Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник - Сергей Брилёв

ТАБАРЕ: Кто-кто? Ну, Обдулио Варела.

ЖАМАНДУ: Правильно! Капитан сборной и капитан кого ещё? «Пеньяроля»!

ТАБАРЕ: Зато только в наших рядах, за «Насьональ», уже в 1930 году играли шесть уникальных футболистов, которые выиграли и две Олимпиады, и чемпионат мира! Уругвай — это и есть «Насьональ»!

ЖАМАНДУ: А «Пеньяроль» всё равно стал легендой ешё раньше. (Сдвигает свой берет и показывает свои седые виски.) Вы, молодой человек, вряд ли помните, а я знаю. 3 июня 1919 года в Рио-де-Жанейро прошёл матч сборных Бразилии и Аргентины, во время которого аргентинцы играли в форме... Уругвая, а бразильцы — в форме «Пеньяроля»!

ТАБАРЕ: Первый раз слышу. (Растерянно и явно ища поддержки у Даниэля.) Неужели правда?!

ЖАМАНДУ: Истинная! Когда ещё две великие футбольные державы, Аргентина и Бразилия, играли в чужой форме?! И посвящён тот матч был не кому-нибудь, а легендарному вратарю «Пеньяроля» Роберто Чери!

ТАБАРЕ: Снимаю шляпу.

ЖАМАНДУ: А вы говорите — англичане! Это мы, «Пеньяроль», добились реванша за то, как наша страна настрадалась от Бразилии и Аргентины во времена войны за независимость.

ТАБАРЕ (нервничая, какой бы после этого ещё применить контраргумент)'. Но, знаешь, когда в уругвайские цвета одеваются иностранцы — это одно. А другое дело — когда в «небесной» форме играем мы сами и выигрываем.

ЖАМАНДУ (полагая, что спор выигран, и оттого соглашаясь). Ну, это само собой.

ТАБАРЕ: Вот я и хочу вам напомнить, что случилось в 20-х годах.

ЖАМАНДУ: А что такого особенного случилось?

ТАБАРЕ: Вы что, с ума сошли? Мы две Олимпиады выиграли.

ЖАМАНДУ: Ну, это само собой. Ведь, строго говоря, мы, уругвайцы, — не двух-, а четырёхкратные чемпионы мира.

ДАНИЭЛЬ: Жаманду прав. Ведь до 1930 года чемпионами мира по футболу считались победители футбольных турниров Олимпийских игр. А мы выиграли такие турниры и в 1924, и в 1928 году.

ЖАМАНДУ: Нуда. И поэтому так и называются трибуны стадиона «Сентенарио»: одна — «Париж», другая — «Амстердам».

ТАБАРЕ: А кто этого добился?

ЖАМАНДУ: Весь Уругвай.

ТАБАРЕ: А вот и нет. Не весь Уругвай, а наш «Насьональ». Это наш делегат в футбольной ассоциации Атилио Нарансио заложил дом, чтобы профинансировать поездку сборной на Олимпиаду 1924 года.

ДАНИЭЛЬ: Вы, кстати, бывали на «Сентенарио»?

ЖАМАНДУ и ТАБАРЕ (хором): Нет, знаешь, не бывали! Ну конечно, бывали!

ДАНИЭЛЬ: Какие вы всё-таки петухи! Я имею в виду не на самом стадионе, а внутри. Там, где музей ассоциации.

ЖАМАНДУ: Ой, нет, всё собираюсь зайти.

ТАБАРЕ: И мне всё как-то недосуг. Это как коренной парижанин, который никогда не забирался на Эйфелеву башню...

ДАНИЭЛЬ: А я вот наконец добрался. И знаете, что там на входе? Это ты, Табаре, сейчас Париж к месту вспомнил. Там на входе — тот самый исторический флаг республики, под которым наши парни на Олимпиаде во Франции победили. Я не знал, но, оказывается, когда они выиграли в финале, то в Олимпийском комитете не нашлось нот нашего гимна.

ЖАМАНДУ: Ну, это вообще-то все знают. Наш флаг поднимали под какое-то танго.

ДАНИЭЛЬ: А я вот не знал. До чего же у нас богатая история!

ТАБАРЕ: Да, Даниэль, всё действительно так и было. Правда, главное — что мы выиграли. Но ты задумывался когда-нибудь, что если бы не личные пожертвования руководителей «Насьоналя», то сборная Уругвая в Париж так бы и не попала?! У нашей футбольной ассоциации денег-то не было. Это, кстати, «Пеньяроль» в те годы воду мутил.

ЖАМАНДУ: А что опять мы?

ТАБАРЕ: И не просто вы, «Пеньяроль», а и тогдашняя партия твоих предков «Колорадо». Наверное, всё-таки правильно, что ты в троцкисты перешёл.

ЖАМАНДУ: Нет, ну а серьёзно? Что случилось-то?

ДАНИЭЛЬ: Я вот думаю, если бы наш разговор сейчас слушал какой-нибудь иностранец, он бы, наверное, ничего не понял.

ТАБАРЕ: Это ты к тому, что иностранцы, наверное, думают, что у нас, если ты за «Насьональ», то и за Национальную партию, а если за «Пеньяроль», то за «Колорадо»?

ДАНИЭЛЬ: Ну, типа. В целом-то оно часто так и есть. Но всё ведь намного сложнее.

