладонь, знает.