Хороший тон. Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской - Михаил Борисович Пиотровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эрмитаж – грандиозный, великолепный мир, он полон настроений, воспоминаний, диалогов. Века переплетаются и разговаривают друг с другом, иногда спорят, иногда снисходительно или с любопытством смотрят на нас, на время и времена, которые неспешно проходят мимо. У каждого, конечно, свой Эрмитаж, и каждый раз, когда идёшь по его залам, открывается что-то новое, неожиданное, удивительное. Эрмитаж как книга, но читать её нужно очень внимательно, не спеша.
Зал Рембрандта – один из самых важных и таинственных в Эрмитаже: картины каким-то мистическим образом соединены друг с другом и влияют на вас, на ваши чувства, мысли.
Простая история: молодой человек, затребовав свою долю наследства, «…пошёл в дальнюю сторону и там расточил имение своё, живя распутно»[45], и, испив кубки всех отрав, соблазнов, унижений, пошёл к отцу своему. «Сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться!»[46] «Возвращение блудного сына» – последняя работа Рембрандта. Ему 63 года, он одинок, тяжело болен, но продолжает работать. Ему удаётся проникнуть в тайны жизни так глубоко, что он говорит о чувствах, для которых нет слов. Что может быть слаще прощения и тяжелее покаяния?! Этот сюжет волновал Рембрандта, он возвращался к нему, размышлял.
В Дрезденской галерее хранится «Блудный сын в таверне», известный больше как «Автопортрет с Саскией на коленях». Картина написана молодым и счастливым Рембрандтом в 1636 году: он влюблён, его любят, он богат и успешен, окружён роскошью и весельем. Но если вглядеться – на стене глубоко в темноте висит грифельная доска, обычная доска, на которой хозяин таверны или кабачка записывал цену выпитого и съеденного гостями. За все удовольствия придётся заплатить.
Возвращение… может быть, главная тема Рембрандта. Легко ли возвращаться и что будет, когда радость встречи пройдёт? Вы помните взгляд брата Скитальца? Обида, недоумение: «…я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими»[47]. Верного и преданного человека отец не обнимает так ласково, как предателя. Почему? «Ибо этот сын мой был мёртв и ожил, пропадал и нашёлся…»[48] Разве это не жестокий ответ?!
В сентябре 2020 года мы открыли в Эрмитаже выставку Александра Сокурова – режиссёра, размышляющего о великих и страшных вопросах. «Рембрандт. Посвящение» (сначала она была на биеннале в Венеции). Этот сюжет – вернувшийся сын – всегда сопровождал и будет сопровождать человечество. Сокурова волнует не тема отцовской любви и всепрощения, ему важно другое: с чем вернулся сын, что будет с ним и его близкими через некоторое время? Пройдут дни, Блудный сын отогреется и, как знать, вспомнит свою весёлую жизнь и потребует денег. А может быть, заберёт их силой. Всё может быть. Отец богат – недаром Рембрандт написал его в красных одеждах, которые носили богатые люди. Сын же побрит наголо. Убийство знакомо сыну, его прошлое – разбой, война. Вернувшийся с войны человек непредсказуем, он живёт в ином мире и подчиняется другим, нечеловеческим законам. «Я касаюсь этого сюжета, – говорил Сокуров, – потому что считаю его современным. Это событие – возвращение – не завершилось, оно только началось и у него нет финала. Что будет потом? Сава Богу, что мы не знаем, что случится завтра, и слава Богу, что это незнание тревожит нас».
«Блудный сын» – символ великого милосердия. Один протестантский пастор говорил мне: «Дайте мне эту картину на полгода, и я снова обращу в христианство триста тысяч человек». Изображение должно выходить из картины, она должна жить самостоятельно – тогда это гениальное творение. Блудный сын выходит из картины, преодолевает раму. Сокуров задаёт нам необходимые вопросы. Что сделал сын? За что его прощает отец? Может быть, он совершил такие чудовищные вещи, что его нельзя простить? Всё ли можно простить? А не скажет ли сын отцу: «А раз так, отдай мне теперь вторую половину наследства».
