Черный альпинист - Юрий Ищенко

— Молдаванин, сколько раз объяснять! — поправил напарника Гена.

— Парни, а зачем муровались так? Неужто такой шорох этот псих навел?

— Ну, отчасти для понту все это. Чтобы дежурящие себя спокойней ощущали. Страху-то хватает. Уже при мне, недели две назад, он двоих того, скопытил. Мы их потом отыскали, конечно, за хребтом. Упаси Магомет меня такие рожи у трупов видеть. А появляется он здесь частенько. Бегает, под солнышком греется. По ночам орет, это самое паскудное, плохо так орет.

— И что, не сняли? Для чего эти пулеметы, винтовки снайперские…

— Раньше все палили. За него деньги обещаны, сперва сто баксов давали, потом тысячу, сейчас… Гена, сколько дают?

— Десять зеленых кусков, — мрачно сказал Гена. — Мурик, не веди этих разговоров, сам знаешь, поганая примета.

— Все, завязываю. В общем, чем больше палишь по нему, тем он к дежурным хуже относится. Проверено. Нам по тонне в неделю дерьма закидывают. Мы по скалам пуляем. И нам хорошо.

— Полный ништяк, — не выдержал уже Гена, — глянь под окно, полковник. Там штаны этого балбеса валяются, в говне. Он за водой вчера пошел, а на том берегу тот стоит. Мурат сюда за секунду влетел, а обосраться еще быстрее ухитрился.

— А лучше так, чем как те… — тихо сказал Мурат.

— Слушайте, если все так, мне его здесь и надо стеречь, — заинтересованно предложил Тахир.

Лица у солдат вытянулись. Дергающиеся желваки под щетинистой кожей на скулах делали их похожими на ежей.

— Не тяни нас за собой, будь так добр, — проникновенно попросил Мурат. — Все вы мудозвоны, однако. Сибиряк, таежник приперся неделю назад. Тоже заработать решил. А тут осмотрелся, никуда, говорит, и идти не надо. Ну, мы его выперли, он сгинул. А мы дальше веселимся. Да, Гена?

Гена подошел, кивая. Неожиданно уселся на коленях рослого Мурата и долгим засосом впился в желтые от табака десны напарника. Переводя дух после поцелуя, Мурат объяснил:

— Видишь, парень, скучно тебе с нами будет. У нас своя жизнь, у тебя своя. Так что двигай с утра. Мы тебе тропинку укажем. К старику, Известная такая тропинка: по ней много орлов ушло, а обратно только один. Пришел и говорит — теперь я Черный Альпинист! А его в дурку, в Алма-Ату, на Каблуково.

— Сука, на фиг на ночь упоминаешь? — обозлился Гена.

Мурат вместо ответа продолжил лизаться с дружком. Тахир понаблюдал, надеясь, что маскарад для него играют ребята. Но те уже шарили друг у друга в штанах.

— Я по турбазе пройдусь, — буркнул Тахир, — закройтесь.

Еще хватало света, чтобы пройтись к березовой рощице, к белым одноэтажным коттеджам, в которых он жил пацаном. Много лет, много июлей (секция выезжала всегда в июле) подряд. Запустение и разруха: облезла краска, сгнили доски обшивки, выбиты стекла; валяются прямо на траве вышвырнутые из комнат матрасы. Пара коттеджей обгорела, чернеют угольными остатками.

В эту осень дикая малина вольготно разрослась, заглушила траву, укрыла утоптанные дорожки, длинные белесые стебли неохотно пропускали Тахира, осыпая его водой с пожухлых листьев. Он сорвал в ладонь несколько ягод, закинул в рот — ягоды были водянистые и безвкусные.

Зашел в крайний корпус над обрывистым берегом речки, здесь они и жили пацанами в первый заезд. Тогда еще был боксером Сашка, Рашидка, младший брат, тоже на халяву прокатился. Парень постарше после отбоя рассказывал жуткие истории о Черном Альпинисте, Тянь-Шаньской Деве с серебряными глазами, чья любовь делает тебя прозрачным и холодным. Они спорили, кто-то давал трешь, если найдется смельчак сбегать к дальней ели на склоне, через речку, где его поджидает Черный Альпинист.

Тахир не побежал, другой кто-то сбегал, — а на крыше с бабой на матрасе лежал тренер Дмитрич. Зашел позже в палатку и дал поджопник смельчаку, — оказалось, тот слукавил, засел за кустом на середине тропы — из окон его видно не было.

Он спустился по крутой тропке к речке; скорее, это были журчащие родники, невидимые под оледенелой травой и огромной, как лопухи, крапивой. Нагнулся и сорвал стебель крапивы, она не жгла руки. Бывало, стрекался весь, старшие любили закидывать салажат в самые заросли. А теперь ничего не чувствует почему-то. Тахир обиделся. Вдруг подумал, что на ужин ждет тушенка, почему бы супчика полезного не соорудить. Сорвал побеги помоложе, засунул за пазуху, к теплой деревянной кобуре «стечкина».

Черного Альпиниста не боялся. Тахир был уверен, что это его вечер, его памяти и покоя, по праву. Побрел мимо трехэтажного, из бревен, элитного туристического корпуса. В нем и жили они с Мариной. Он не хотел уже ничего вспоминать. Но паскудная, злобная память разматывала путаные клубки в его мозгу, и выплыли картинки, разговоры, его переживания.

Тахир вздрогнул и остановился — в двух метрах над ним заскрипел мегафон радиосвязи.

— Дор-рогие отдыхающие, перехожу на прием, — раздался громкий пьяный голос Мурата, — выд-даю концерт для до-рогих гостей из Москвы!

Снова скрежет, шуршание, бормотанье — «мать вашу, поставить нечего…», затем заиграла музыка.

Тахира перекосило: играл «Аквариум», эту группу дома, в Москве, непрерывно слушала Марина. Типа: «Марина мне сказала, что меня ей мало. Что она устала, она охренела, сожгла свой мозг и выжгла тело…» Но хоть не этот альбом Мурату попался.

Над почерневшей от холода, воды и сумерек долиной, выше, к белеющим верхам гор, к серым скалам неслись фразы:

Выключи свет,Оставь записку, что нас нет дома.На цыпочках, мимо открытых дверейТуда, где все светло, туда, где все можноИ можно жить надменным, как сталь,И можно говорить, что все не так, как должно быть,

И можно делать вид, что ты играешь в киноО людях, живущих под высоким давленьем.Но с утра шел снег, с утра шел снег.Ты можешь быть кем-то еще, если ты хочешь.Если ты можешь…

А ведь ему нравилась песня. А вторая, прозвучавшая следом, вообще попала в точку, в его ожиданье, его надежду, его воспоминанья…

…Но сделай лишь шаг, и вступишь в игру, в которой нет правил.Нет времени ждать, едва ли есть кто-то,Кто поможет нам в этом.Подай мне знак,Когда ты будешь знать, что выхода нетСтруктуры тепла.Еще один символ, не больше, чем выстрел.У нас есть шанс, у нас есть шанс, в котором нет правил.Время Луны, это время Луны.У нас есть шанс, у нас есть шанс, в котором нет правил.

— Спасибо, — пробурчал Тахир репродуктору, пошел дальше, точно зная, какие песни последуют. И угадал — зашелся криком «Чингиз-хан».