Черный альпинист - Юрий Ищенко

Чуть оттаявшая тропа у реки держала хорошо, устал и присел передохнуть на мшистой полянке лишь через полчаса. Есть еще не хотелось. С утра он один дохлебал щи из тушенки с крапивой, мужики с перепоя смотрели на него, жующего, с отвращением. Просто покурил, осматривая окрестные красоты.

В Алма-Ате он накупил местных сигарет, по нескольку пачек «Казахстанских», «Медео», «Золотого руна», когда-то считал их лучшими сигаретами в Союзе. Местный табак, выращиваемый в Чиликском районе уйгурами, был элитным, шел на экспорт. Но с тех пор, как оказалось, и сигареты изменились к худшему. И московская «Ява» была бы лучше. На худой конец «Кэмэла» блок купил бы.

Сверил маршрут по карте. Набрал в ладонь с куста мелких ягод можжевельника, пожевал — терпкие ягоды бодрили, вода из родника била таким холодом и чистотой, что зубы звенели. Как там ни сложится, подумал, а если даже и загнется, то в самом красивом месте.

Сжевал и маленький комочек мумие, он верил, что это мумие спасло Сашку, спасет и его. Встал, с высокого валуна взвалил на плечи мокрые лямки рюкзака, потопал дальше.

За каждым пройденным отрогом языки снежного зверя все ниже спускались по склонам гор. Снег блестел под высунувшимся ярким солнцем, Тахир чувствовал, что на лице кожа печется. Пацаном в степи на уборке табака он прятался от солнца, не хотелось быть таким же черным, как местные угрюмые уйгуры. Стеснялся их. Хотелось выглядеть европейцем. Чтобы девочки любили, русские девочки. А сейчас загар был в кайф.

Но уже после двух часов пополудни из-за дальнего пика, который на карте оказался его давним знакомцем Жингаши (надо же, не признал — сам удивился), выползли отвратительные даже на вид огромные белоснежные облака. Приближаясь, они темнели, нижняя изнанка вовсе чернела. Тахир прибавил ходу, но с непривычки боялся раньше времени выбиться из сил. Ему ведь еще пришлось, подойдя к Жингаши, взбираться на плоскогорье, небольшое горное плато, сплошь покрытое густым еловым лесом, — где-то с противоположного края и прятался домик директора турбазы. Место, конечно, роскошное.

Глухо тукнули с той стороны, куда брел, уже покачиваясь, выстрелы. Обрадовался, а до того были опасения, что набредет на брошенное жилье или вообще на пепелище.

Под елями было тихо, ноги пружинили на толстом слое сухой хвои, у корней торчало из нее несметное количество грибов, подмерзших, но в пищу вполне годных. Надо бы пособирать, прикинул Тахир. Потянуло дымком, с наслаждением принюхался, шел уже, как пес на запах очага.

Домик оказался меньше, неказистее, чем ожидал. Чуть ли не сруб из огромных бревен, второй этаж настроен из шитых досок, в целом же прочное, солидное сооружение. Из высокой трубы выбивался голубой дымок. Ни забора, ни двора не было — лишь небольшая пристройка, сарайчик позади дома. На огромном пне мужик рубил дрова. Охотничье ружьецо стояло у окна, рядом валялась связка кегликов (горных куропаток).

— Бог в помощь, — сказал Тахир. — На постой примете?

— Разве тебе откажешь? — спокойно спросил хозяин.

Был он невысок, худ, по-юношески строен и прям, в рваной фуфайке. Выбеленная голова и борода. Небольшие, глубоко посаженные глаза смотрели строго, колюче. А вот кожа на лице и руках была почти черной, отчего старик казался похожим на умудренного индусского аскета. Подойдя, метров с трех Тахир узнал его. Это был Евсей.

Пять лет назад, когда Сашка погиб на Жингаши, а Тахир вернулся забрать свой приз — Марину, лишь Евсей гневно повторял вслух слова, читаемые в глазах многих: «Ты убил его». Тахиру тогда пришлось несколько дней отлеживаться на турбазе, в своем номере, никуда не выходя, дожидаясь окончания поисков тела Сашки (безрезультатных) и скоротечного следствия, произведенного участковым их села Горный Гигант. Он не прятался в номере, на взгляды отвечал прямыми взглядами, но вот Евсея он видеть не мог — Евсей, казалось ему, читал все его мысли.

И пусть прошедшие годы зарубцевали, загладили и занесли сором многое, — взгляд у Евсея не изменился. Молчал и смотрел на Тахира, рука с топором занеслась над плечом (Тахир не отшатнулся, но изготовился для прыжка, поспешно спустив лямки с плеч). Евсей всадил топор в колоду для рубки дров, позвал:

— Пойдем, устрою.

И Тахир потащился с рюкзаком в руках за ним. Жить ему определил Евсей на втором этаже, в небольшой комнатке с кроватью, маленьким камином для особых морозов, двумя венскими стульями, столиком, на стенах, как когда-то на турбазе, фотографии горных вершин: Хантегри, пик Ленина, пик Жингаши… Старик снял с него сотню долларов за первую неделю пребывания, не спрашивая, зачем Тахир появился, как долго пробудет, ничем не интересуясь и даже не показав, что они знакомы.

Вечером (Тахир выспался, помылся в душе — в подвале дома стояло динамо, Евсей жил с электричеством и с горячей водой) они обедали на пару — ели зажаренных на вертелах куропаток. С толстыми лепешками из муки грубого помола, с подливой из грибов. Оказалось, старик хорошо готовит, так что сумасшедшие деньги драл не зря. Тахир спросил, надолго ли зарядил снег. Евсей посмотрел за маленькое оконце, отрицательно покачал головой.

— Тогда я с утра уйду. Прогуляюсь по окрестностям, — предупредил Тахир. — На весь день или даже на два-три дня. Не беспокойтесь.

— Да хоть пропади ты навсегда, я не обеспокоюсь, — вдруг сказал Евсей.

— Ну вот и славно. Спасибо за замечательный ужин, спокойной ночи, — и Тахир поднялся из-за стола.

Встал в пять утра по звонку будильника на наручных часах. Достал из рюкзака верблюжий свитер, непромокаемые ватные штаны, верблюжьи носки и куртку-ветровку, подбитую пухом. Взял небольшой плоский рюкзачок, который можно было наглухо крепить на спине, так что не мешал ни бегать, ни стрелять. Сложил в него две банки ветчины, сухари, шоколад, остатки спирта, сигареты, спальный мешок, пять обойм для винтовки Драгунова и две коробки патронов для «стечкина». Еще на пояс повесил нож, компас, в карманы разложил спички с сигаретами, немного патронов, одну гранату-лимонку. Вытащил из чехла короткие лыжи, натер мазью и опалил мазь головней из камина внизу. Евсей не выходил. Тахир на всякий случай пошуровал во всем доме, кроме каморки хозяина, — в кладовой, в сарайчике за домом, во второй комнатке для гостей. Ничего подозрительного, указывающего на пребывание здесь Черного Альпиниста.

Вышел. Встал на лыжи, заработал палками, побежал. Сделал большой круг вокруг дома — никаких следов на свежем сухом снегу. Только птичьи, да успела угодья осмотреть большая рысь. Это в России, в охотничьих заказниках постреливая, он поднаторел в «чтении следов».