Весь Роберт Хайнлайн в одном томе - Роберт Хайнлайн

Я заметил, что он совсем не производит впечатление твердолобого солдафона. Келли рассмеялся.

— Поверьте, далеко не все «твердолобые солдафоны» на самом деле таковы. Они ими только кажутся.

На это я сказал, что да, мол, маршал Рекстон, например, действительно не так прост, как можно было бы подумать.

— Вы с ним знакомы? — спросил Келли.

— Не то чтобы знаком, но мы встречались с ним по работе. Последний раз я видел его сегодня утром.

— Хм… Я никогда не встречался с этим джентльменом лично. Похоже, вы вращаетесь в более высоких сферах, сэр.

Я объяснил, что это всего лишь случайный поворот судьбы, но тем не менее он стал относиться ко мне с гораздо большим уважением.

Спустя какое-то время Келли принялся рассказывать мне о работе лаборатории:

— Сейчас мы знаем об этих мерзких созданиях больше самого дьявола. Но известно ли нам, как уничтожать паразитов, не убивая носителя? Увы. Разумеется, если бы мы могли заманивать их по одному в какую-нибудь камеру и усыплять газом, тогда носители оставались бы целы и невредимы. Но знаете эту старую шутку про то, как ловить птиц? Все, мол, очень просто, если можешь подобраться достаточно близко и насыпать ей на хвост соли. Сам я не ученый — всего лишь полицейский, хотя и числюсь по другому ведомству, — но я разговаривал с теми, кто здесь работает. И одно ясно уже сейчас: для победы в войне нужно биологическое оружие — микроб, который кусает паразита, но не носителя. Вроде бы не так сложно, да? Нам известны сотни болезней, которые смертельны для титанцев — оспа, тиф, сифилис, энцефалит, болезнь Обермейера, чума, желтая лихорадка и так далее. Беда в том, что все они убивают и носителей.

— А нельзя использовать что-нибудь такое, против чего у всех есть иммунитет? — спросил я. — Всем, например, делают прививку от тифа. И почти все вакцинированы от оспы.

— Ничего не выйдет. Если у носителя есть иммунитет, паразиту болезнь не передается. Теперь, когда они научились отращивать себе этот наружный панцирь, все контакты с внешней средой идут у них через носителей. Нет, нам нужно что-то такое, что наверняка убьет паразита, а у человека разве что насморк вызовет.

Я хотел что-то ответить, но тут заметил в дверях Старика, извинился перед Келли и встал из-за столика.

— Что там из тебя Келли выкачивал? — спросил Старик.

— Ничего не выкачивал, — ответил я.

— Это тебе только кажется. Ты знаешь, кто он?

— А должен?

— Да должен бы. Хотя, может, и нет. Он никому не позволяет себя фотографировать. Это знаменитый «Б. Дж. Келли», величайший криминолог современности.

— Тот самый Келли?! Но ведь он не имеет никакого отношения к армии.

— Почему? Возможно, он в запасе. Но я думаю, ты догадываешься теперь, насколько важна эта лаборатория. Пойдем.

— Где Мэри?

— Сейчас тебе к ней нельзя. Она приходит в себя.

— С ней… что-нибудь случилось?

— Я же обещал тебе, что все будет в порядке. Лучше Стилтона в этой области никого нет. Но нам пришлось копать очень глубоко и преодолевать ее сопротивление. Это всегда тяжело для объекта.

Я обдумал его слова и спросил:

— Ты получил, что хотел?

— И да, и нет. Мы еще не закончили.

— А что ты хочешь найти?

Мы шли по одному из бесконечных подземных коридоров базы, потом зашли в небольшой кабинет и сели. Старик нажал клавишу коммуникатора на столе и сказал:

— Частная беседа.

— Да, сэр, — послышалось в ответ. — Мы не будем записывать.

Одновременно на потолке зажегся зеленый сигнал.

— Верить им, конечно, нельзя, — пожаловался Старик, — но по крайней мере пленку не будет слушать никто, кроме Келли. Теперь о том, что ты хотел узнать… Хотя, по правде говоря, я не уверен, что тебе положено это знать. Да, она твоя жена, но душа ее тебе не принадлежит, а то, что нам стало известно, крылось слишком глубоко в душе. Мэри и сама не подозревала, что там есть.

Я молчал, и он продолжал задумчивым, обеспокоенным тоном:

— С другой стороны, может быть, лучше рассказать тебе что-то, чтобы ты понял, о чем я говорю. Иначе начнешь дергать ее, а мне бы этого очень не хотелось. Ты невольно можешь вызвать у нее какой-нибудь нервный срыв. Она вряд ли что-то вспомнит, — Стилтон работает предельно осторожно, — но ты можешь здорово осложнить ей жизнь.

Я глубоко вздохнул и сказал:

— Сам решай.

— Ладно. Я расскажу тебе кое-что и отвечу на твои вопросы — на некоторые из них, — если ты поклянешься никогда не беспокоить на эту тему свою жену. У тебя просто нет нужного опыта.

— Хорошо, сэр. Я обещаю.

— В общем, не так давно на Земле существовала группа людей — культ, можно сказать, — к которым все остальное человечество относилось довольно неприязненно.

— Я знаю. Уитманиты.

— А? Откуда ты узнал? От Мэри? Нет, Мэри не могла ничего тебе рассказать: она сама не помнила.

— Нет, не от Мэри. Сам догадался.

Старик посмотрел на меня с удивлением и уважением одновременно.

— Возможно, я тебя недооценивал, сынок. Да, уитманиты. И Мэри была в детстве с ними, в Антарктике.

— Стоп! Они же перебрались из Антарктики… — я напряг память, и нужная дата вдруг всплыла. — …в 2034-м!

— Точно.

— Но тогда Мэри должно быть около сорока.

— А тебя это беспокоит?

— В смысле? Нет, видимо. Но этого не может быть.

— На самом деле может. Хронологически ей действительно около сорока. Биологически — примерно двадцать пять. А субъективно она еще моложе, потому что у нее нет сознательных воспоминаний о жизни до 2050-го.

— Что ты имеешь в виду? Я могу понять, что она не помнит свое детство, не хочет его вспоминать. Но что означает все остальное?

— То, что я и сказал. Ей ровно столько, на сколько она выглядит… Помнишь ту камеру на корабле титанцев, где она начала что-то вспоминать? Лет десять или даже больше Мэри провела в анабиозе точно в таком же аквариуме.

28

С возрастом я не становлюсь грубее и крепче; скорее наоборот, мягче, сентиментальнее… Мэри, моя любимая жена, плавающая в этой искусственной утробе, не живая, не мертвая — законсервированная, словно саранча в банке, — нет, это было уже слишком.

Откуда-то издалека донесся голос Старика:

— Спокойно, сынок. С ней же все в порядке.

— Ладно… Дальше.

Внешне жизнеописание Мэри выглядело довольно просто, хотя элемент загадочности в нем тоже присутствовал. Ее нашли в болотах под Кайзервилем у северного полюса Венеры. Девочка ничего не могла о себе рассказать и знала только свое имя — Аллукьера. Никто не счел