Из Ночи и Хаоса - Дженна Вулфхарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава XXVI
Тесса
Мы разделились, обыскивая покои королевы на предмет потайных дверей. В жилой зоне я ничего не заметила, хотя было трудно что-либо обнаружить из-за растений, заполонивших каждый свободный уголок. В спальне, которую обыскивал Кален, тоже ничего не оказалось, так что Торин, завершив исследование ванных комнат, стал тем, кто издал победный возглас.
Когда мы с Каленом присоединились к нему, он отодвинул гобелен, за ним оказалась дверь, высоты которой едва хватало для меня, не говоря уже о рослых фейри. На дереве был выгравирован странный символ – круг, окруженный пятью звездами, соединенными закрученными линиями. В самом центре сверкал оникс, вделанный в дерево.
Этот был тот же символ, что я видела на шеях у штормовых фейри, с которыми мы столкнулись в Итчене.
Мой желудок скрутило, а к горлу подступил комок страха.
– Это нехороший знак.
– Это определенно как-то связано с богами, – пробормотал Кален, не сводя глаз с бледнеющего Торина. – Мне так жаль. Я надеялся, что мы ошибались.
Торин с усилием вздохнул.
– Конечно, она замешана. Только королева, верная богам, могла захотеть, чтобы ее дети убивали друг друга.
Я поджала губы. На это действительно нечего было сказать. Он, конечно, был прав. Оберон был более жестоким правителем, чем Татьяна. Но ее ненависть была более интимной, более личной. По крайней мере, Оберон пытался защитить человека, которого любил больше всего на свете. Татьяна была полной противоположностью.
Но жестокая правда заключалась в том, что, возможно, и король, и королева могли бы быть другими. Возможно, ни один из них не стал бы таким извращенным, если бы не влияние богов.
Было ясно, что присутствие божественной силы поблизости или ее использование искажало сердце человека до тех пор, пока он не превращался в пустую оболочку. Заложник силы бога становился способен на чудовищные поступки и забывал о сострадании.
И этого я должна была ожидать, если не возьму свою силу под контроль.
– Посмотрим, что там внизу? – сказал Кален, обнажая меч.
Торин кивнул и толкнул дверь. Петли заскрипели, когда дверь открылась внутрь, и на нас уставилась зияющая пропасть черного небытия. Резкий порыв ветра ударил в лицо, принеся с собой ошеломляющее, ни с чем не сравнимое зловоние. Я стиснула зубы и приготовилась ощутить силу бога. Плотная, темная магия, казалось, вибрировала в самых недрах замка, под городом. И исходила она из туннеля, в который мы собирались войти.
– Кален, ты чувствуешь это? – прошептала я.
– К сожалению, – сказал он, крепче сжимая рукоять меча, – хотя я не могла не задаться вопросом, поможет ли меч против того, что наполняет воздух привкусом смерти, болезни и страха? Каким оружием мы могли бы противостоять этому? – Я пойду первым. Держись позади меня.
Торин открыл рот, чтобы возразить, но Кален бросил на него быстрый взгляд. Фейри из Туманной Стражи были его самыми близкими друзьями – его семьей, – и он терпел от них многое, чего не потерпел бы от других. Но в этот момент король Кален Денар приказал нам оставаться в стороне. И, несмотря на опасность, я ничего не могла поделать с чувством, которое наполняло меня пьянящим жаром. Кален был самым великолепным созданием, которое я когда-либо видела в своей жизни.
Кален шагнул в темный туннель без тени страха на лице. Я последовала за ним, в то время как Торин прикрывал тыл. Фейри пришлось пригнуться. Низкий потолок едва не касался моей макушки. Внутри нарастало ощущение неправильности происходящего. И по мере того, как мы медленно продвигались вперед, мне приходилось стискивать зубы, чтобы не поддаться желанию развернуться и побежать обратно тем же путем, которым мы пришли.
С каждым шагом становилось все хуже. Каждое дуновение ветра, касавшееся лица, отзывалось в сердце громом неминуемой гибели. Казалось, что мы идем прямо в преисподнюю, чтобы никогда больше не выбраться оттуда.
Никогда больше не увидеть света.
Туманы Царства Теней были ничем по сравнению с мраком этого подземелья. Снаружи, даже в самую темную ночь, сквозь туман пробивалась полоска света. Сейчас вокруг не было ничего, кроме черноты, такой всеобъемлющей и бесконечной, что я не могла разглядеть даже смутных очертаний Калена передо мной. Я почти ничего не слышала – только свое прерывистое дыхание и скрип собственных ботинок по камню.
Все, что я могла ощущать, – это себя саму.
Внезапный приступ паники охватил меня.
Я протянула руку в перчатке и нащупала талию Калена, твердую под моими прикосновениями. Он был рядом. Паника мгновенно улеглась. Он все еще был со мной. Я была не одна в этом месте, навсегда потерянная в темноте.
Я не знала, как долго мы так шли. Мгновения казались часами или даже днями. Время, по ощущениям, потеряло всякий смысл. Я начала задаваться вопросом, не приходили ли боги и не уходили ли они, полностью уничтожив мир, в то время как мы трое блуждали в залах, сотканных из ночи.
Впереди, за углом, показалось далекое сияние, и я с облегчением выдохнула, когда зрение начало проясняться. Кален продолжал идти вперед, держа меч перед собой. Я оглянулась через плечо, чтобы проверить, как там Торин. Он шел следом с сурово сжатой челюстью. В его глазах читалась та же тревога, что и в моем сердце.
Мы завернули за угол и подошли ко входу в пещеру. Сияние, исходящее от полированного белого камня, установленного на возвышении, усилилось и осветило поросший мхом потолок. Вода капала на зазубренные камни вокруг нас.
Кален тихо свистнул, и звук разнесся эхом, разлетаясь все дальше и дальше, как будто пещеры уходили глубоко в темную землю.
В этом месте не было ничего, кроме белого камня и ступеней, ведущих на возвышение прямо перед нами. Что-то внутри подсказывало, что мы должны сейчас же развернуться и уйти, чтобы никогда не возвращаться. Это ощущение неправильности пропитало воздух и вместе с влагой липло к коже. Мы нашли то, за чем пришли сюда, – камень, в котором, вероятно, заточен бог. Так же, как в ониксе под Итченом и в ожерелье Оберона. Больше нам ничего не нужно было знать.
Торин мотнул головой в сторону камня:
– Там, наверху, есть что-то еще. Похоже, в возвышении вырезано что-то вроде скамьи или сиденья.
Я проследила за его взглядом, борясь с тревогой. По краю возвышения действительно шли две плоские каменные грани, соединенные под углом. Их трудно было разглядеть, но это явно было неестественно.