Код Маннергейма - Василий Горлов

Для целей практического ознакомления с достижениями отечественной авиации и воздухоплавания выбрана проходившая в эти дни в Петербурге Вторая международная авиационная неделя. В программе предусмотрены полеты аэропланов, дирижаблей, свободных аэростатов, воздушных змеев и даже прыжки с парашютом. Необычное событие привлекло множество зрителей. Как сообщала читателям газета «Новое время», на открытии праздника присутствовало не менее 175 тысяч публики.

Состязания авиаторов имели преимущественно спортивный характер. Демонстрировались полеты и на меткость попадания в цель снарядом с высоты не менее ста метров, и на точность посадки, а также разведка, преследование воздушного шара и полет для связи. В качестве снарядов использовались бумажные пакеты с мелом. Посадку требовалось произвести в очерченный на поле аэродрома контур. Победителем в меткости бомбометания оказался авиатор г-н Ефимов, продемонстрировавший и наилучшую точность посадки.

Проходили соревнования на Комендантском аэродроме, принадлежащем русскому товариществу воздухоплавания «Крылья». Эта петербургская окраина мне хорошо знакома — неподалеку располагались железнодорожная станция Скачки и Коломяжский ипподром, где не раз, будучи юнкером, и позже — во время службы в Кавалергардском полку — я принимал участие в состязаниях и завоевывал призы.

Тогда на Комендантском поле были лишь бедные огороды жителей Петроградской стороны. Сейчас же периметр занимали ангары, а все пространство вокруг заполняла любопытствующая публика. Из пестрой толпы выделялись подчеркнуто мужественные авиаторы в непременных светлых кепи и сосредоточенные механики в котелках. Об опасности их увлекательного занятия красноречиво свидетельствовала скромная мраморная плита с надписью: «На сем месте пал жертвою долга 24 сентября 1910 года, совершая полет на аэроплане "Фармана" Корпуса корабельных инженеров флота капитан Лев Макарович Мациевич. Памятник сей сооружен Высочайше учрежденным Особым комитетом по усилению флота на добровольные пожертвования, членом которого состоял погибший».

Восторженный прием у публики вызвал полет на биплане «Фарман» г-жи Мациевич, вдовы погибшего авиатора, которая, несмотря на трагическую смерть мужа, решила сделаться первой российской воздухоплавательницей.

Один из организаторов недели, г-н Суворин, сын известного русского издателя, владельца «Нового времени», любезно давал нам пояснения о происходящем. Он продемонстрировал первый аэроплан, на котором установлен пулемет. С особым воодушевлением рассказывал и о предстоящем нынешним летом групповом перелете Санкт-Петербург — Москва. По его словам, любой желающий по завершении двухдневных занятий вполне может управлять аэропланом.

В завершение своей небольшой лекции он предложил нам совершить увлекательную воздушную прогулку. Ко мне он обратился особо:

— Господин барон, позвольте передать вам личное приглашение одного из директоров нашего общества «Крылья». Если вы соизволите его принять, прошу пройти за мной — аэроплан уже подготовлен, и пилот ожидает.

Меня это предложение несколько удивило, но желание подняться в воздух и испытать новые необыкновенные ощущения оказалось настолько сильным, что я не раздумывая согласился.

Суворин проводил меня к биплану «Фарман», полотно крыльев которого сверкало сверим лаком. Аэроплан развернули к центру поля. Авиатор уже занял место в открытой кабине, расположенной впереди, перед крыльями и мотором. Наряд пилота — кожаный реглан и шлем, лицо скрывают большие выпуклые очки. Механик помог мне взобраться в миниатюрное кресло, в котором я при моем высоком росте поместился с большим трудом, и, забрав у меня фуражку, дал взамен такие же, как у пилота, кожаный шлем и очки.

— Сильный ветер, ваше превосходительство, — пояснил он.

Подождав, пока я пристегну страховочные ремни, он провернул пару раз винт, и мотор завелся. Вишневые лопасти слились в сияющий прозрачный круг. Машина, раскачиваясь на неровностях поля, устремилась вперед.

Еще мгновение — и мы отрываемся от земли и постепенно начинаем подниматься все выше и выше.

Я быстро привык к треску двигателя за спиной и целиком отдался наслаждению ощущением свободного полета. Впереди и далеко внизу я видел сверкавший на солнце острой иглой шпиль Петропавловского собора, а на другом берегу Невы — облитый солнечным сиянием и возвышавшийся над прочими зданиями огромный купол Исаакия.

