Змеиный клубок - Леонид Влодавец

Второе соображение у Лехи проклюнулось после того, как он стал размышлять над тем, откуда его новые друзья так много знают. И долго думать не пришлось, самая простая логика подсказывала, что кто-то из окружения товарища губернатора негласно работает на этих борцов за справедливость. Насчет того, что они борются за справедливость, Леха опять-таки сильно сомневался. Всякий стал бы на его месте сомневаться, особенно после того, как довольно большая группа «борцов за справедливость» в общегосударственном масштабе оказалась типичными борцами за денежные знаки и больше ни за что. Тем не менее, независимо от того, за что боролись граждане похитители, они не хотели светиться на экране даже в масках. Должно быть, опасались, что по голосу смогут вычислить.

Ни Ольги, ни Лиды-домработницы Леха с момента похищения больше не видел. Держали их в овощехранилище или в другом месте — понятия не имел. Сами похитители о них, конечно, не рассказывали, а спрашивать было бессмысленно, — это Леха знал четко.

Когда произошло переселение на новое место, времени для размышлений стало больше. Теперь на съемки ни одеваться, ни умываться, ни даже ходить не требовалось. Три раза в день приходили охранники и приносили пожрать. Кормили также, как и в хранилище, то есть с утра — чай с двумя кусками сахара и два больших куска хлеба с маслом, в обед — суп из пакета и картошка с селедкой плюс опять же чай с сахаром, на ужин — опять чай и хлеб с маслом. Не разожрешься. Но Леха, строго говоря, за последние несколько лет редко переедал, а иногда по два-три дня на одной водке жил, поэтому на голодуху не жаловался. Наоборот, привыкнув к холоду в хранилище, который лишних калорий требовал, на новом месте, в тепле, очень даже сытым себя ощущал.

Получился такой график работы: проснулся, пожрал, завалился обратно. В промежутке еще в туалет сходить по мере надобности. А так по ходу дела если не спал, то думал.

И вот о чем думалось Лехе в эти два дня.

Во-первых, зачем террористы, или кто они там по профессии, ставят Пантюхова в такое совсем уж безвыходное положение? Целая куча требований, можно сказать, рассчитанных на полное самоубийство, — и что взамен? Леха с миллионами дядюшки? Но после отставки и неизбежного скандала, даже без суда и следствия, все эти миллионы проплывут мимо только так. Что еще? Родная сестра, хоть и не лучшего поведения, но родная. А толку с нее, если не удастся на ней Леху женить? Ни шиша.

Во-вторых, пошутили они насчет того, чтоб пленку по телику показать, или нет? Очень уж было сомнительно. Не верилось Лехе, будто найдется такой отважный человек, который решится прокрутить запись на широкий эфир. Это надо таким самоотверженным быть, прямо как Александр Матросов. Но Матросов на смерть за Родину и за Сталина шел, поскольку не знал, чудак, что от них никакой пользы, а один вред. Из-за таких, как он, мы сорок лет без баварского пива и вестфальской ветчины прожили. Приходилось, понимаешь, «Жигулевским» кишки полоскать… Нет бы сразу сдаться, давным-давно бы все на «мерсах» катались. Так что теперь Матросовы не в чести и не в цене. Во всяком случае, на телевидении больше за бабки работают, чем за идею, а поскольку ни за какие баксы новую жизнь не купишь, то рисковать ей, родной и единственной, желающих не найдется.

Но кто же все-таки эти ребятки, которые так лихо пытаются свернуть башку такому крутому хозяину, как Пантюхов? Ведь не начнешь же грозить, что эту кассету в Москву отвезут и покажут где-нибудь на Совете Федерации? Или аж самому Президенту, например? Даже ежели так и сделали бы, то в дебрях тамошних канцелярий она тут же потерялась бы с концами или стерлась по какой-нибудь технической причине. Как в точности обстояло бы дело, Леха по малограмотности и незаконченному высшему образованию сказать не мог, но догадывался. Одно только знал точно, что по московскому ТВ эта самая запись не пошла бы ни за что. Ну, допустим, подбросят эти самые мальчики кассету в приемную главы. Посмотрит тот, посмеется и заберет себе домой, внукам показывать. А больше ее никто не увидит. Да если б и увидели? Неужели областной прокурор побежит дело на Пантюхова заводить? Ни в жисть. ФСБ за него зацепится или РУОП? Опять же смех, если поверить в такую чушь.

Одно было несомненно. Ежели ребята на такое пошли, то на что-то надеются. На какого Аллаха, интересно?

Леха долго над этим голову ломал, но так и не смог додуматься. Вообще он намного лучше думать стал, потому что вот уже неделю ни грамма не принимал и даже не курил почти, потому что выдавали ему по пачке «Беломора» на два дня. Мозги, должно быть, маленько очистились. Но все-таки, практики думанья еще не хватало. Это дело требует тренировки. Тем более что и знаний по серьезным проблемам современности у Лехи было явно недостаточно. Так, самые верхушки. Где-то слышал, где-то видел, где-то читал чего-то…

О том, что кусок передачи народ здешней области все-таки увидел, Лехе не сказали. Он и не подозревал, что его разыскивали на прежнем месте обитания. И уж, конечно, не знал, что в этих розысках принимали участие Севка с Ванькой.