Сокуров предлагает задуматься: кадры из хроники – два солдата, взятые игиловцами в плен, к ним подведены бикфордовы шнуры, их сейчас взорвут. Как в таком мире быть с милосердием? Как понять, что будет с нами?!
Сергей Прокофьев вспоминал, как подолгу стоял в Эрмитаже перед картиной Рембрандта: он сочинял для «Русских сезонов» балет «Блудный сын» и пытался услышать мелодию, услышать, как звучит Рембрандт, как фантастически рембрандтовские тени превращаются в свет.
Отец и сын… их фигуры всплывают из темноты. Слепой старик обнимает сына. Обратите внимание на руки отца: одна рука сильная, крупная – мужская рука, а другая напоминает женскую, нежную. «Безумной техникой» называли живопись Рембрандта – большие рельефные мазки, и кажется, что он писал не только кистью, но и руками. Некоторые историки находят даже отпечатки пальцев мастера. В картине множество тончайших нюансов – видно, как меняется образ в течение суток: утром он один, днём и вечером – другой. По мне – лучше всего смотреть живопись днём при естественном свете. Божественная светотень Рембрандта легка, воздушна, туманна, она окружает обаянием то, что убегает от нас, возбуждает наше любопытство, придаёт очарование, сообщает грацию великим помыслам, таит в себе неясное, неопределённое и бесконечное – грёзу и идеал.
Прокофьев искал главную тему – ясную, пронзительную, простую и чистую, но в какой-то момент понял: мелодия должна прийти сама, потому что такие сюжеты сами находят того, через кого они хотят появиться в мире, они присылаются свыше. Однажды ночью композитор проснулся и услышал музыку – ту самую, о которой мечтал, которую искал: «Я тут же записал несколько тактов».
Рембрандт. «Мученик тени» смог выразить и передать это болезненное и таинственное состояние – невидимое всегда рядом, если вслушаться…
Екатерина Великая купила «Блудного сына» в 1766 году, и с тех пор он лишь дважды, во время двух войн, покидал Эрмитаж. Больше картина никуда не уезжала, и любоваться шедевром можно только в Петербурге.
Композитор Бенджамин Бриттен специально приехал в Россию, чтобы увидеть это чудо. 30 декабря 1966 года в музее был выходной день, но по распоряжению директора Бориса Борисовича Пиотровского Эрмитаж открыли для Бриттена и его друзей – Святослава Рихтера, Мстислава Ростроповича, Дмитрия Шостаковича. В тишине, в пустом зале они благоговейно и смущённо склонили головы перед Рембрандтом.
Рембрандт умер в 63 года. Нотариус описал его имущество: пара фуфаек, несколько носовых платков, десяток беретов, старые холсты, кисти и Библия. «Притча о Блудном сыне», вероятно, последнее, что он читал в жизни.
Бриттен с благодарностью вспоминал вечер в Эрмитаже. Он назвал оперу «Блудный сын – притча для исполнения в церкви» и посвятил сочинение Дмитрию Шостаковичу, потому что это – история о возвращении и сожалении: ничего нельзя вернуть, ничего нельзя забыть.
Блудный сын – сам Рембрандт, художник, его метания, страхи, предательство. Он написал о человеке, который решился покаяться и попытаться раскаяться. Эта история о каждом из нас. Подходить к «Блудному сыну» лучше всего, поднимаясь по лестнице в зал, постепенно, медленно, почтительно приближаясь к святыне.
«Станем есть и веселиться… И начали веселиться»[49].
По диагонали от «Блудного сына» висит «Жертвоприношение Авраама». Разговор продолжается: отец и сын – вечная тема. Сможет ли сын простить отца, а отец – понять сына? Легко ли принять удар и возможно ли, нужно ли решиться на удар?! Авраам – важнейшая фигура в мировой истории, один из первых, с кем заговорил Бог после потопа. Его жертвоприношение – одна из главных драм человечества и величайшее событие для трёх главных религий: иудаизма, христианства и ислама. Апостол Павел называл Авраама отцом всех религий, а в Коране – он первый верующий в Единого Бога,