Самоучитель танцев для лунатиков - Мира Джейкоб

– Придется, – возразил ему Томас.

– Не смей трогать мой мозг!

– Да не буду я ничего трогать, тесты неинвазивные…

– Говорю же, никуда не поеду!

– Сынок, не надо усложнять, ладно? Пойми, нам надо во всем разобраться, только и всего!

– А дальше что? Ну узнаем мы, что у меня нарколепсия, а потом? Как это лечится?

– Не надо забегать вперед! Будем решать проблемы по мере их поступления. Сначала надо определить, с чем мы имеем дело.

– Мы? Мы? То есть ты типа будешь со мной рядом, как будто тебе есть до меня дело?

– Конечно есть! Не дури!

– Хрень! Ты и дома-то не бываешь! Ты даже… – Акил запнулся, посмотрел на мать, на Амину, на отца, уже приоткрывшего рот для оправданий. – Ты нас даже не любишь!

Томас закрыл рот. У Акила покраснели глаза, и на долю секунды Амина с ужасом подумала, что брат сейчас расплачется, но он не издал ни звука.

– Ты думаешь, я вас не люблю? – спросил Томас, едва сдерживая смех, но резко осекся и насторожился, словно дикий олень, прислушивающийся к зловещей тишине. – Вы думаете, я вас не люблю? – повторил он, переводя взгляд с Акила на Камалу, а потом на Амину.

Все молчали. Казалось, вопрос повис в воздухе над полными боли глазами Акила и его скрещенными на груди руками, затем пронесся над выбившимися из растрепанной прически Камалы прядками и наконец мертвой хваткой сжал горло Амины, так что она не смогла бы ничего сказать, даже если бы нашлась с ответом. Томас опустил голову. Взяв тарелку, он подошел к раковине и остановился. Очертания его силуэта слегка подрагивали под лампами дневного света.

– Просто кто-то должен работать, – тихо произнес он.

Амина посмотрела на стол, покрытый крошками и пятнами от еды, на изогнутый след, оставшийся от банки с маринованным манго. Краем глаза она заметила, как отец устало облокотился на кухонную стойку.

– Тебе надо пройти эти тесты, – подала вдруг голос Камала.

– Что?! – недоверчиво спросил Акил.

– Надо.

– Мам, но ты же только что сама сказала…

– А теперь говорю, что это необходимо!

– Почему?! – брызжа слюной, прокричал Акил. – Потому что папа велел? Да это гребаный патриархат! Просто будешь сидеть сложа руки и делать, как он говорит?! НА ДВОРЕ ВОСЬМИДЕСЯТЫЕ, МАМА! ТЫ ИМЕЕШЬ ПРАВО НА СОБСТВЕННОЕ МНЕНИЕ!

Камала прикрыла глаза, медленно выдохнула, словно пытаясь избавиться от этой последней фразы, и спокойно произнесла:

– И никакой машины, пока не будет результатов.

– Что?!

– Это небезопасно.

– С каких это пор?

– Вот с этих, – отрезала Камала, встала из-за стола, огляделась и подошла к дивану, где лежал рюкзак Акила.

– Стой! – вскочил он. – Стой, ты что делаешь?

– Забираю ключи.

– Нет! В смысле, это не обязательно! Не сяду я за руль! Обещаю! Клянусь!

– Тогда зачем тебе ключи?

– А когда ты мне их отдашь?

Камала склонилась над рюкзаком и посмотрела на мужа.

– Как только мы поймем, насколько все серьезно, – ответил Томас.

– А если все серьезно? – спросил Акил.

Амина заметила, что родители снова переглянулись.

– Тогда, – облизнув пересохшие губы, сказала Камала, – ты не будешь водить машину, но это не конец…

– Вообще никогда?

– Ты не сядешь за руль до тех пор, пока мы не убедимся, что это безопасно для тебя и окружающих, – произнес Томас.

Камала полезла за ключами, но Акил стремительно выхватил рюкзак, а другой рукой оттолкнул мать. Он бешено вращал глазами, истекая путом.

– Даже по выходным? Даже на бал? – крикнул он.

– Отдай ключи, – протянула руку Камала.

– Нет!

– Отдай!

– Нет!

Глупое и опасное перетягивание каната продолжалось недолго. Камала дергала рюкзак в одну сторону, Акил – в другую. Наблюдавшая за сценой из-за стола Амина увидела, как мать всем телом откинулась назад, напоминая воина в сари. Акил последовал ее примеру. Они стонали, выли, ругались, и казалось, перевес был на стороне Акила, но тут мать удвоила усилия, напряглась, решив победить сына во что бы то ни стало, однако не заметила, как на его губах промелькнула жестокая ухмылка. В следующую секунду он неожиданно отпустил рюкзак, и тот отлетел Камале прямо в лицо, ударив ее с такой силой, что она упала на спину с глухим стуком. На долю секунды все семейство Ипен оцепенело, глядя, как мать беспомощно размахивает руками и ногами. Ее сари размоталось, лицо было придавлено рюкзаком.

