Принцесса для киллера - Анна Гур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чувства Ивана Каца имеют ледяной окрас, от него веет потусторонним холодом и глаза сейчас как два кристалла – совсем белесые, бесчувственные.
С мамой он был другим, а сейчас. Он пугает до жути.
И смотрит на меня так, словно не хочет видеть…
– Ты слишком на нее похожа, Маша, – говорит чуть поморщившись. – Я не разрешаю тебе покидать поместье. К матери ты не поедешь.
– Папа…
Резко втягиваю воздух и чувствую, как меня опять начинает потряхивать. Отец смотрит на мои руки, которые я прячу под столом.
– Есть вопросы, которые я должен разрешить, и советую не усложнять себе жизнь. Буду наказывать за ослушание со всей строгостью. Сейчас все мое внимание занимают другие проблемы.
Отец встает и отбрасывает салфетку в сторону. Разговор окончен. Приговор вынесен. Обжалованию не подлежит.
– А гулять по окрестностям мне хоть позволено?! – рявкаю в негодовании. – Или запрешь в комнате, а лучше уж сразу в подвал!
Поворачивает голову в мою сторону и смотрит словно сквозь меня.
– Не перегибай, дочь. Не нарывайся. Территория поместья безопасна. Можешь гулять, где хочешь и сколько хочешь. Абрам настоятельно рекомендовал прогулки на свежем воздухе. Но если попробуешь выйти за ворота, во-первых, тебя охрана не выпустит ни под каким предлогом, а во-вторых, я об этом узнаю. Запомни это и прими как данность.
Отец уходит. А у меня внутри все горит от обиды и боли.
К матери не пустил… Изверг.
И тут до меня доходит. Неужели выбила для себя поблажку?! Я ведь могу гулять, где хочу, на территории поместья!
Скажем, в лесу. У охотничьего домика…
Улыбаюсь. Впервые за все время этого беспросветного ужаса.
Быстро встаю и направляюсь в комнату. Влетаю и нахожу свой рюкзачок, который напичкан предметами первой необходимости. Еще школьницей я загорелась идеей стать врачом и собрала свою первую аптечку в классе седьмом. С годами по мере расширения знаний я пополняла запасы.
Сейчас у меня полный комплект всего необходимого.
Надеваю кеды, беру ветровку с кепкой и отправляюсь погулять по территории. У всех дел по горло, отец объявил полную боеготовность, так что никому особо нет дела до шатающейся по лесам царской дочки.
Дозволение на прогулки у меня есть, а к воротам я не сунусь.
Когда ты живешь с хищниками, ты учишься выживать в их среде. Так иду погулять, в лесу нет наблюдения, и я оказываюсь там, где нужно. У дальнего охотничьего домика.
Отец с Митом часто охотились и таких вот домиков, оборудованных всем необходимым, здесь несколько. Честно сказать, это не халупа, а полноценный особняк, все удобства имеются, включая водопровод и спутниковую антенну. Мой отец параноик и все всегда предусматривает.
Чем ближе подхожу к деревянной двери, тем быстрее стучит сердце, воровато оглядываюсь по сторонам и придаю себе ускорения, правда, когда дохожу, останавливаюсь у окна и прислушиваюсь к посторонним звукам.
Гринвуд может быть не один.
Убедившись, что все чисто, я быстро вхожу в дом и вдыхаю запах дерева и антисептика.
После солнца помещение кажется очень темным и мне требуется время, чтобы проморгаться и увидеть кровать, на которой кто-то лежит. Окна зашторены, так что света немного, и я тихонечко иду в ту сторону.
Как только зрение приходит в норму, мне, наконец, удается рассмотреть лежащего на постели мужчину, и я замираю, кусаю кулак, чтобы не заорать в голос.
Джокер сильно избит, лицо с рассеченной бровью говорит о том, что, кажется, моему хищнику добавили еще один шрам.
Скольжу взглядом вниз и впервые вижу увитую татуировками грудную клетку. Рассматриваю мускулы. Это что-то невероятное. Мышцы пресса бугрятся кубиками. Сильный зверь забит под завязку и даже на животе рисунки.
Замираю от красоты. Его тело подобно картине. Красивой, завораживающей и говорящей о хищной сути носителя этих рисунков.
Взгляд упирается в простыню, которой укрыт пах. Кажется, Джокер полностью обнажен и у меня руки чешутся потянуть за материю и посмотреть, что скрывается под ней.
Мотаю головой, чтобы отключить эмоции, и у меня получается. Начинаю осмотр, руками тоже можно многое понять. И как только касаюсь горячей кожи, понимаю, что у Гринвуда сильный жар, осматриваю раны под пластырями на предмет нагноения, проверяю ушибы и отеки.
Рядом с Филом на прикроватной тумбе лежат лекарства, беру склянки, читаю надписи. Вижу шприцы, антибиотики, бинты, все, что нужно для перевязки.
Только как раненый и слабый Гринвуд мог сам себя проколоть?!
– Сволочи, какие же сволочи…
Ругаюсь сквозь зубы. Бросили умирать! Законы стаи жестоки. Слабый не выживает. Естественный отбор…
– Мммаша…
Слышу стоном и подпрыгиваю от неожиданности, но Фил, видно, бредит.
– Сейчас, я сейчас… потерпи чуток…
Пока сердце отбивает неровный ритм, пальцы работают со всей хладнокровностью. Выбираю необходимые препараты. Ломаю ампулу и набираю шприцом лекарство. Колю Джокеру коктейль из антибиотиков и жаропонижающих, ставлю капельницу.
Сажусь на краешек кровати, затем и вовсе скидываю обувь, ложусь рядом. Прижимаюсь всем телом и наблюдаю за работой системы для переливания инфузионных растворов.
Перевожу взгляд на парня, чье тело усыпано татуировками и шрамами. Фил похож на пирата из сказок. Нет, он совсем непохож на Джонни Деппа в образе Джека Воробья.
Рядом с Джокером последний выглядит клоуном.
Передо мной настоящий пират Средиземноморья из эпохи самого расцвета этой братии. Жестокий, одинокий, одичалый капитан корабля с Веселым Роджером на флаге. Провожу пальчиками по узорам татуировок и чувствую, как сокращаются мускулы. Кажется, они живут своей отдельной жизнью.
Опускаю губы на горячее плечо и целую солоноватую кожу. Сердце в груди отбивает барабанную дробь и немного страшно, что Фил может внезапно прийти в себя и поймает меня.
Пальцами чувствую рваные порезы, рубцы и свежие раны, а сама вспоминаю его откровение:
– Ты жизни не видела, в аду не жила… Я расскажу тебе, что такое жестоко. Жестокость – это когда отец выкидывает ребенка на улицу, когда ты вынужден выживать и рыскать еду в помойке… Я землю жрал от голода, перебивался… Голодающий ребенок, выживающий в трущобах – это жестоко.
Вытаскиваю иглу из вены, кладу ладонь на влажный лоб и глажу своего неправильного героя по колючей щеке.
– Все будет хорошо, Фил, я тебя вытащу…
Не могу удержаться и слегка целую изувеченные губы. Припадаю к ним и слезы срываются с ресниц, падают на его лицо и проскальзывают, теряясь в коротком ежике волос.
Отстраняюсь. На миг кажется, что длинные пушистые ресницы дрожат, будто Джокер сейчас распахнет глаза и уставится на меня своими графитами, словит на украденном
