Код Маннергейма - Василий Горлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На небольшом черно-белом снимке, сделанном, видимо, для документов, запечатлен шатен с худощавым, абсолютно не примечательным лицом.
— Тут, скорее, нужно ориентироваться на другие данные, — продолжал Дюня, забрав у Николая фотографию. — На те, которые не так просто изменить. Рост — сто восемьдесят шесть, телосложение плотное, отлично развит физически, двурукий — одинаково хорошо способен использовать и левую и правую. Особых примет вроде родинок, шрамов и кольца в носу не имеет. Есть, правда, одна устойчивая привычка — очень любит леденцы. Ну как, похож? — неожиданно спросил Дюня, внимательно наблюдая за реакцией Николая.
— На кого? — самым невинным тоном поинтересовался тот.
— Ну, зачем-то тебе эти данные понадобились, верно?
— Ладно, Дюня. Спасибо за помощь. Пойду я, а то на работе небось уже с собаками разыскивают.
— Ну давай тогда по последней, — Так и не отдав Николаю досье, аккуратно убрал его назад в папку и разлил по бокалам остатки коньяка, — Давай за удачу! — предложил он и, кивнув на забинтованную голову Николая, предупредил: — Будь осторожнее: этот внучок партизана — очень опасная личность. Ну, а если помощь понадобится — звони, я свои долги помню.
Они попрощались, и Николай заспешил к метро. Вслед за ним бар покинула юная любовная парочка. Дюня набрал номер и распорядился:
— Скажи ребятам, чтоб были поосторожнее и близко не лезли. Если рядом с ним действительно ошивается Монгрел — он твоих в момент срисует. И еще: все телефоны Полуверцева — на круглосуточную прослушку. Докладывать лично мне. Конец связи.
Август 200… г., Санкт-Петербург…Да, не бывает в этой жизни, чтобы все получалось как надо. А если все же получается — значит, ситуация кем-то умело организована.
Он это понял уже давно. Поэтому, когда письма оказались у него, Монгрел специально перепроверился — не торчат ли где-нибудь нити, ведущие вверх, к умелой руке кукловода.
Обнаружить ничего не удалось, а тут и сообщение пришло, разрушившее иллюзию успеха. Вот он, на экране лэп-топа — текст письма из Берлина. Старик-криптолог сообщает, что присланные документы не содержат единого ключа, который бы позволил расшифровать тайный код Маннергейма.
Вот так — столько возни с этими письмами, а результата нет. Значит, не прав был старый маразматик, его покойный дед Гядиминас Миндаугас. Трех писем оказывается недостаточно. Видимо, этот упрямый финн Раппала перед смертью все-таки успел шепнуть своей русской внучке что-то важное.
Конечно, нельзя исключить того, что задача с поиском клада Маннергейма не имеет решения. Но этот вариант Монгрел принимать в расчет не хотел.
Итак, девице кое-что известно, но что именно — он пока не знает. Самый короткий путь — правильно ее расспросить. Но короткий — не значит лучший. Необходимо обойтись без дополнительного шума — убийство вице-губернатора и так уже подняло сильную волну в затхлом болоте неповоротливых и коррумпированных российских спецслужб. Кто знает, может, там отыщется кто-то, способный связать концы с концами — тогда на Монгрела откроется Большая Охота. Уйти он, конечно, сможет всегда, но какой ценой…
Поэтому беседу с Анной тет-а-тет придется отложить на крайний случай. Сейчас нужно, оставаясь рядом, помочь ей в поисках.
Ну, и немного припугнуть, чтобы не затевала с ним детских игр в «прятки» и «догонялки».
Май 1911 г., Санкт-ПетербургСобытия моего азиатского путешествия три года спустя вновь неожиданно ярко напомнили о себе. В феврале 1911 года я вступил в командование лейб-гвардии Уланским Его Величества полком, тогда же мне присвоили воинское звание генерал-майора свиты. Полк дислоцировался в Варшаве, в районе чудесного старинного парка Лазенки. Это была одна из лучших кавалерийских частей российской гвардии, но она не имела опыта боевых действий.
Я с огромным воодушевлением приступил к тактическому обучению эскадронов полка, используя уроки японской кампании. Все дни заполняла напряженная работа, вечера же были отданы насыщенной светской жизни, по которой я за годы войны и путешествий изрядно соскучился.