ЖАМАНДУ: Всё действительно сложнее. Я вот, например, за «Пеньяроль» продолжаю болеть, а от «Колорадо» перешёл клевым. Но я всё-таки не понял, при чём тут мой «Пеньяроль», моя бывшая партия «Колорадо» и недостаток средств у ассоциации? Что ты, Табаре, такое там говорил, что на Олимпиаду Уругвай ездил за счёт «Насьоналя»?

ТАБАРЕ: А потому что перед этим твой «Пеньяроль» решил выйти из нашей обшей уругвайской футбольной ассоциации и создал свою альтернативную федерацию.

ЖАМАНДУ: Ну да. Мы хотели создать суперлигу, в которой играли бы ведущие клубы и Уругвая, и Аргентины.

ДАНИЭЛЬ: А что, неплохая идея! Это ведь примерно так, как недавно хотели сделать в Европе. Как же мы тогда всех опережали!

ТАБАРЕ: Ты, Даниэль, не спеши делать такие комплименты. Тем более что в Европе эту идею предложили не сами футболисты, а коммерсанты от спорта. И у нас это была затея не спортсменов, а политиков.

ДАНИЭЛЬ: Политиков?

ТАБАРЕ: Да, той самой любимой партии нашего Жаманду, партии «Колорадо».

ЖАМАНДУ: Я же сказал, что перешёл в троцкисты!

ДАНИЭЛЬ: Да, Табаре, не обижай Жаманду на ровном месте. Лучше расскажи, в чём там было дело.

ТАБАРЕ: А дело было в том, что появление бунтарской футбольной федерации — прямое следствие политического конфликта, который тогда случился у молодой поросли партии «Колорадо» с бессменным вождём партии Батжже-и-Ордоньесом.

ДАНИЭЛЬ: Это в каком году?

ТАБАРЕ: В 1922-м.

ДАНИЭЛЬ: А что тогда было делить с Батжже? Он же уже трижды был президентом и собирался на покой.

ТАБАРЕ: Дон Пепе — на покой?!

ЖАМАНДУ: Я, наверное, знаю, о чём речь. Как это формулировали наши братья-аргентинцы? «Перонист служит движению. Тот, кто служит политическим кругам или вождю, только называет себя перонистом».

ДАНИЭЛЬ: Нуда, это одна из заповедей перонистов в Аргентине. Только это всё слова. Потому что служили-то они все не движению, а лично Перону. Как там ещё у перонистов было? Что-то вроде «мы создаём организованное государство и свободный народ». Только какой же ты свободный, если клятву верности обязан принести не государству или движению, а всё-таки вождю?![73]

ЖАМАНДУ: Ну, а у нас, в Уругвае, задолго до Перона такая же история была с Батжже. Верность движению на самом деле измерялась верностью лично дону Пепе.

ТАБАРЕ: В корень смотришь! Уругвай — может, и большая демократия, чем Аргентина, и всё-таки и наша формально двухпартийная система из «Колорадо» и «Бланко» была как бы «полуторапартийной». «Бланко» вроде и конкурировали с «Колорадо», но правящей партией в течение десятилетий были всё-таки «колорадос». А внутри их партии даже и после ухода из президентов вождём оставался Батжже. И он вовсе не собирался отказываться от статуса «главного разводящего», ревниво удерживая в своих руках бразды правления правящей партией, кто бы там формально ни становился президентом. И сам хотел, после перерыва, выдвинуться уже и на третий срок.

ДАНИЭЛЬ: Я историю плохо знаю, но ты явно намекаешь на то, что претенденты на этот пост были и другие...

ТАБАРЕ: Именно! И главного такого претендента звали Хулио Мария Соса.

ЖАМАНДУ: Которого Батжже не пускал наверх, потому что он, Соса, был ему недостаточно верен лично?

ТАБАРЕ: Именно!

ДАНИЭЛЬ: И когда Соса не смог прорваться внутри партии, он решил совершить обходной манёвр?

ТАБАРЕ: Именно! Приятно разговаривать с догадливыми людьми!

ДАНИЭЛЬ и ЖАМАНДУ: Ну, это ты нам льстишь!

ТАБАРЕ: Да ладно! Вы действительно правильно догадались. В партии «Колорадо» Хулио Мария Coca обойти по флангу Батжже не смог. И тогда он решил обойти его через футбол.

ЖАМАНДУ: Через наш «Пеньяроль»?

ТАБАРЕ: Ты становишься уже не просто догадливым, а просто мастером интриги! Правильно! Помимо того, что Соса входил в верхушку «Колорадо», входил он и в число самых узнаваемых болельщиков «Пеньяроля». Там он и создал себе «новую платформу», новую базу поддержки.

ЖАМАНДУ: То есть если не получается обойти Батжже в партии «Колорадо», то можно нанести удар, создав альтернативную ассоциации футбольную федерацию с «Пеньяролем» в качестве «несущей конструкции»?

ТАБАРЕ: Истинно глаголешь. Аминь!

ЖАМАНДУ: Аллилуйя! Дай-ка я попробую догадаться, что там ещё произошло. Наверняка в окружении Батжже был и какой-то другой деятель, который, напротив, демонстрировал дедушке полную верность, за что дедушка и толкал не Сосу, а его.

ТАБАРЕ: Да. Некто доктор Нарансио, которого Батжже тогда и стал толкать по политической линии.

ЖАМАНДУ: И сейчас выяснится, что Нарансио был за «Насьональ».

ТАБАРЕ (с интонацией учителя, которому надоело объяснять одно и то же тупому ученику): Он был не просто за «Насьональ». Он был президентом нашего клуба. И именно наш клуб оставался «несущей конструкцией» старой доброй ассоциации.