Амина вдруг поняла, что стоит, хотя не помнила, как вскочила со стула. Отец быстро подбежал к матери, оттолкнул от нее Акила и приподнял рюкзак. Под нейлоном и молниями лежала Камала и растерянно моргала, прикрыв рукой один глаз.

– Не вставай! – приказал ей Томас. – Посиди немного.

Камала поднесла руку к щеке, нервно ощупала ее и посмотрела на окровавленные пальцы.

– Это просто царапина, – успокоил ее Томас. – Не трогай! Амина, принеси мне перекись водорода!

Амина повернулась и бросилась в кладовку на трясущихся от ужаса ногах. Там было прохладно, пахло супом и консервами, и ей отчаянно захотелось спрятаться здесь и переждать, пока все не закончится. Раздался стон матери. Амина забралась на мешок с рисом басмати, чтобы достать тампоны, пластырь и перекись.

– Господи, мама! – прозвучал голос брата.

Амина шмыгнула мимо. Ей было почти жаль его: Акил стоял на ковре на коленях с таким видом, будто мечтал провалиться сквозь землю.

– Принеси пакет со льдом! – рявкнул отец, когда Амина протянула ему все, что нашла в кладовой.

Она побежала на кухню, открыла морозильную камеру, вытащила два подноса со льдом и в отчаянии принялась оглядываться по сторонам.

– А где пакеты? – крикнула она.

– О господи, мама! – cнова прошептал Акил.

– Под раковиной, – слабым голосом произнесла мать.

Амина достала пакет, вывалила в него лед и кинулась обратно в гостиную.

Акил не двинулся с места. Камала шарила руками по лицу, словно пытаясь разобрать некий текст, набранный шрифтом Брайля.

– Что еще? – стараясь не дышать, спросила Амина, внезапно осознав свою нужность.

– А стейк у нас есть? – спросил отец.

– Только баранина, – отозвалась Камала.

– Давайте баранину!

– Я принесу, – сказал Акил.

Камала поморщилась, когда Томас убрал с ее лица тампон. На скуле уже вспух огромный синяк. Красный, налитый кровью глаз слегка подергивался. Амина ахнула.

– Все в порядке, – успокоил их отец. – Просто сосуды полопались, поэтому выглядит так ужасно. Видишь мои пальцы? – спросил он, подняв два пальца, а другой рукой прикрыв здоровый глаз Камалы, и та кивнула. – Сколько?

– Два.

– Прекрасно.

Вернулся Акил с бараниной в руках. Мать посмотрела на него налитым кровью глазом, и он расплакался.

– Сесть можешь? – ласково обратился к жене Томас. – Надо осмотреть голову.

Камала села, держась за голову обеими руками, как будто это была наполненная до краев чаша, которую ни в коем случае нельзя расплескать. Томас ощупал ее шею и затылок.

– Вот здесь небольшая шишка, – констатировал он, слегка нажал, и Камала тихонько вскрикнула. – А сейчас следи, пожалуйста, за моими пальцами.

Диагноз был утешительным. Зрение у Камалы не пострадало. Она не казалась оглушенной или подавленной, просто была очень-очень тихой. Мать села на диван с закрытыми глазами, придерживая одной рукой пакет со льдом, а другой – кусок мяса. Акил примостился рядом. От одного взгляда на мать у него задрожали губы, и он отвернулся. Амина с отцом принялись наводить порядок на кухне, убирать остатки еды в контейнеры и оттирать пятна куркумы от плиты и столешницы. Они собрали со стола грязную посуду и составили ее у раковины. Пока Томас подметал пол, Амина наполнила раковину горячей водой и налила туда средства для мытья посуды с запахом лимона.

– Я помою, – сказал отец, отставляя в сторону швабру.

– Все в порядке, папа, я…

– Сядь! – произнес он.

По его тону она не поняла, проявление ли это заботы или наказание, но на всякий случай решила не спорить и повернулась к дивану. Однако сейчас Амине меньше всего хотелось сидеть на линии огня между матерью и братом, поэтому она взяла со стойки на кухне свой рюкзак и достала фотоаппарат.

Получится ли у нее фото Томаса в этом чересчур ярком свете, отражающемся от кафеля? Амина не была в этом уверена и несколько раз меняла настройки, надеясь, что ей все-таки удастся запечатлеть изогнутую тень на спине отца, отвернувшегося к раковине, и брызги пены, летающие в воздухе, словно перхоть. Потом девочка ушла в столовую и сфотографировала смятую и испачканную скатерть. Оттуда сделала несколько снимков сидевших на диване брата и матери, на их лицах плясали голубые отсветы телевизионного экрана. Увеличив резкость, она заметила, что губы Акила шевелятся. Потом дрогнули губы Камалы, а затем – Акила. Неизвестно, что он сказал и что ответила Камала, но секунд через десять они посмотрели друг на друга, рассмеялись и снова умолкли. В любом случае, когда отец закончил мыть посуду, они уже мирно смотрели «Блюз Хилл-стрит», а в руках матери блестела яркая латунь ключей от машины. Томас подошел к ним, вытирая руки полотенцем.