В общем, жизнь заложника имела еще один тот плюс, что можно было ничего не знать и от лишних знаний не волноваться. Судя по тому, что, кроме нескольких человек, к Лехе никто не заходил, беспокоить его почасту не собирались. Конечно, могло так случиться, что придут как-нибудь невзначай и пристрелят, но отчего-то Лехе в это не верилось.

Итак, утром того самого дня, который наступил после той самой тревожной ночи, Леха проснулся в своем сдвоенном санузле. Проснулся как обычно, то есть так, как уже привык, — от лязга дверного засова, свидетельствовавшего о том, что принесли чай, сахар и хлеб с маслом.

Так оно и было. Пришел очередной мужик в маске, поставил кружку с чаем и миску с сухпайком на доску, прибитую поперек дверной коробки, и закрыл дверь с внешней стороны.

Леха спокойненько черенком чайной ложки размазал масло между двумя кусками хлеба, обмакнул сахар в чай, откусил хлеб, затем мокрый сахар… День начинался нормально.

Когда завтрак был в основном закончен — Лехе оставалось лишь допить последний глоток чаю из кружки, и он уже собирался по сложившейся у него традиции опять забраться под одеяло, — произошло нечто необычное.

Коровин ощутил, как под ним тряхнуло пол. И не просто тряхнуло, а прямо-таки сотрясло. Не только пол, но и стены, и потолок, весь дом, судя по всему. Послышался жуткий, оглушительный треск, и целый град кусков штукатурки размером от пылинки и до чайного блюдца обрушился вниз. Слава Богу, те, что размером с блюдце, не долбанули Леху по голове, потому что тогда его точно оглоушило бы, а то и насмерть убило. Один такой кусочек, правда, крепко треснул по кружке с остатками чая и попросту вышиб ее из руки. А другой, поменьше, больно щелкнул по макушке.

Леха оторопело задрал голову и увидел, что потолок, на котором до этого было лишь несколько вполне обычных мелких трещинок, пробороздила огромная черная, зияющая. Она змеилась и по кирпичным стенам, причем Коровин ясно увидел сквозь нее дневной свет!

Но настоящий ужас напал на Леху тогда, когда стало ясно видно, что эта трещина медленно, но неуклонно расширяется. Там, наверху, за потолком, слышались какие-то трески, скрипы, скрежеты, лязга. А сам потолок прямо как в страшном сне или в фильме ужасов начал ходить ходуном, и куски штукатурки опять сыпанулись вниз. Леха в этот момент шарахнулся в проем двери — единственное место, где не угрожала опасность получить по башке. При этом ему пришлось ногой отбить доску, на которую похитители выставляли еду.

— Эй! — заорал он истошно, изо всей силы гвозданув кулаком в дверь. — Открывай! Дом рушится!

Никто не ответил. А может быть, и ответил, да только Леха не расслышал этого из-за страшного треска и грохота, который вдруг заполнил все вокруг. Потолок лавиной обломков рухнул в комнату. Леха зажмурился, прижавшись спиной к двери, и с ужасом ощутил, что стена, в которой был этот дверной проем, не то шатается, не то вообще наклоняется. Еще секунда — и на свет надвинулось что-то черное. Именно так это отпечаталось у Лехи в памяти. Он взвыл от безумного страха, смертной тоски и бессилия предотвратить собственную гибель, но, инстинктивно пытаясь защититься от этой черноты, вытянул вперед руки и… ощутил, что схватился ладонями за сетку неведомо откуда наползшей на дверь койки. Поверх сетки были еще матрас и одеяло — он успел это запомнить, прежде чем уши заложило от жуткого грохота.

Конечно, сознание Леха потерял, но не насовсем, а только на полчаса, не больше.

Спасла Леху койка. Это он, конечно, понял не сразу. Может, через десять, а может, через пятнадцать минут после того, как открыл глаза и увидел всего в нескольких сантиметрах от лица провисшую сетку с вдавившимся матрасом. На нее грохнулся кусок стены весом в полета кило, не меньше. Не будь койки, а самое главное — ее железного изголовья, на которую пришелся основной удар глыбы, Лехина голова была бы раздавлена, как куриное яйцо. Дужку промяло, прутья погнулись и даже ножки, но Лехина башка отделалась только шишкой от удара о дверь. Теперь он лежал спиной на этой самой двери, но не горизонтально, а примерно под углом в 45 градусов. Ноги упирались в порог двери и, похоже, были целы-невредимы. Вообще вроде бы ничего не болело, только в голове что-то гудело, а в ушах — звенело.