Варшавский высший свет ничем не уступал петербургскому. Это сказывалось прежде всего на финансовых делах — все мои деньги уходили на лошадей и красивых женщин. Очаровательные польские дамы дарили меня своим вниманием, и — увы, живой человек, в особенности мужчина, несовершенен — я тоже был увлечен ими, продолжая хранить в своем сердце образ бесследно исчезнувшей Екатерины.
Но, не менее любовных искушений, занимала меня уникальная реликвия, вывезенная из Тибета, — увы, здесь мои поиски не увенчались успехом. Ни книги беллетриста г-на Сенкевича, среди которых особое впечатление произвели романы «Камо грядеши?» и «Крестоносцы», ни эссе последователей весьма модного эзотерического учения г-жи Блаватской, ни беседы с профессорами истории ни дали ни малейшего ответа на вопрос, что вывезли мы с Григорием из Тибета и с тех пор бережно сохраняли.
В начале мая я отправился в Петербург, в Генеральный штаб, где проводилась военная игра, цель которой — познакомить высшее командование российской армии с применением аэропланов для бомбометания, разведки, фотографирования и иных боевых задач на сухопутных и морских театрах.
В прошлом году по Высочайшему приказу Е.И.В. создана Императорская Российская воздухоплавательная служба под командованием Великого князя Александра Михайловича Романова. Он возглавил эти учения в Генеральном штабе. Великий князь говорил, что текущий момент в истории воздухоплавании в высшей степени интересен тем, что аэроплан впервые выступил не как аппарат для забавных опытов или спорта, чем оставался до сей поры, но как средство передвижения и машина, полезная в различных отраслях жизни и деятельности человека. Современный аэроплан больше уже не игрушка, но могучее и всегда готовое, несмотря на погоду, оружие связи, разведки и даже боя. Для современного военного дела он так же необходим, как и пехота, кавалерия и артиллерия.
Для целей практического ознакомления с достижениями отечественной авиации и воздухоплавания выбрана проходившая в эти дни в Петербурге Вторая международная авиационная неделя. В программе предусмотрены полеты аэропланов, дирижаблей, свободных аэростатов, воздушных змеев и даже прыжки с парашютом. Необычное событие привлекло множество зрителей. Как сообщала читателям газета «Новое время», на открытии праздника присутствовало не менее 175 тысяч публики.
Состязания авиаторов имели преимущественно спортивный характер. Демонстрировались полеты и на меткость попадания в цель снарядом с высоты не менее ста метров, и на точность посадки, а также разведка, преследование воздушного шара и полет для связи. В качестве снарядов использовались бумажные пакеты с мелом. Посадку требовалось произвести в очерченный на поле аэродрома контур. Победителем в меткости бомбометания оказался авиатор г-н Ефимов, продемонстрировавший и наилучшую точность посадки.
Проходили соревнования на Комендантском аэродроме, принадлежащем русскому товариществу воздухоплавания «Крылья». Эта петербургская окраина мне хорошо знакома — неподалеку располагались железнодорожная станция Скачки и Коломяжский ипподром, где не раз, будучи юнкером, и позже — во время службы в Кавалергардском полку — я принимал участие в состязаниях и завоевывал призы.
Тогда на Комендантском поле были лишь бедные огороды жителей Петроградской стороны. Сейчас же периметр занимали ангары, а все пространство вокруг заполняла любопытствующая публика. Из пестрой толпы выделялись подчеркнуто мужественные авиаторы в непременных светлых кепи и сосредоточенные механики в котелках. Об опасности их увлекательного занятия красноречиво свидетельствовала скромная мраморная плита с надписью: «На сем месте пал жертвою долга 24 сентября 1910 года, совершая полет на аэроплане "Фармана" Корпуса корабельных инженеров флота капитан Лев Макарович Мациевич. Памятник сей сооружен Высочайше учрежденным Особым комитетом по усилению флота на добровольные пожертвования, членом которого состоял погибший».
Восторженный прием у публики вызвал полет на биплане «Фарман» г-жи Мациевич, вдовы погибшего авиатора, которая, несмотря на трагическую смерть мужа, решила сделаться первой российской воздухоплавательницей.
Один из организаторов недели, г-н Суворин, сын известного русского издателя, владельца «Нового времени», любезно давал нам пояснения о происходящем. Он продемонстрировал первый аэроплан, на котором установлен пулемет. С особым воодушевлением рассказывал и о предстоящем нынешним летом групповом перелете Санкт-Петербург — Москва. По его словам, любой желающий по завершении двухдневных занятий вполне может управлять аэропланом.