Аэроплан резко накренился, я посмотрел на пилота — он с усилием тянул рычаг управления рулями, разворачивая машину. Теперь мы летели к заливу. Разглядев полукольцо песчаной косы, миниатюрные домики, какую-то фабрику, крошечную мачту железнодорожного пути, я спросил у молчаливого авиатора, перекрикивая гул мотора:

— Что это там, вдали?

— Сестрорецк! — прокричал он в ответ.

Сильным порывом ветра аэроплан вновь накренило — пилоту с трудом удалось его выровнять, но нас по-прежнему тянуло к заливу. Мы стремительно неслись к неприветливым серым холодным волнам со скоростью железнодорожного экспресса — шестьдесят верст в час.

Посмотрев вниз, я обнаружил, что под нами теперь только вода. Надежная суша осталась позади.

— Ну что, барон, испугались? — невежливо обратился ко мне авиатор и громко расхохотался.

Я взглянул на него и испытал удивление, куда большее, чем испуг, на который он рассчитывал. Авиатор поднял очки на лоб, видимо, для того, чтобы я мог его узнать. Рядом со мной в пилотском кресле сидел британский шпион Сидней Рейли.

— Я долго ожидал встречи с вами, барон! — тем временем с устрашающей гримасой продолжал он. — И вот час пробил! В Тибете вы похитили принадлежащую мне ценность и за это должны понести наказание.

Окончив эту высокопарную тираду, он извлек из ящика за своим креслом необычной формы ранец со множеством ремней и довольно ловко закинул его на спину.

— Знаете ли вы, что это? — торжествующе прокричал он, заглушив рев двигателя и свист ветра. — Новейшее изобретение — парашют. Сейчас я сделаю разворот и, когда мы вновь окажемся над сушей, покину аэроплан — мое падение затормозится шелковым куполом. А вы останетесь в машине, которой не умеете управлять, и неизбежно погибнете!

Я извлек из кармана шинели небольшой браунинг, привычку не расставаться с которым приобрел еще на войне, и спокойно ответил:

— Мы погибнем оба, вы не успеете воспользоваться вашим парашютом — прежде я вас застрелю.

Судя по его изумленному виду, такого Рейли не ожидал. Некоторое время он сидел молча, мрачно о чем-то размышляя, и, наконец, обратился ко мне:

— Я надеюсь, господин барон, что вы не воспринимаете все произошедшее всерьез. Это всего лишь маленький забавный скетч, шутка. Но у меня есть для вас и серьезное предложение. Вы владеете удивительной ценностью, обладающей, поверьте мне, необыкновенной силой. Но не знаете, как этим пользоваться. В Тибете, три года назад, мне попался древний папирус, который я сохранил и сумел прочесть, — в нем раскрываются некоторые ее тайны. Почему бы нам не объединиться? Вместе мы сможем достичь необычайного могущества, поверьте — мы будем править миром!

Мотор аэроплана неожиданно странно чихнул, прервав свой привычный рев, на мгновение умолк и вновь заработал, но теперь с перебоями. Рейли побледнел, судорожно схватился за грушу нагнетателя в попытке выкачать хоть каплю керосина, но увы — нижний бак был пуст.

— Они забыли долить керосин! — в отчаянии закричал он. — Мы не сможем вернуться назад — топливо на исходе.

Меня давно уже заинтересовал черный угольный дым, поднимавшийся снизу прямо по нашему курсу.

Всмотревшись, я разглядел неясные очертания острова и понял, что это дымят корабли на кронштадтском рейде.

— Хватит ли у нас керосина, чтобы долететь до Кронштадта? — спросил я.

Встревоженный Рейли ответил:

— Не знаю, может быть. Горючего осталось минут на десять полета.

Он судорожно вцепился в рычаги управления и подавленно молчал, пока наш аэроплан, сжигая последние капли топлива, старательно пытался доставить нас к острову. Я думал о том, что если нам суждено благополучно сесть, то необходимо задержать Рейли и передать его офицерам контрразведки, видимо, давно мечтающим о встрече с этим шпионом.

В тот момент, когда мы уже ясно видели корабли на рейде, величественный Морской собор и другие здания города, двигатель нашего «Фармана» смолк окончательно. Но мы уже были над сушей. К счастью, неподалеку обнаружился плац, пригодный для посадки. Авиатор довольно ловко спланировал.

Когда, ударившись колесами о землю, аэроплан подпрыгнул и покатился по траве, Рейли быстро отстегнул страховочные ремни и прыгнул вниз. Неуправляемый биплан прокатился по плацу и зацепил крылом одно из растущих на краю деревьев. Раздался треск лопнувшей обшивки и хруст ломающейся рамы. Когда я, спустя несколько минут, смог самостоятельно выбраться из-под обломков самолета, Рейли успел скрыться.